недобрый ветер с той стороны колеблет скрипучие тяжкие створки, и к нам проникают фантомы, темные предчувствия и мрачные знамения. Как встарь, на 1 мая и 1 ноября открывается ход оттуда сюда; достаточно замереть, насторожиться и закрыть глаза, чтобы почуять кожей ветерок, несущий чьи-то шепоты и вздохи.
Поэтому в ночь одоления тьмы люди не спят, зажигают огни и шумят, чтоб отпугнуть запредельное зло.
Спать нельзя! Чуждый, нездешний сон вольется в тебя, черной водой затопит голову, и утром ты очнешься, недоумевая: «Где я был и что я видел? Кто был рядом со мной – нелюди или тени?..» Ты все позабудешь; останется тяжесть в висках.
Кто сказал, что телевизор – зеркало реальности? Перейди с канала на канал – и увидишь Принца Мрака вместо Президента; угадай, кто из них настоящий?
Хиллари пробивался сквозь толпу плотно сгрудившихся людей. Кто-то оглянулся, когда Хиллари толкнул его в твердое плечо, – изжелта-серое лицо с раскосыми глазами, безволосая шероховатая голова; это голем, человек из глины. Хиллари прянул в сторону, подальше от него.
Где же Эрла?
Дом. Подъезд. Наверх, задыхаясь и спотыкаясь на ступенях. Тонкий девичий голос за дверью читает по книге:
– Городские партизаны объединены в ячейки. Ячейки включают от трех до семи человек. Боевые ячейки сходятся для тренировок в лагерях, которые расположены в малоизученных районах Города. Поиск лагерей производится с воздуха и из космоса. Нередко учебные центры партизан замаскированы под пейнтбольные клубы…
Послышались аплодисменты, словно на конгрессе. Потом новый голос предложил:
– Давайте похитим Эрлу Шварц! Пусть Хиллари боится за нее. Спрячем ее в водопроводном колодце…
– Нет, она богатая, ее охраняют. Слишком много времени уйдет на подготовку акции.
– Ну, тогда ту крысу из проекта, что выступала у Дорана. Мы поймаем ее, когда она поедет в Город.
Хиллари забарабанил в дверь:
– Откройте немедленно! ЭТО ПРИКАЗ!
Но чтица продолжала, притворяясь, что не слышит его:
– Постоянно действуют восемь партизанских союзов общей численностью до четырех с половиной тысяч. Это – живущие подпольно нелегалы. Нелегалом быть почетно, а погибшие становятся святыми. Поэтому следует добиваться, чтоб нелегалы попадали в плен живьем, отрекались от своих убеждений и сотрудничали с властями.
– Не будет этого! Гильза учила драться до последнего. Она не сдалась. И я не сдамся.
Снова захлопали в ладоши, а внизу на лестнице послышались шаги голема. Хиллари бросился к лифту, потом к окну – из глубины улицы донесся шум толпы, там горели перевернутые автомобили. Сердце захолонуло, толчком ударило под горло, рождая сдавленный стон, – и Фанк осторожно удержал ладонью приподнявшегося Хиллари:
– Спи, спи, все спокойно…
– …они в проекте, – холодно негодовала Лильен, – все мерзавцы. Поглядим, как она запоет, оказавшись в плену.
Фосфор хотел поддержать любимую, но чем шире простирались его мысли, тем больше находилось возражений против замысла взять заложника.
– Вряд ли они пойдут на уступки. У полиции принцип – не идти на соглашения с террористами.
– И что ты предлагаешь? – Косичка, сидя на матрасе с ногой, утянутой в лубки, отложила экран, откуда читала вслух файлы Стика Рикэрдо. – Ну да, я понимаю – соединиться с партизанами; мне это тоже в голову пришло. Да только сразу ничего не выйдет. Нас будут долго проверять на вшивость. Нет уж, лучше мы справимся сами! Одиночек труднее найти.
Звон заснул на середине чтения о партизанах, предварительно укрепив сон таблетками. Куда делась Гильза, он не переспрашивал – ушла и ушла, к родне так к родне, значит, так надо; когда живешь в Каре, где свобода превыше всего, отучаешься дотошно вникать в личные дела других вольных людей. Бывает, человек выйдет за сигаретами, а вернется через месяц-два, с зажившим шрамом на лице и неизвестной девушкой.
Засыпая, Звон не укрылся, легкомысленно понадеявшись на весну, здоровье и горячую кровь, но Стелла еще недостаточно прогрела Город – и Звон во сне сжался, подогнул ноги к телу, втянул руки и спрятал ладони в подмышках. Ему снилось, что в Сэнтрал-Сити вновь зима, и опять нелады с отоплением, и что он на вписке, где люди спят, убряхтавшись во все тряпье, которое есть в доме. Тут вяло, медленно идет облава – между шевелящихся тряпичных куч ходят сэйсиды в полных брониках, поблескивая масками и плечевыми суставами, встряхивают очередной ворох, слепят нашлемной лампой в лицо и отпускают: «Нет, не тот». А он стал невидимкой и удрал, потому что это его ищут. Выбежал босой на улицу, а там намело снега по щиколотку и темнота, хоть глаз выколи. Ни души, ни звука, лишь шелест снега и рокот ротоплана над домами – пузатое тело, вращая роторами, проплыло в высоте, ощупывая снежную круговерть под собой лучами-пальцами. К Реке, надо двигать к Реке. Протянувшаяся через Город водная артерия с причалами, полузатопленными баржами и свайными постройками по берегам – рай нелегалов, идеальное убежище.
Спящий Звон, как пес, задвигал ногами, заворочал головой; Лильен и Фосфор переглянулись и накрыли его дырявым половиком.
– Вы уже потеряли троих, – жестоко напомнил Фосфор. – Коса ранена. И с нами этот… примкнувший. Он даже не соображает, с кем связался. Он может разозлиться, что Лильен к нему неласкова, и выдать нас. Пока он спит, я предлагаю сняться и сменить базу. Устроимся где-нибудь… на Реке, к примеру. До Озера на Левой Реке по прямой километров тридцать; за ночь доберемся, а Косу я унесу на себе. Оставим Звону денег; он парень бывалый, не пропадет. Ну, что?
– Может, я и ранена, – вздернулась Коса, – но я не дохлая! До ремонта стяну ногу потуже и смогу
