помощь. И еврейская Эрец Исраэль может и должна быть полезна империи. Получается такой треугольник: конструктивная критика с нашей стороны, правильная реакция англичан на эту критику — тесное сотрудничество в будущем. В этом суть нашей политики, это должно быть «лейтмотивом» усилий ревизионистов».
Оставит ли британская политика евреям возможность сотрудничать с Англией? Жаботинский видел две тенденции в британском общественном мнении. Он признавал, что трудно предугадать, какая из них возьмет верх:
...Психологический климат в Англии сейчас, несомненно, совершенно отличен от того, при котором создавалась декларация Бальфура. Эти изменения чувствуют все, но, вместе с тем, мы слышим избитые и неоправданные обвинения: «изменники», «хищный Альбион» и т. д. Я не присоединяюсь к этому хору. Я пользуюсь другой терминологией и всем сердцем советую читателям последовать моему примеру. Я говорю (идея мной заимствована у Тургенева), что у каждого человека и у каждого народа есть две души: душа Гамлета и душа Дон-Кихота. По Тургеневу, Гамлет — это воплощенная аналитическая мысль, рефлексия, сковывающая действия и не позволяющая принимать смелые решения.
Дон-Кихот же — он Дон-Кихот. Вовсе не сумасшедший, человек с двумя руками, на каждой по пять пальцев. Для Гамлета главное — «занять позицию». Если ему удается ее определить и осознать, он может спокойно ожидать любых бедствий (в точности как современная Лига наций).
Дон-Кихот — человек дела. У него действие опережает мысль, для него определение «позиции» выражается в действии. По Тургеневу — все добро от сотворения мира, безусловно, на стороне Дон-Кихота; быть может, Тургенев и не впадает в такую крайность, может быть, и не совсем отказывает Гамлету в правоте — я точно не помню, ибо читал его замечательную статью тогда, когда мир еще был юн, но это не столь важно. Важно, что (и у отдельного человека, и у целого народа есть две души) — иногда преобладает душа Гамлета, иногда — Дон-Кихота.
Декларацию Бальфура дала нам душа Дон-Кихота в минуту, когда великий и могучий народ верил в свои силы и в свою миссию — изменить к лучшему этот мир. Но с тех пор прошел 21 год. И вновь не видно и не слышно Дон-Кихота. Сейчас в Англии вовсю властвует Гамлет. Но народы мира нынче отмечают наступление гражданской зрелости — им уже 21 год. И повзрослевший принц стоит перед всем миром и, будучи невидимым, неумолимо властвует над великим народом и повторяет свое:
А где же Дон-Кихот? Погиб и похоронен? Я бы не давал однозначного ответа — «да» или «нет». Вне всякого сомнения, в Англии еще чувствуется его влияние, раздаются донкихотские голоса, но предвещают ли эти голоса его воскрешение или это всего лишь отголоски былого — мы не знаем. И то, и другое равновероятно. «Вот в чем вопрос».
И от этого все зависит. Возьмите, к примеру, положение в Средиземноморье. Все знают, что здесь произошли радикальные перемены. Они абсолютно объективны и необратимы — ни Гамлет, ни Дон-Кихот тут ничего не могут поделать. Изменение в том, что если прежде Англия властвовала здесь безраздельно, то теперь она вынуждена делиться влиянием. Это, возможно, еще не означает окончательного «ухода со сцены», мы знаем примеры, когда один из совладельцев играет важную, зачастую решающую роль. Но лишь тогда, когда у него есть воля, инициатива, дерзость, если хотите. Осталось ли все это — вот в чем вопрос. Объективно — еще очень далеко до того, чтобы Англия утратила свою мощь и влияние. Но и Италия вознеслась высоко. Но величие и даже влияние — понятия необъективные; невероятно важно, существует ли их субъективная основа — осталось ли ощущение величия.
Какие же выводы из всего этого? А вот какие. Первое: прошли те времена, когда «переориентация» евреев воспринималась как измена. Мы уже не раз слышали от самого сюзерена пожелание «отменить мандат». Снять табу. Понятно — если сам владелец мандата не прочь от него отказаться, что мы уж тем более не должны ощущать святость и незыблемость нашего с ним союза. Это было бы нежелательно и даже нечестно. По чести мы должны были сказать: «Господин союзник! Вы хотите сотрудничать — мы тоже хотим. Нет, вы устали — ничего страшного. Есть другие демократии».
Второе: давайте не спешить с выводом, что союзник действительно устал и бессилен, что Дон-Кихот уже умер. Может быть, да, а может быть, и нет. Возможно и то, и другое. Может быть, не только шакалам дано прогнать льва. Может быть, и скромные мышки смогут сильно покусать ему хвост. А возможно — в одно прекрасное утро мир услышит могучее рычание, и шакалы уберутся в свои логова. И тогда мышки примутся уже за их хвосты. Отсюда вытекает третий вывод: мы должны ощущать себя нацией и быть готовыми ко всему.
В конце концов, когда уничтожение евреев Европы стало реальностью и погас последний луч надежды, Жаботинский полностью разочаровался в Британии «Гамлета» — Чемберлена и «Белой книги». Он видел теперь единственную возможность: пробуждение еврейского самосознания, разрыв союза с оккупантом- колонизатором и ориентацию на освободительные силы еврейской молодежи.
Вопрос о т.н. «ориентации» в нынешней войне — вопрос весьма непростой. В частности, коснувшись такого явления, как еврейские интересы, он осложнится еще более, если мы не уточним масштаб этого явления. Я вынужден относиться к войне в масштабе наших интересов, а не настроений сантиментов. Поэтому прежде всего следует установить различие между интересами и эмоциями.
Эти эмоции иногда очень глубоки, важны и даже необходимы. Иногда существуют такие отношения между народами, как антипатии, обиды, оскорбления. И было бы немудро, несправедливо и невыгодно осуждать подобные настроения. Но было бы странно и преступно смириться и забыть о более важном, нежели эмоции: о вечных национальных интересах.
К сожалению, не каждый это понимает. Большинство людей, даже ученых, полагает, что во время «ориентации» обидам и мщениям отводится первоочередная роль,— но я уверен, что им нельзя отводить роль в этом вопросе. Ни первую, ни последнюю. Когда я пытался сформировать в Египте еврейский батальон, один из моих друзей писал: «Ты не знаешь, что с нами произошло». Я знал это и знаю. Но то, что произошло с людьми, не должно произойти с нашими национальными интересами. Важно не то, что случилось с нами, а то, какая цель и какой результат более выгодны нам с точки зрения будущего нации. Я знаю, что большинству сейчас трудно, а некоторым просто невыносимо подавить в себе чувства; я знаю, что найдутся те, кто назовет мои намерения безразличием, «убийством» или даже изменой. Я сожалею об этом, но отойти от своих убеждений не могу. И даже если оскорбят самых близких мне людей, я только укреплюсь в своем мнении, что долг еврейского деятеля — подавить все симпатии и антипатии, хладнокровно следовать нашим интересам в Израиле и в галуте и держать руль в том же направлении — и, если есть в том необходимость, заткнуть уши.
Идиш
«Итак, договоримся: дело не в жаргоне; дело в жаргонной идеологии...»
Родным языком Жаботинского, который родился на юге России, в Одессе, не был идиш — разговорный язык восточноевропейских евреев. Его родным языком был русский. Жаботинский рассказывал в «Автобиографии», как он впервые столкнулся с массой людей, говорящих на идише,— ему было тогда уже
