– Я там не присутствовал.
– Если нет ничего подозрительного, тогда почему гроб увозят? – спросил Шон Хьюит.
– В настоящее время я больше не могу делать никаких заявлений или комментариев. Утром после вынесения решения коронером будет сделано официальное заявление. Давайте расходиться, ладно?
Неудовлетворенная толпа бросилась к служащим похоронного бюро, несущим гроб.
Шон Хьюит подошел к Кэт и попытался завязать разговор. Она покраснела: вдруг он узнает ее, несмотря на темноту и низко надвинутую шляпку? Она не осмелилась ему ответить – он бы тут же узнал ее по акценту, поэтому только покачала головой и отвернулась.
Выбравшись из толпы, Кэт пошла к своей машине. В желудке у нее урчало.
Она никак не могла поверить в то, что увидела.
Кэт остановилась, опустив голову, и оперлась о каменную стену, чувствуя, что по щекам катятся слезы и силы окончательно покидают ее.
Она почувствовала влажный камень у своей щеки и прижалась к нему, будто он был единственным во всем мире, чему она могла доверять, и снова увидела лицо Салли Дональдсон – глаза открыты, взгляд устремлен куда-то.
Устремлен прямо на нее.
Прожекторы на кладбище погасли. Кэт услышала, как заработал двигатель, и уловила теплый запах бензина. К горлу подкатила тошнота. Мимо быстро прошли несколько репортеров, направляясь в пивную. Команда телевизионщиков и группа с радио собирали свое оборудование. Должно быть, решили, что все закончилось.
Ох, как они ошибаются, мрачно подумала Кэт, открывая дверцу машины.
Она завела двигатель, включила обогреватель и стала поджидать Эдди Бикса.
Через некоторое время фотограф забрался в машину, изо всех сил хлопнув дверцей.
– Боже, ну и мерзкая выдалась ночка! Ты, должно быть, промокла. Все время там торчала?
Кэт кивнула.
– Как насчет того, чтобы выпить? Я угощаю, – предложил он, проверяя один из объективов.
– Спасибо, – уныло ответила она. – Мне нужно ехать. Хочу сегодня написать репортаж.
– Особо-то ведь сказать нечего, правда? А может, Фолк о чем-нибудь проболтался.
Кэт выехала с парковки и влилась в транспортную неразбериху; вести разговор ей сейчас не хотелось.
– Ну а ты как? – спросила она, вместо ответа.
– Я мало что видел, да еще эта женщина все время лезла с разговорами. Думаю, я ей приглянулся.
Кэт направилась в редакцию. Она была испугана и ужасно устала. Эдди предложил отогнать машину. Она вышла на неосвещенной стороне улицы и прошла через служебный вход «Новостей» в темный вестибюль.
Ночной охранник выглянул из-за металлической решетки.
– Добрый вечер, мисс Хемингуэй. Ну и сырость, – сказал он хриплым голосом и закашлялся. – Долго собираетесь работать?
– Часок или около того.
– Моя смена кончается в одиннадцать. Вы запрете, если будете уходить последней?
– Конечно, – бросила Кэт, почти не слыша его, и пошла вверх по каменным ступенькам. Позади раздался новый приступ кашля, который потонул в эхе ее шагов.
Лестничная площадка наверху была темной. Кэт щелкнула выключателем на стене, лампа дневного света загудела, зашипела, впереди по коридору на несколько секунд вспыхнула и тут же погасла полоска света, потом снова зажглась – на этот раз равномерно.
Кэт прошла мимо окон бухгалтерии, столы были пусты, компьютеры выключены, экраны темны, темные комнаты заполнены силуэтами шкафов для бумаг, столов и дисплеев. Ее собственная тень беззвучно двигалась за ней по стене.
Запахи подгоревшей пищи, которые в дневное время преобладали на верхней площадке лестницы, сменились теперь ароматами дезодорантов для туалета и благоуханием мокрых тряпок. Она прошла мимо доски объявлений и рывком открыла двустворчатые двери в отдел новостей.
Там было темно и тихо. Дверь захлопнулась за ней со скрипом и щелчком. Чернильные лужицы теней залегли между металлическими полосками света от уличных фонарей, который проникал сквозь окна. От фар проехавшей машины по потолку пробежал яркий луч. В комнате пахло средством для чистки ковров, газетной бумагой, табачным дымом и моющим средством, тихо шипела система отопления, которая работала всю ночь.
Неожиданное резкое жужжание и щелканье испугали ее. Факс, зеленая лампочка которого светилась в потемках, начал изрыгать бумагу. Кэт пошарила по стене и нажала пару выключателей. Полдюжины ламп дневного света замигали и зажглись, в том числе и та, что была над ее столом.
По ночам помещение выглядело так, будто его покинули в панике, спасаясь от пожара или бомбежки.
Кэт устало плюхнулась на свой вращающийся стул и откинулась на спинку, запахнула плащ и подоткнула его под себя. Тонкая струйка дождевой воды стекла ей за шиворот. Вздрогнув, она уставилась на выключенный экран. Оттуда на нее смотрели остекленевшие глаза Салли Дональдсон.
Факс прогудел и замолк.
Сердце глухо стучало, как двигатель автомобиля. Сегодня ночью в редакции стояла непривычная тишина. Обычно тут всегда кто-то был – зачастую работал над своими обзорами Майкл Ховард, обходительный кинокритик, и машинистка, а до одиннадцати еще и какой-нибудь дежурный репортер; должно быть, в данный момент он где-то на месте происшествия.
Кэт встала, прошла по коридору в пустую библиотеку и включила свет. Все шесть выпусков сегодняшней газеты лежали на металлическом шкафу, приготовленные для подшивки. Она сняла верхние пять выпусков и чуть-чуть повеселела, увидев заголовок первого дневного выпуска, который выходит около одиннадцати часов: «ЖЕНА БЫВШЕГО МЭРА ВСТУПИЛА В СХВАТКУ С ГРАБИТЕЛЯМИ».
Это была ее статья. Она совсем забыла, что Джеф Фокс, редактор отдела новостей, сказал, что ей отвели первую полосу. И напечатали ее фамилию. Она увидела свое имя: «Кэт Хемингуэй. Собственный корреспондент».
Кэт бегло просмотрела всю газету. Ее репортажей больше не было. Репортаж о жене бывшего мэра оставался и на первой полосе дневного выпуска, но уменьшился в размере – теперь это было краткое изложение событий с маленьким заголовком, а ее имя исчезло. К шестому выпуску жена бывшего мэра, подвергшаяся нападению, переместилась на полосу номер три.
Кэт отыскала свою статью об эксгумации в четырнадцать строк на пятой полосе полуденного выпуска. Она оставалась неизменной до четвертого выпуска газеты, потом была слегка модифицирована и расширена до восемнадцати строчек. К заключительному выпуску она выросла до двух колонок. Там же была фотография Салли Дональдсон в день свадьбы. Симпатичная девушка с длинными светлыми волосами, которая уверенно смотрела на мир: «Жизнь добра ко мне».
Кэт снова вспомнила о том, что видела в гробу, и опять содрогнулась. Она вернулась к своему столу, включила дисплей компьютера. Пробежалась по клавиатуре, затем подождала, пока опустеет экран и появится чистая страница.
Она запустила пальцы в волосы и сжала голову. Слезы текли по ее щекам. Она вытирала их рукавом. Дыхание ее участилось, она захлебывалась рыданиями. Экран заморгал, она нажала не на ту клавишу, начав с маленькой буквы «ф» вместо прописной «Б», и стерла ее. Пальцы ее онемели от холода и шока, мозг оцепенел.
Лампы наверху жужжали, как трупные мухи. Кэт набрала первую строчку репортажа, стерла ее, набрала снова. Закрыв глаза, попыталась выбросить все из головы, но клавиша стирания в мозгу отказывалась подчиняться. Это всего лишь еще один репортаж, сказала она себе и, сжав зубы, набросилась
