Скорее наоборот.
Дверь открыла Ольга, стоило мне только сунуть ключ в замочную скважину. Она стояла на пороге, одетая в голубые потертые джинсы и клетчатую рубашку. Очевидно, не успела переодеться и сразу примчалась ко мне, а после звонка ей вообще стало не до того. Как я и ожидал, выглядела она усталой.
— Проходи, — сказала она и захлопнула за мной дверь. — У тебя вся куртка в крови.
Точно, ведь я же вел машину этого идиота, а водительское сиденье было залито этой пачкающейся красной субстанцией. И как я сразу об этом не подумал? Наверное, сказывается возраст или долгое отсутствие практики…
— Это не моя кровь, — сказал я.
— Знаю, что не твоя. Раздевайся.
Я стянул куртку и джинсы, которые тоже оказались покрыты пятнами крови, и бросил их на пол в ванной. После короткой ревизии в кучу отправилась и рубашка. Я надел домашний халат, а Ольга заперлась в ванной, пытаясь, видимо, затереть отметины хотя бы на черной коже куртки.
Удивлен, что она вообще до сих пор здесь.
Я прошел на кухню, включил электрочайник, заварил себе травяного чая и уселся почитать вчерашние газеты. Ничего выдающегося.
Минут через пятнадцать вошла Ольга с предательски красными глазами, налила себе кофе (мне тоже требуются стимуляторы, чтобы поддерживать себя в работоспособном состоянии днем) и села напротив меня. Газеты я сразу же отложил.
— Итак, — сказала она, — ты это сделал.
Это был не вопрос. Это было утверждение.
— Да, — сказал я.
— Я знала, что это когда-нибудь произойдет.
— Я тоже.
— Но все равно оказалась не готова. Я не знаю, что мне делать теперь.
— Вряд ли я что-то могу посоветовать в такой ситуации, — сказал я. — Это твой выбор.
— Знаешь, — сказала она, — когда я не застала тебя дома, я почему-то сразу поняла, где ты и чем занимаешься, и первым моим порывом было уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. Но сегодня я для этого слишком устала. Да, кстати, на тот случай, если я все-таки решу уйти: я отменяю свое приглашение приходить ко мне в дом в любое время.
— Хорошо. — Я кивнул.
— Тебя это остановит?
— Я дал тебе слово…
— Я не о том, — перебила она. — Может ли это остановить тебя чисто технически?
Я покачал головой.
— Я так и знала. Все это суеверия и бабушкины сказки… Половина в них — вранье.
— Зато другая половина — чистая правда.
— Чушь, — сказала она. — Правда в том, что ты — вампир.
Я промолчал. Не в моих правилах отрицать собственную сущность.
— Вурдалак, — продолжила она. — Нежить, монстр, ночной кошмар, убийца…
— Повелитель ночи, — подсказал я. — Этот список можно продолжать бесконечно. У меня много имен.
— И самая большая проблема заключается в том, что, несмотря на все твои имена и на все, что я о тебе знаю, ты продолжаешь мне нравиться.
— С этим я ничего поделать не могу.
— Я тоже, к сожалению.
И мы замолчали. Это был тупик.
Наверное, здесь я должен сделать признание, которое прольет свет на некоторые события, часть которых уже произошла, и часть которых только должна произойти по ходу нашего повествования.
Да, я — вампир, монстр, пьющий людскую кровь и получающий от этого удовольствие, убивающий и не умирающий, проклинаемый и ненавидимый многими и еще большим числом забытый. Понимаю, что современному так называемому цивилизованному человеку куда легче смириться с верой в маленьких зеленых человечков с Плутона, прилетевших на Землю с экстремистскими намерениями, или в злобных мутантов, расплодившихся в результате секретных армейских экспериментов, а отнюдь не в старые, поросшие мхом суеверия, однако факт моего существования от этого не перестает быть фактом. Я живу в двадцатом веке и я — вампир.
Родом я не из Венгрии, в гробу уже давно не сплю и девственницами не интересуюсь. Вампиры больше не живут в зловещих и при первом же взгляде на них пробуждающих самые мрачные предчувствия замках и не терроризируют жителей окрестных деревень. Они затаились и ушли в тень больших городов. Большая часть мифов про наше племя так и осталась мифами. Но кое-какие факты все же верны.
— Все-таки сколько тебе лет?
— Так много, что я не помню.
— И за всю свою жизнь ты никогда с подобным не сталкивался? — спросила она.
— С подобным тебе? Нет.
— С подобным нынешней ситуации, — отрезала она, явно не склонная выслушивать сомнительные комплименты.
— Лично нет. Но кое-что слышал от своего приятеля.
— И как он решил вопрос?
— Там дело было не с ним, скорее, со знакомым его знакомого…
— Это частности, — сказала она. — Они нашли решение?
— Нашли, — неохотно признал я. — Но оно тебе не понравится.
— Почему?
— Он был безумно влюблен в смертную женщину, и, когда пропасть между их мирами стала слишком большой, он перенес ее в свой мир.
— То есть сделал ее вампиршей?
— В общих чертах — да.
— Ты прав, — сказала она. — Мне это не нравится.
— Не волнуйся, — сказал я. — Я же обещал тебе…
— Но могу ли я верить тебе на слово?
— Почему нет? Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моем слове?
— Пока нет, — признала она. — Но ты же…
— Монстр, — подсказал я.
Она промолчала. Просто не нашла слов.
Я отпил еще чая и закурил сигарету. Дурная привычка, приобретенная у смертных. Правда, рак легких мне не грозит. Курю я уже четыреста с лишним лет, и одним этим фактом мог бы зарабатывать миллионы долларов на рекламе табачных изделий. В отличие от «ковбоя Мальборо», загнувшегося от вышеупомянутого рака на пятом десятке.
По сосредоточенному лицу Ольги было видно, что она собирается с силами и накручивает себя. По идее, сейчас она должна выпалить какую-нибудь гневную тираду. Если я хоть что-нибудь понимаю в смертных женщинах.
Я в последний раз затянулся и потушил окурок в пепельнице.
— Да, ты монстр! — выпалила Ольга. — Ты очень правильно себя назвал! Ты — чудовище, убиваюшее людей!
— Вряд ли моего сегодняшнего оппонента можно отнести к числу людей, — сказал я. — Такой же монстр, как и я, только меньшего калибра.
— Оппонента! — фыркнула она. — Ты, с твоими бредовыми идеями и дурацким кодексом чести! Ты говоришь, что дал ему шанс!
— Как обычно, — сказал я. — Осиновый кол и серебряный кинжал, не моя вина, что он выбрал
