я провожу слишком много времени с
— Так думают все, если вас это интересует, — сказал Уинтерборн.
— Конечно, интересует! — воскликнула Дэзи, и в голосе ее послышались серьезные нотки. — Но я не верю этим людям. Они только притворяются, будто это их шокирует. По существу же им нет до меня никакого дела. Кроме того, я редко где бываю.
— Вы еще убедитесь, что им есть до вас дело. Они докажут это самым бесцеремонным образом.
Дэзи пристально посмотрела на него.
— Бесцеремонным?
— Разве вы ничего не замечаете? — спросил ее Уинтерборн.
— Ваше отношение ко мне я замечаю. Но вы с первого же раза показались мне чопорным, как дождевой зонт.
— Я еще далеко не такой чопорный, как другие, — с улыбкой сказал Уинтерборн.
— А это можно проверить?
— Попробуйте нанести несколько визитов.
— А что со мной сделают?
— К вам повернутся спиной. Вы понимаете, что это значит?
Дэзи не сводила с него глаз, она начала краснеть.
— Как миссис Уокер тогда?
— Вот именно! — сказал Уинтерборн.
Она перевела взгляд на Джованелли, который украшал себя веточкой миндаля. Потом снова посмотрела на Уинтерборна.
— Как же вы можете допустить такую жестокость! — наконец проговорила она.
— Что я могу поделать! — сказал он.
— Я думала, вы заступитесь за меня.
— Я заступался. — Он помолчал минуту. — Ваша матушка считает, что вы помолвлены, и я всем так и говорил.
— Да, она считает, что мы помолвлены, — просто сказала Дэзи.
Уинтерборн рассмеялся.
— А Рэндолф тоже верит этому? — спросил он.
— По-моему, Рэндолф ничему не верит, — сказала Дэзи.
Скептицизм Рэндолфа еще больше развеселил Уинтерборна, но в эту минуту он увидел, что Джованелли возвращается к ним. Дэзи тоже увидела его и снова обратилась к своему соотечественнику.
— Раз уж вы сами заговорили об этом, — сказала она, — так знайте: я помолвлена.
Уинтерборн взглянул на нее, сразу перестав смеяться.
— Вы мне не верите! — воскликнула Дэзи.
Минуту Уинтерборн молчал, потом проговорил:
— Нет, верю.
— Нет, не верите! — воскликнула Дэзи. — И я не помолвлена.
Вскоре Уинтерборн простился с мисс Дэзи и ее чичероне,{34} так как они уже шли к выходу, когда он повстречал их. Неделю спустя он собрался пообедать в прекрасной вилле на Целейском холме и, подъехав туда, отпустил наемный экипаж. Вечер был чудесный, и Уинтерборн решил доставить себе на обратном пути удовольствие и прогуляться под аркой Константина{35} и мимо слабо освещенного Форума. В небе светил убывающий месяц, задернутый тонкой завесой из облаков, которая рассеивала и смягчала его сияние. Возвращаясь с виллы (было одиннадцать часов вечера), Уинтерборн поравнялся с сумрачным кольцом Колизея{36} и, будучи любителем живописных картин, решил, что цирк, залитый бледным лунным светом, окажется зрелищем, достойным внимания. Он свернул в сторону и подошел к пустому пролету арки, возле которой стоял открытый кабриолет — один из тех маленьких экипажей, что снуют по улицам Рима. Уинтерборн ступил в глубокую тень, падающую от этих величественных стен, и вышел на светлую безмолвную арену. Колизей никогда еще не производил на него такого сильного впечатления. Половина громадного цирка тонула в густой тени, другая мирно покоилась, затянутая прозрачной дымкой лунного света. Остановившись у края арены, Уинтерборн стал вполголоса декламировать знаменитые строки из байроновского «Манфреда» и вдруг вспомнил, что ночные размышления в Колизее, рекомендуемые поэтами, запрещаются врачами.{37} Слов нет, историческая атмосфера чувствовалась здесь во всем, но с медицинской точки зрения эта историческая атмосфера была не чем иным, как ядовитыми миазмами. {38} Уинтерборн вышел на середину арены, решив окинуть взглядом весь цирк и поскорее уйти отсюда. Высокий крест в центре был погружен в тень.{39} Он разглядел его, только когда подошел ближе. И вдруг увидел на низких ступеньках, образующих его подножие, две человеческие фигуры. Это были мужчина и женщина; женщина сидела, мужчина стоял перед ней. В теплом ночном воздухе ясно прозвучал женский голос:
— Он смотрит на нас так, как смотрели на христианских мучеников львы и тигры!
Уинтерборн услышал эти слова и узнал интонации мисс Дэзи Миллер.
— Будем надеяться, что он не очень голоден, — ответил находчивый Джованелли. — Пусть уж скушает сначала меня, а вы пойдете на десерт.
Уинтерборн остановился, чуть ли не пораженный ужасом, и в то же время почувствовал облегчение. Ему показалось, что эта встреча внезапно пролила яркий свет на двусмысленное поведение Дэзи и разрешила мучившую его загадку. Дэзи — молоденькая особа, уважать которую джентльмену совершенно необязательно. Уинтерборн смотрел на эту девушку и на ее спутника, не думая о том, что они-то в тени, а он на свету. Его охватил гнев при мысли о том, как долго он старался разгадать мисс Дэзи Миллер. Он шагнул вперед и остановился, но его удержала на месте не боязнь допустить несправедливость по отношению к этой девушке, нет, — ему не хотелось, чтобы столь быстрый отказ от сдержанной критики ее поведения толкнул его на неуместную развязность. Он повернул к выходу и снова услышал голос Дэзи:
— Да ведь это мистер Уинтерборн! Он узнал меня и не хочет со мной здороваться!
Как умна была эта маленькая грешница, как искусно разыграла она оскорбленную невинность! Стоит ли поворачиваться к ней спиной? Уинтерборн снова направил шаги к высокому кресту. Дэзи встала, Джованелли приподнял шляпу. Сейчас Уинтерборн думал только о том, какой безумный поступок совершает эта хрупкая девушка, гуляя весь вечер в рассаднике лихорадки. Пусть она грешница, но из этого еще не следует, что ей надо умирать от permiciosa.[13]
— Сколько времени вы здесь пробыли? — почти грубо спросил он.
Дэзи, такая очаровательная в льстивом свете луны, молча посмотрела на него. Потом тихо ответила:
— Весь вечер… Как мне здесь нравится!
— Римская лихорадка вам вряд ли понравится, — сказал Уинтерборн. — Вот так ее и схватывают. Я удивляюсь, — добавил он, поворачиваясь к Джованелли, — что вы, уроженец Рима, потворствуете такой безумной затее!
— О! — воскликнул картинный римлянин. — За себя я не беспокоюсь.
— За вас я тоже не беспокоюсь! Речь о мисс Миллер.
Джованелли поднял свои тонкие брови и сверкнул ослепительной улыбкой. Однако замечание молодого американца он выслушал покорно.
— Я старался отговорить синьорину от этой затеи, но разве синьорина когда-нибудь проявляла благоразумие?
— Я никогда не болела и впредь не собираюсь! — заявила синьорина. — Вид у меня не очень крепкий, но на самом деле я совершенно здорова. Мне во что бы то ни стало хотелось посмотреть Колизей при лунном свете. Разве можно уехать, не повидав его? И мы чудесно провели время, правда, мистер Джованелли? А если это опасно, Юджинио даст мне пилюлю. У него есть какие-то замечательные пилюли.
