мёртвой хваткой.
– Молчал бы, – раздражённо обратился к нему Папа. – Мы тут смерть для него придумываем, а его всё на смех пробивает!
– Так, подумал кое о чём.
– О смертном часе размышляй!
– Он возьмёт и не настанет – что тогда?
– Ты, Pax, всегда был ловок уворачиваться, – покачивая головой, с сожалением сказал Мусултын. – Что бы тебе, когда градские в моё отсутствие нагрянули, не встретить их как удальцу? Уж большой был, ростом со многих моих, и драться умел. Убили бы – я б горевал, мстил за тебя, а не как сейчас... Угораздило тебя под помост спрятаться.
– Это у него инстинкт, – объяснил Маджух.
–
– Вспомни, – Маджух не унимался, – охотник сверху, учитель его, говорил: «У мальца дар затаиваться, прямо с виду исчезать; в засаде ему цены нет». Он и затаился. Его лишь Золотой Луч глазом-порчей высмотрел, а то бы не нашли.
– Углядел колдун колдунёнка... Взглянул – и сглазил! Переломи его теперь!
– Камнерезная пила и не таких ломала.
– Чу! сказано: «квадратной рамой». Рама чары гасит.
«Пилой, Папа! пилой веселей. Как полетят из меня гайки и болты, тут вам радость и придёт! Авторитет полковника как мага вырастет до небес. Мало ли что вам известно о киборгах и их устройстве – суеверия никаким техническим прогрессом не перешибёшь. Все скажут: „Ониго копирует души агентов в мозги эйджинских киборгов, а потом засылает их в Аламбук“. А у нас? у нас с гражданами поступают ещё хлеще – их краденые души ставят вместо прицела на дегейтор. Вот я удрал – и скитаюсь, неприкаянный, в потёмках Вселенной, беглая душа в протезном теле...»
– Эх, Pax! – вздыхал Папа. – Отклясть бы тебя от волшбы Ониго – глядишь, вновь бы человеком стал! Я ведь тебя, мерзавца, люблю жарче кровных сынов. Рыдать буду, а отдам тебя гостям. Правда удальцов велит! Будет мучаться твоя душа, замороженная у полковника, как мясо...
«Хм, что-то замороженное тело по имени Pax не даёт о себе знать. А жив ли он? чего я жду, кого я жду?.. Надо маневрировать, чтоб время выгадать».
– Да будет тебе убиваться, Папа. – Форт заговорил чуть добрей. – Если дело верно повести, то я могу и согласиться...
– Это на что ты меня наводишь, сын беспутный? – оттопырил уши Мусултын.
– Доказательств хочу, что обмана не будет.
Зурек с Маджухом нахмурились, а Папа приободрился:
– Так, так! Хитришь? мне, сынок, хитрость по нраву – но смотри, сам себя не обхитри. Говори, чего от меня ждёшь!
– Не требовать ни кодов, ни паролей.
– Ого! почему же не требовать?
– Чтобы Ониго и тебе досталось поровну, одному не больше, чем другому. Я, попав к нему, ничего о тебе не выдал...
Был в подобном заявлении немалый риск, но, зная Раха, Форт полагался на его клановую честность. Ведь до сих пор никто не обвинил его в предательстве. Ход оказался удачным – гримас на лицах Окурков не появилось.
– ...так и о нём не выдам ничего. Когда сын возвращается – это одно, а когда становится изменником – совсем другое.
– Звучит неглупо, – невольно признал Маджух. – Но всё-таки тебе следует раскрыть секреты Эрке – для верности, чтоб пути назад не было.
– Трудное условие, – осунулся Папа. – Сразу не приму. Надо обсудить, посовещаться. Дальше!
– Открой мне тайну моего рождения.
Мусултын и Маджух обменялись взглядами. Зурек в их переглядке не участвовал и недовольно шевелил скальпом.
– Что ж... когда-нибудь это пришлось бы рассказать. Зурек, удались за дверь; тут дело семейное, внутреннее...
– А охране выйти не прикажешь? – Поднимаясь с неохотой, Зурек перекосился лицом.
– Они приказов не ждут, сами знают, что делать.
Охранники исчезли, зато Маджух достал бластер и с этого момента держал дулом к Форту.
– Дело было давно... – начал Мусултын.
После первых же его фраз Форт абсолютно искренне воскликнул:
– Не может быть!
– А вот Маджух, он при сём присутствовал, он подтвердит.
– Истинная правда.
