гостей. По стенам были развешаны факелы, но, даже если зажечь их все, потолок все равно будет теряться в темноте. Сами стены были украшены картинами, посвященными сценам охоты и битв. Героями картин большей частью были сами братаны, но встречались и полотна, не посвященные членам этого ордена. Очевидно, изображенные на них люди тоже жили по понятиям, хотя сами об этом могли и не догадываться.
Поскольку собравшихся сегодня было несоизмеримо мало, большая часть помещения находилась во мраке. Однако со своего места я смог разглядеть громадное, метров этак пять на этак восемь, полотнище, изображающее схватку человека с драконом. Дракон, как и положено всякому уважающему себя дракону, был огромным, одноглавым, не в пример русским мутировавшим Змеям-Горынычам, бил хвостом, скрежетал лапами, хлопал крыльями и дышал огнем. Размера он был поистине исполинского, ибо занимал добрую половину холста. Вторую половину холста занимал пейзаж.
Собеседником дракона был человек, подозрительно смахивающий на моего нового знакомого, восседающего во главе стола. У него была такая же борода, лысина и посох. В правой руке он сжимал еще и меч.
Беседа у них явно задалась, половина пейзажа пылала в огне, вторая половина уже отпылала и являла собой жалкое зрелише, состоящее из обугленных деревьев и выжженной почвы. Маг отбивал потоки пламени при помощи заклинаний и рубил подбирающиеся к нему части тела вредоносного пресмыкающегося. При ближайшем рассмотрении картины, которое состоялось после обеда, я обнаружил под картиной название «Могучий Грандуигл из рода Фипалов и Великий Победитель Драконов Фей Морган Безбашенный».
Прочитав надпись, я прыснул. Оказалось, напрасно. Слово «безбашенный» было не личностной характеристикой волшебника, но титулом, ничего, кроме доблести, в этом мире не означающим.
Большинство волшебников являлись существами оседлыми. Для того чтобы творить свои заклинания и плевать на мнения и головы окружающих, они строили себе башни. По высоте и величию башни определялись ранг и положение данного индивидуума в магическом обществе. Начинающие просто строили свои дома на холмах, маги покруче уже возводили небольшие башенки, надстраивая этажи по мере возрастающих согласно рангу и положению нужд.
Согласно традициям, Морган имел право возвести свою башню, которая могла бы поспорить высотой с Эмпайр-стейт-билдинг, но он выбрал стезю странствующего мага и до сих пор не обзавелся подобающим жильем. Возможно, он стремился быть ближе к простому народу в отличие от остальных магов, вознесшихся слишком высоко и забывших, откуда они, собственно, все и вышли; может быть, слишком многие кредиторы преследовали его, отчаявшись получить по счетам, но странствия Моргана не скончались уже десятилетия.
По крайней мере, десятилетия. Под названием картины стояла дата ее написания, из которой следовало, что вышенарисованная схватка мага с драконом состоялась не менее шестидесяти лет назад. Поскольку у нарисованного на картине Моргана уже тогда присутствовала борода и имела место лысина, да и отличался он от себя нынешнего только героическим телосложением, навеянным фантазией художника, можно было предположить, что на данный момент возраст индивидуума насчитывает уже больше сотни лет. Выглядел он, надо сказать, гораздо моложе. Не больше чем на шестьдесят плюс скидка на здоровый образ жизни и постоянное пребывание на свежем воздухе.
Гораздо большее недоумение у меня вызвало упоминание о феях. Сначала я подумал, что в титуле мага пропущен союз «и», но получившееся словосочетание звучало просто дико. Истребитель Драконов и Фей! На мой взгляд, хотя я пока еще не встречал ни тех, ни других, феи были менее опасными созданиями, чем драконы. Образы фей в литературе моего мира были разными, то это крохотные крылатые красотки, то милые добродушные старушки, то зрелые статные женщины, однако все известные мне источники сходились на том, что большинство фей — добрые и отзывчивые существа, отнюдь не подлежащие истреблению наравне с драконами, извечными врагами рода человеческого. Конечно, в этом мире могли водиться и другие феи — коварные, хитрые, изворотливые твари, — однако гордиться убийством женщин я бы все равно не стал.
Чуть позже я узнал, что фей как таковых в местной магической фауне не существует, и отнюдь не стараниями Моргана.[9]
Объяснение оказалось прозаичным и в то же время забавным. Выяснилось, что Морган — это фамилия волшебника, а его первое имя, которое он в силу понятных причин старается не употреблять вслух, — Фей. Вот так его мама назвала: «Фей Морган». Словосочетание показалось мне до боли знакомым и попахивало чем-то не очень мужским, поэтому я скрывал свое знание, лишь изредка, когда меня никто не видел, отдаваясь во власть справедливого и оправданного хихиканья.
Времени на приготовление нормального обеда у братанов не было, поэтому меню состояло из холодного копченого мяса, сыра и вчерашнего хлеба, которые предлагалось запивать чрезмерным количеством доброго вина. Братан Лавр распорядился выкатить из подвала бочку.
Празднование победы и поминовение усопших было завершено величественным погребальным костром, зажженным не без помощи Моргана, весьма сильного, как было мне известно со слов покойного барда, в Школе Огня. Перед тем как отдать Моргану приказ поджечь костер, братан Лавр прочитал над покойными короткую молитву:
— Лежащие на этом помосте — наши реальные братья. Они были конкретными пацанами, всегда фильтровали базар и всегда были готовы за него ответить. Они жили по понятиям и умерли по понятиям, и, если где-то есть рай и они туда не попадут, кому-то придется конкретно за это ответить. Типа, аминь.
И он взмахнул рукой.
Костер вспыхнул, языки пламени весело лизали сухое потрескивающее дерево и взвивались до небес. Отблески зарева до утра мелькали в окнах моей кельи.
Понятно, что мы остались в монастыре до утра. Предыдущий день был слишком насыщенным. Избранный обрел меч — или меч обрел Избранного, это зависит от точки зрения, — потом была битва, наведение порядка после битвы, поминки, совмещенные с празднованием победы и перетекшие в грандиозную попойку.
Да и ране сэра Реджи, залеченной заклинаниями Моргана и целебными травами братанов, надо было дать время на заживление.
Когда я проснулся, солнце вовсю светило с самого центра небосклона, возвещая, что выступить на рассвете, как Морган планировал вечером, нам уже не удастся. При условии, что мы не дождемся следующего рассвета.
Я оделся, подвесил на пояс меч, сунул аргумент на надлежащее место, ибо уже привык, что в этом мире в любой момент можно ждать неприятностей, и отправился на поиски своих спутников.
Братаны похмельем особо не страдали. Единственным напоминанием о вчерашнем вечере являлась целая очередь жаждущих, выстроившаяся возле колодца. Хотя желание испить ледяной водицы могло быть вызвано и царящим на улице зноем.
У сэра Реджи и Моргана были свои способы борьбы с указанным недугом. На пути к саду камней, где опрошенные мною монахи видели Моргана, я наткнулся на сэра Реджи, который, несмотря на полученную вчера рану, вовсю развлекался со своими железками, фехтуя с тенью и обучая тройку братанов некоторым приемам из своего богатого арсенала. Мы обменялись сдержанными приветствиями, и я продолжил свой путь.
Морган медитировал.
Поправлюсь сразу, это я думаю, что он медитировал, хотя для медитации он был в довольно странном положении. Конечно, поза лотоса способствует прохождению через тело потоков космической энергии, при условии, что вы сможете в эту позу сесть и, что еще важнее, просидев в ней энное количество времени, сможете из нее выбраться без посторонней помощи, но мне почему-то казалось, что для правильной медитации нужна более прочная связь с землей.
Связи с землей, как таковой, у Моргана не было вообще. Он завис сантиметрах в пятидесяти от земной тверди, и если потоки отрицательной энергии и уходили в почву, то только по длинным полам его одеяния. Глаза мага были закрыты, но губы шевелились, словно он молился, либо повторял какие-то мантры, либо репетировал особо мощные из своих заклинаний.
Кстати, о заклинаниях. Творя вчера свою разрушительную магию, Морган не проронил ни слова, не
