умрут. И потому, что им скорее всего долго–долго придется жить без вас.
ЛАВРЫ В КРЕДИТ
Перед началом занятий с детьми мы всегда просим родителей заполнить специальные анкеты. В этих анкетах, в частности, есть вопрос: «Часто ли вы говорите ребенку, что он — красавец, богатырь, талант и т. п.?» Вначале мы удивлялись, а теперь уже привыкли, что на этот вопрос отвечают, как правило, отрицательно или полуотрицательно, например:
«Нет, не часто. Хвалим, но в меру. Хвалим только за дело». Интересно, что на следующий наш вопрос:
«Как ребенок на это реагирует?» — почти неизменно следует ответ: «Очень любит. Радуется. Счастлив, когда его хвалят».
То есть получается, что родители знают, видят, как ребенок жаждет похвалы, но удовлетворить эту жажду не торопятся. Почему?
— Ну как же?! — отвечают родители. — Захвалишь — он нос задерет. Или:
— Чего хвалить, когда хвалить не за что! Или:
— Он же прекрасно знает, что это неправда. Ребенок очень даже чувствует ложь!
И мы уже привыкли к недоумению мам и пап, когда они слышат от нас, что детей надо не просто хвалить, а хвалить часто, преувеличенно и далеко не всегда за дело.
— Но мы читали и слышали совсем другое! — возражают они.
— А вы попробуйте, — говорим мы. — Попробуйте — и увидите сами.
Действительно, в наших словах много на первый взгляд спорного и непривычного. Общепринятая точка зрения сводится к тому, что часто хвалить не следует, преувеличенно — тем более, а уж на пустом месте — это и вовсе нонсенс. Даже если девочка на самом деле красивая и вежливые гости восклицают:
«Ой, какая красавица!» — польщенная мать тем не менее обрывает восторги словами: «Не надо при ребенке, это непедагогично». Зато считается вполне педагогичным как можно чаще и как можно подробней указывать ребенку на его недостатки, дурные привычки, неудачи. Конечно, с благой целью (кто спорит?): чтобы он исправил недостатки, избавился от дурных привычек.
А теперь постарайтесь вспомнить: вам, взрослым людям, хочется исправиться, когда вам, пусть даже несправедливо, указывают на ваши дурные свойства? Или, может, вам скорее хочется соответствовать не очень справедливой, но похвале?
При этом никому не придет в голову отрицать, что женщина чахнет, меркнет, увядает без комплиментов. А умная жена никогда не забудет и наедине, и на людях лишний раз похвалить своего далеко не идеального мужа за его золотые руки, светлую голову или невиданную храбрость. Глупая же будет, как попугай, твердить с утра до ночи о его бездарности и лени, а потом удивляться, что он запил, ходит на сторону или вообще ушел из дому.
И это взрослые люди, у которых уже сформировалась самооценка! Что же говорить о ребенке?! Ведь у него еще нет или почти нет опыта самоутверждения: он не держал экзамены, не получал прибавку к зарплате за хорошую работу, к нему не обращались за советом как к прекрасному специалисту. И, наконец, ему еще никогда никто не объяснялся в любви.
Ребенок, пока не знающий себя и своих возможностей, в гораздо большей степени, чем взрослый, зависит от оценки окружающих. Может, поэтому дети так любят почетные грамоты, вымпелы, значки и премии? Такие знаки отличия дают им осязаемое, реальное подтверждение их состоятельности, стимулируют к новым достижениям. (И не надо думать, что это свойство только наших детей. Ничего подобного. В популярном сейчас американском мультсериале «Утиные истории» маленькая утка Поночка очень переживает, что у племянников дяди Скруджа много почетных значков, а у нее только один, да и тот за плавание.)
Что же касается уличений и обличений, их лучше свести к минимуму. Ребенку, безусловно, труднее будет справиться со своей ленью, если он каждый день слышит, что он ленивый. Каждый день, да еще сто раз на дню! Получается, что лень — это его хроническое состояние, ДЕФЕКТ. И призывать его трудиться так же бесперспективно и в каком–то смысле бестактно, как, например, призывать одноглазого смотреть в оба.
Более того, не забывайте, что «называть» и «обзывать» — однокоренные слова. Вы думаете, что называете недостаток, говоря «лентяй», а ребенок слышит в этом оскорбление! Один трехлетний мальчик на упрек своей мамы: «Ай–ай–ай, все игрушки на полу! Разве можно быть таким неряхой?» — обиженно воскликнул: «Зачем ты меня дразнишь?»
Срывание всех и всяческих масок — вообще, занятие далеко не всегда благородное и всегда неблагодарное. Мы, работая с детьми, разрешаем им даже физически закрыть лица картонными масками или спрятаться за театральную ширму.
Если вы желаете добра своему ребенку, помогите ему построить защитную маску. Пусть она будет из добротных материалов, то есть его достоинств. Иначе он эту маску может слепить сам, и уж тогда не взыщите, если она будет из чего попало. Например, природную застенчивость он замаскирует грубостью, а не умением обаятельно улыбаться (чему вы его можете научить, говоря, что у него красивые зубы, очаровательные ямочки на щеках и т. п.).
Защитную маску ни в коем случае не надо путать с маской лицемерия. В конце концов, все люди носят те или иные маски. Начиная с косметики, которая призвана подчеркивать природные достоинства лица и скрывать природные недостатки, и кончая социальными ролями и играми, в которые вовлечено все человечество (см. книги Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» и «Люди, которые играют в игры»).
В своей работе мы уже не раз сталкивались с тем, что самые сложные дети внешне кажутся наиболее благополучными, и нам приходится долго гадать, где же собака зарыта. Такие дети, как правило, вырабатывают, не дождавшись умной помощи от родителей, свою, патологическую форму защиты, и уже приросшую к их коже маску гораздо труднее заменить на другую, украшающую, а не деформирующую личность.
Это тесно связано с темой предыдущей главы, «Не проси груш у тополя». Поняв особенности психофизической конституции ребенка, подчеркивайте в нем его реальные достоинства! А то иногда дело доходит до абсурда. Мама Володи Т., мальчика, который все свободное время тратил на чтение (мечта стольких родителей!), интересовался историей, философией и даже богословием, говорила о его увлечениях с презрительной усмешкой, считая их чепухой и дурью. И напротив, требовала, чтобы мальчик все свободное время посвящал алгебре, которую он ненавидел. Мама была программистом, и у нее не укладывалось в голове, как это ее сын не в состоянии решить несложную алгебраическую задачу! В результате у мальчика развился целый комплекс невротических реакций. Он, от природы добродушный и кроткий, страдал вспышками агрессии, грубил, ломал предметы, ненавидел окружающих, скандалил с домашними и даже поговаривал о самоубийстве. Алгебры он, естественно, так и не осилил.
На занятиях мы, конечно же, в первую очередь обратили внимание детей и родителей (и прежде всего Володиной мамы!) на Володины филологические способности. Мы восхищались его не по годам обширными философскими знаниями. Часто при всех спрашивали его мнения по тому или иному гуманитарному вопросу. И даже просили принести почитать книги, которые мы якобы без его помощи никогда бы не достали. Сначала он, привыкший, что его именно за это всегда обливают презрением, реагировал на наши похвалы подозрительно, настороженно, почти враждебно. Постепенно нам удалось завоевать его доверие, и мальчик на глазах стал преображаться. А уж когда Володина мама, вняв нашим уговорам, заявила ему, что без алгебры вполне можно прожить, и разрешила ему больше не напрягаться, мальчик отреагировал на первый взгляд парадоксально: сел и самостоятельно решил задачу, над которой они с мамой бились два дня! Снялось напряжение, исчез невротический страх неудачи, и выяснилось, что он хоть и не Лобачевский, но алгебра вполне Володе по уму.
И тут мы подходим к самому, пожалуй, сложному аспекту этой главы. Дело в том, что Карамзиным и
