вере, которая явно противоречила их отличительным склонностям и привычкам; это ясно видно из последующей истории великого князя Святослава. Правда также, что в статьях договора, заключенного Олегом с греками, не упоминается о христианах и вообще между всеми руссами, напротив, русин прямо противополагается христианину, т. е. греку. Но это значит только, что греки у нас известны были тогда под именем христиан, а вовсе не то, чтобы между самыми руссами христиан не было. Посему-то такое же точно противоположение русина христианину встречается и в договоре Игоревом с греками, когда, как увидим, у нас несомненно уже многие исповедовали святую веру. С другой стороны, известно, что в уставе императора Льва Премудрого (886–912), который был современником нашему князю Олегу, в числе митрополий, подвластных Цареградскому патриарху, упоминается уже на 60 месте митрополия Русская. Но должно сознаться, что она упоминается не во всех списках устава, а только в некоторых, и есть основание думать, что она внесена в некоторые списки этого устава в позднейшее время. А потому несправедливо было бы заключать, будто во дни Олега число христиан у нас увеличилось, так что они составляли особую епархию.

Во дни же преемника Олегова Игоря (912–945) святая вера уже несомненно у нас распространялась. И прежде, еще со времен Аскольдова договора с греками была постоянная связь между греками и нашими предками, так что многие из руссов киевских служили в греческом флоте. Но после договора Олегова, с воцарения Игоря эта связь усилилась: из России ходили в Константинополь целые торговые караваны по Днепру и Черному морю, гости русские оставались жить в Константинополе по нескольку месяцев сряду у монастыря святого Мамы, другие руссы сотнями нанимались в службу греческого императора и провождали в Греции почти всю свою жизнь. Греки, без сомнения, не упускали при этом случая знакомить наших предков со своею верою, как поступили они еще с послами Олеговыми по заключении мира. Между греческими императорами и русскими князьями существовали даже письменные сношения, которые могли служить новым поводом для их подданных к теснейшему сближению в самых понятиях религиозных. Многие руссы, служившие при греческом дворе, действительно принимали там святую веру, и некоторые из них, хотя по временам, возвращаясь в отечество, могли приносить ее и сообщать своим ближним и сродникам. Как бы то ни было, только к концу царствования Игоря, при новом договоре нашем с греками в 944 г. жители России в статьях договора разделяются уже на крещеных и некрещеных, и крещеные везде поставляются даже на первом месте – до такой степени успело возрасти число христиан в нашем отечестве! И летописец, повествуя о присяге великокняжеской дружины по случаю сего договора, замечает, что мнози из самих варягов, обитавших в Киеве, были уже христиане. Еще более: в том же самом месте летописи говорится о киевской церкви святого Илии, где давала присягу христианская Русь, и эта церковь называется соборною. Такое имя заставляет допустить, что в Киеве были тогда и другие церкви, между которыми церковь святого Илии считалась главною, или соборною, предположение, которое, кажется, достаточно подтверждается последующею историею. Дитмар, современник святого Владимира, свидетельствует, что в его время существовало в Киеве более четырехсот храмов, – когда же успели они возникнуть в таком изумительном количестве? Ужели в продолжение каких- нибудь десяти или пятнадцати лет со времени обращения Владимира? Естественнее думать, что они возникали мало-помалу со времен еще Аскольда и Дира или, по крайней мере, Игоря. Существование же храмов и христиан необходимо предполагает существование священнослужителей. Правда, в древнейшей нашей летописи не упоминается ни о каких пастырях у нас до великой княгини Ольги. Но известно, что преподобный Нестор о первых временах нашей истории говорит вообще чрезвычайно кратко и потому нередко умалчивает о таких событиях, которые несомненно были, каково, например, крещение руссов при Аскольде и Дире. Мало того, мы знаем, что преподобный летописец ни слова не сказал и о трех первых наших митрополитах Владимирова княжения, которые были к нему по времени очень близки, ужели ж следует посему усомниться в самом их существовании? Тем неосновательнее заключать из одного только молчания Нестора о событиях, бывших еще до великой княгини Ольги, будто этих событий вовсе не было. Довольно и того одного, если в краткой своей летописи он упомянул, хотя мимоходом, что были тогда в Киеве церкви, между которыми церковь святого Илии считалась соборною: не сказал ли уже он этим, что у нас были тогда и пастыри, по крайней мере пресвитеры и низшее духовенство?

Нельзя здесь оставить без внимания мнения одного ученого, который говорит, будто первые семена христианства посеяли в России варяги, странствовавшие чрез нее из Скандинавии, и, следовательно, не греки, как мы утверждаем. Но это мнение, кроме того что совершенно произвольно, заключает еще в себе несообразность. «Мне кажется, – справедливо заметил другой ученый, – что такие странствующие рыцари столько же мало имели способности, как и желания обращать язычников, и сии последние нигде не показывали столь великой наклонности к христианству, сколь без всякой причины должно предположить в руссах, допуская, что они случайно приняли новую религию от проезжих». Если же в нашей летописи говорится, что многие варяги, обитавшие в Киеве, были христиане, то кто же докажет, что эти варяги принесли святую веру с собою из своего прежнего отечества, а не приняли ее в самом Киеве или Константинополе, где многие из них, служа при дворе императорском, действительно принимали христианство и откуда приносили его потом с собою к нам в Киев.

Много уже было христиан в царстве Русском между древними обитателями страны, между варягами- пришельцами и в самом войске, как видно из договора с греками великого князя Игоря. При всем том. Церковь Христова все еще оставалась у нас как бы в тени и почти незаметною; язычество, по-видимому, покрывало всю Россию и почиталось религиею господствующею, потому что сам великий князь был язычник. Надлежало еще святой вере взойти на великокняжеский престол, стать на этой высокой свещнице, чтобы соделаться видимою от всех и окончательно разогнать мрак идолопоклонства. И вот супруга того же самого великого князя, при котором достигло у нас христианство такой значительной степени, решается сама принять святую веру, посаждает ее с собою на престоле и, если не утверждает ее окончательно в нашем отечестве, зато, по выражению летописца, является в собственном смысле, аки денница пред солнцем, аки заря пред светом.

Глава III. Состояние христианства в царстве Русском при великой княгине Ольге и по смерти ее до обращения великого князя Владимира.

I. Крещение великой княгини Ольги и содействие ее успехам святой веры.

История обращения великой княгини Ольги, весьма простая и общеизвестная сама по себе, немало затемнена разногласиями о ней как древних, так и новейших писателей.

Прежде всего, не соглашаются в мнениях о том, что заставило мудрую княгиню путешествовать в Царьград и там принять святую веру. По словам одних, это случилось потому, что не бяше тогда во стране Рустей благочестию учителя. Но мы видели уже совершенно противное: в Киеве во дни великого князя Игоря существовала соборная церковь святого Илии, указывающая своим именем на существование и других церквей, а при церквах необходимо были и пастыри, из которых каждый мог бы огласить великую княгиню и совершить над нею святое таинство. Теперь заметим, что и Ольга, в частности, имела при себе какого-то папу Григория, без всякого сомнения, лицо духовное – священника или архиерея, который сопутствовал ей в Грецию из России и который сам мог бы крестить ее в Киеве. Столько же неосновательна и другая мысль, будто Ольга, будучи научена вере Христовой от пресвитеров киевских, хотела, но не могла креститься в своей столице, боясь народа, и для того, по данному ей от христиан совету, отправилась в Константинополь. Если в Киеве открыто исповедовали святую веру даже простые жители, имея у себя храмы и пастырей, и народ это терпел, народ не смел восставать на христиан при веротерпимости великого князя, то ужели могла поопасаться народа одна только супруга этого князя? И в какое время? Тогда, когда по смерти Игоря она держала в руках своих самое кормило правления и делала в России все, что хотела; когда своими мудрыми и благодетельными для всего отечества распоряжениями успела уже возбудить к себе всеобщее уважение, любовь и признательность и заставила всех благословлять свое имя. А с другой стороны, если действительно так опасна была партия язычников в Киеве, что самой правительнице государства надлежало идти в чужую землю для принятия крещения, то ужели бы этим опасность предотвратилась? Разве язычники не могли бы восстать против своей княгини по ее возвращении в отечество, узнавши, что она сделалась христианкою? Или зачем бы ей странствовать в отдаленный Царьград, а не креститься в ближайшем христианском городе Херсоне, где также она могла быть безопасною от своего народа? Почему бы не креститься ей и в самом

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату