далек от осознания себя сионистом, но:

«Мировоззрения» у меня тогда никакого не было, не было его и позже — до двадцатилетнего, примерно, возраста — ни касательно еврейства, ни касательно какого-либо другого политического или социального вопроса. Если б тогда спросил меня приятель-христианин, каково мое отношение к евреям,— я ответил бы, что я их «люблю». Но еврею я отвечал бы по-другому и более искренно. Понятно, я, как и моя мать, всегда знал, что у нас будет «страна» и я поеду туда жить,— я был уверен в этом, как и все мое поколение. Но это не было «мировоззрением», это было естественным делом — таким же, как мытье рук и тарелка супа в обед.

«Повесть моих дней»; в сб. «Автобиография».

Как же все-таки сформировались его сионистские убеждения? Жаботинский признавался, что сионизму он «научился» у неевреев, и именно тогда, когда он был ближе всего им по духу. Это было в его веселые студенческие годы:

Сионизму я «выучился» не по трудам Ахад Гаама и даже не по Герцлю и Нордау, сделаться сионистом мне «подсказали» неевреи. Лучшие свои молодые годы я провел в Риме и хорошо присмотрелся к итальянцам. В конце XIX века Италия была спокойным, очень либеральным государством, без тени шовинизма, в ней жили почти все итальянцы, какие есть в этом мире[*] , и почти сто процентов населения страны составляли итальянцы, никого не задевавшие и не притеснявшие. «Так и должен жить каждый народ, и мы, евреи, тоже»,— сказал я себе. Теперь я часто слышу, что такая школа сионизма была неполноценной, что сионистские идеи нужно черпать из еврейских источников, вникать во все доводы «за» и «против». Но, по моему мнению, нет в сионизме никаких «за» и «против», сионизм — это так же естественно, как вода и воздух. Человеку достаточно просто окинуть взглядом Божий мир. А как называется данный уголок Божьего света — Италия, Англия или Франция — неважно.

«Ибо духом единым», 1934; в сб. «О литературе и искусстве».

Разумеется, чувствовать так мог лишь человек, свободный от многих предрассудков, унаследованных евреями в гетто. Жаботинский называл еврея, свободного от нездорового скептицизма, пятым сыном, о котором не говорится в пасхальной Агаде:

Я верю, что в каждой душе уживаются все четыре сына, о которых упоминает Агада, а, быть может, и пятый, о котором она забыла. И, по мере духовного развития человека, каждый из них проявляется в нем. «Мудрый» — вообще-то не очень мудр. Он, пожалуй, самый первый — первая ступень. Он складывает руки на животе, задает себе свои вопросы, ставит проблемы, и поди объясни ему — как, зачем и почему. Иногда вырастает из него сам «злодей» — уровень, который, кстати сказать, должен пройти всякий сионист. Это время, когда тебя гложут сомнения. Ничто не убедит скептика. Страна мала, арабы сильны, англичане не хотят помочь — ничего не получится, зачем же метать бисер?.. Иногда такой «злодей» приобретает акции Земельного фонда (и тогда он называет себя членом «Союза мира»). Третий уровень наступает, когда мозг устает от сомнений и философствований, душа просит немного отдохновения. «Ой, расскажите мне, пожалуйста, о цитрусовых садах и тучных пастбищах, о еврейских гимназиях, обо всем, обо всем, я с легкостью уверую» — это и есть «наивный». А затем — самый мудрый из четверых — «неумеющий спрашивать»,— он делает свое дело. Можете рассказывать ему об успехах, можете, если захотите, прочесть ему диссертацию об исторической необходимости Исхода из Египта — он выслушает, кивая головой. Но ему- то всего этого не надо. Он и так сделает свое дело. «Неумеющего задавать вопросы» я ставлю выше всех поименованных, и именно с точки зрения интеллекта. К этой стадии приходят, когда человеку опротивели его собственные мудрствования. Он уже понял, чего стоят все разглагольствования...

Но, вероятно, существует и пятая стадия взросления, о которой забыла Агада,— «нежелающий спрашивать». Тот, кому просто не нужны, изначально не нужны никакие ответы, ибо ему наперед известно, что нет таких вопросов, которые стоило бы задавать. Подите-ка спросите французского крестьянина, правда ли, что его страна — Франция, и должна ли она быть независимой, и надо ли ее защищать в минуту опасности? Для него это аксиомы, а отнюдь не «проблемы». Лишь духовно ущербные люди, больные «галутной» психикой, могли создать «проблемы» из очевидных вещей. Надо ли «доказывать» воздух, воду, свет, голод, жажду? Еврейское государство — как воздух и свет — оно мое. Я знаю это с того самого дня, как глаза мои узрели свет Божий.

Я на этом настаиваю — и баста!

«Воинский союз», «дер Момент», 20.7.1933.

Возвышенный сионизм

«Еврейское государство — не единственный шаг в процессе осуществления идей сионизма».

«Принципы веры» Жаботинского-сиониста можно встретить практически во всех главах этой книги. В виде своего рода резюме мы предлагаем читателю следующие четыре выдержки из его трудов, где он излагал свои взгляды на то, каким представляется ему будущее сионизма:

Что такое «Эрец Исраэль»? Эрец Исраэль — это клочок суши, существенным отличием которого от прочих является то, что по нему протекает река Иордан.

Что такое «сионизм»? Сионизм — это не стремление придумать для еврейского народа какой-нибудь символ в виде Эрец Исраэль. Значение слова «сионизм» — это реальный выход, прекращение политической, экономической и культурной трагедии многих миллионов людей. Поэтому главным стремлением сионизма должно быть не обеспечение еврейского большинства в Эрец Исраэль, а создание в ней условий для нормальной жизни всех евреев. Ученые могут спорить, реально это или нет и сколько времени потребуется на осуществление этого. Мы собрались здесь не для того, чтобы спорить на эти темы. Я хочу подчеркнуть еще раз: еврейский народ никогда не воспринимал сионизм как «утешение», сионизм для него — путь к спасению.

Речь на XVI сионистском конгрессе, 1929; в сб. «Речи».

...Это касается всего, что называется «сионизмом». Даже его святая святых — «еврейского государства». Это государство должно стать лишь первым шагом к ликвидации диаспоры — этого требует от нас сама история. Все традиционные «виды» сионизма — сионизм духовный, сионизм политический, сионизм социальный — теряют свой смысл. Сейчас их место занял «простейший» — гуманный сионизм, сионизм миллионов, ожидающих спасения. В этом весь смысл сионизма — все прочее не стоит и ломаного гроша.

Все это говорит сионист, немало повидавший на своем веку. И если мне кто-то начнет излагать основы духовного сионизма — он опоздал. Я в младенчестве знал о видении своего прапрадедушки Яакова — видении «лестницы, достигающей небес», и знал я, что заклинание «Сезам, отворись!» есть символ великих тайн Всевышнего, Его мироздания и что тайны эти записаны квадратным письмом[*] справа налево.

И если бы даже пятнадцать с половиной миллионов евреев, живущих в диаспоре, были бы все богаты и счастливы и возродили бы свой язык и никто не мешал бы им быть евреями и не преследовал бы их за это, и тогда я, с горсткой таких же «сумасшедших», ходил бы и говорил: «Не надо нам всего этого, дайте нам нашу страну, пусть маленькую, как Сан-Марино, но в Эрец Исраэль!». Потому что в Израиле, пусть размером с Сан-Марино, хватило бы места всем, кто не хочет галута. И это и есть сионизм — решение проблемы

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату