В клетке

– Умнее кого?

– Знаете, если бы я только не боялся, что вы сочтете меня краснобаем, я бы сказал – умнее всех! А если вы уйдете из вашей конторы, то где же вы тогда будете работать? – спросил он уже более серьезным тоном.

– О, это будет так далеко, что вам меня не найти!

– Я вас найду везде.

Это было сказано настолько более решительно, чем все предыдущее, что истолковать его слова иначе она не могла. «Я готова все для вас сделать! Я готова все для вас сделать!» – повторяла она. Она чувствовала, что все уже сказано, так могло ли иметь значение, добавит она что-нибудь или нет? Поэтому достаточно было одного пустячного замечания, чтобы великодушно избавить его от неловкости, в которую повергал этот торжественный тон его или ее слов. – Конечно же, вам, должно быть, приятно думать, что около вас есть люди с такими чувствами.

Он, однако, сразу не отозвался на эти слова; он только глядел куда-то в сторону и курил.

– Но вообще-то вы ведь не собираетесь менять, профессию? – спросил он наконец. – Вы по-прежнему будете работать в одной из почтовых контор?

– Да, по-моему, у меня есть к этому способности.

– Еще бы! Кто же может с вами сравниться! – Тут он повернулся к ней снова. – А что, переход на новое место дает вам большие преимущества?

– На окраине квартиры дешевле. Я ведь живу с матерью. Нам нужны комнаты попросторнее; и притом есть одно определенное место, которое удобно мне по особым соображениям.

Он задумался:

– А где же это?

– О, вам это совсем не по дороге. У вас не хватит времени ехать так далеко.

– Но я же вам сказал, что приеду куда угодно. Вы что, мне не верите?

– Да, раз-другой. А потом увидите, что вам это не подходит.

Он курил и думал; чуть потянувшись и выставив вперед ноги, постарался устроиться поудобнее.

– Да, да, я верю всему, что вы говорите. Я все принимаю, в этом есть что-то необыкновенное.

Ее, разумеется, поразило – и к чувству этому почти не примешивалось никакой горечи, – что, позволив себе вести себя с ним так, как будто он был ее давним другом, стараясь все для него уладить и оказать ему то единственное благодеяние, какое ей было под силу, она становится в его глазах необыкновенной.

– Не уезжайте, не уезжайте! – продолжал он. – Мне будет так ужасно вас не хватать!

– Так, выходит, с вашей стороны это вполне определенная просьба? – О, как ей хотелось, чтобы к словам ее не примешивалось никакой жесткости, чтобы это не походило на то, что она торгуется с ним! Ей это должно было достаться совсем легко, ибо, в сущности, что же она от всего этого выгадывала? И прежде, чем он успел ответить, она добавила: – Уж если говорить все до конца, то я должна вам сказать, что в работе у Кокера кое-что особенно меня привлекает. Туда приходят все люди вашего круга. Мне нравятся все эти ужасы.

– Ужасы?

– Те, которые вы все – вы знаете, кого я имею в виду: ваше общество – выкладываете передо мной с такой безучастностью, как будто я не человек, а просто почтовый ящик.

Слова эти привели его в большое волнение:

– Но ведь они же не знают!

– Не знают того, что я не дура? Ну конечно, нет, откуда же им знать?

– Да, в самом дел®, откуда! – сочувственно подтвердил капитан. – Но, может быть, все-таки «ужасы» чересчур уж сильное слово?

– То, что делаете вы, как раз и есть это чересчур! – выпалила вдруг девушка.

– То, что делаю я?

– Ваше сумасбродство, ваш эгоизм, ваша безнравственность, ваши преступления, – продолжала она, не замечая, как он переменился в лице.

– Подумать только! – Лицо это выражало величайшее изумление.

– Говорю вам, они нравятся мне, я попросту упиваюсь ими. Только не будем больше к этому возвращаться, – спокойно продолжала она, – ведь единственное, что достается на мою долю, это невинное удовольствие от того, что я что-то знаю. Знаю, знаю, знаю!… – вкрадчиво прошептала она.

– Да, так ведь оно и было у нас с вами, – ответил он уже гораздо свободнее и проще.

Этой простотой его она могла насладиться сполна в тишине, когда оба они умолкли.

– Если я останусь потому, что вы этого захотели – а я, пожалуй, способна это сделать, – есть две или три вещи, которые, по-моему, вам следовало бы помнить. Одна – это то, что иногда я просиживаю там и дни, и недели, а вы не появляетесь ни разу.

– Верьте, я буду приходить теперь каждый день! – воскликнул он.