бояр и слуг великому князю Василию Димитревичу и преподает всем от Господа благодать, мир, прощение и свое благословение. В конце грамоты Киприан приписал несколько общих мыслей о скоротечности и суетности человеческой жизни. Грамота эта, частию по новизне своей, так как прежде никто из митрополитов не писал такого завещания, а частию и потому, что во время чтения ее над гробом Киприановым многих привела в слезы, могла показаться чудною. как названа она в летописях, хотя не представляет ничего особенно замечательного.
В летописи Татищева (4. 424) приписываются Киприану еще некоторые другие ученые труды, и именно говорится: «Книги своею рукою писаше, яко в наставление душевное, преписа Соборы, бывшия в Руси, многия жития святых русских и степени великих князей русских; иная же в наставление плотское, яко правды и суды, и летопись русскую от начала земли Русския вся по ряду, и многи книги к тому собрав, повелел архимандриту Игнатию спасскому докончати, яже и соблюдох». Но это свидетельство, во-первых, сомнительно, потому что неизвестно, откуда заимствовал его Татищев, и оно не подтверждается никакими другими летописями и сказаниями. Выражение «яже и соблюдох», заставляющее предполагать в свидетельстве слова современника Киприанова, спасского архимандрита Игнатия, не есть ли одна из тех описок и ошибок, которых так немало в Татищевской летописи? А во-вторых, если и признать свидетельство достоверным, оно крайне неясно. Что значит слово «преписа»: то ли, что Киприан только переписал сочинения, исчисленные в свидетельстве, или и то, что некоторые из них он сам составил? На каком же основании по отношению к одним сочинениям мы будем принимать это слово в первом смысле, а по отношению к другим в последнем? Если скажем и должны сказать, что Киприан собственно переписал деяния русских Соборов, бывших прежде (ныне известно деяние одного из них – Владимирского 1274 г.), равно правды и суды, как догадываются Русскую Правду и судные грамоты князей, то почему же станем утверждать, что он не переписал только, а сам составил степени русских государей, многие жития русских святых (из которых известно ныне как составленное Киприаном лишь одно – святителя Петра) и Русскую летопись, доконченную архимандритом Игнатием? Поэтому отнюдь не более как за догадку можно принять мысль, что Киприан составил Степенную книгу в ее кратчайшем виде или положил ей начало и что он написал, хотя не докончил. Русскую летопись, может быть и Троицкую, доведенную до 1408 г.
От митрополита Фотия дошло до нас гораздо более сочинений. Доныне известны под его именем восемь Слов, или поучений, произнесенных во храме, двадцать девять посланий и грамот и духовное завещание. Но, по всей вероятности, это не все им написанное, как можно заключать из его собственных свидетельств.
Из поучений митрополита Фотия пять написаны на дни праздничные и воскресные, именно: на день Благовещения и на случившееся в этот день освящение исходного храма, устроенного великим князем Витовтом; на Сретение Господне; на недели – о блудном сыне, мясопустную и православия. Остальные три, из которых, впрочем, одно служит только повторением или сокращением другого, написаны по случаю современных народных бедствий: бездождия, моровой язвы и вообще казней Божиих.
В Слове на Благовещение Господне можно различать четыре части. В первой Фотий изображает сначала торжественность праздника Благовещения самыми общими и неопределенными чертами, по местам повторяя одни и те же мысли; потом приглашает ублажать и воспевать Пресвятую Деву Богородицу; наконец рассказывает о чуде Ее, послужившем поводом к составлению Ей акафиста, т. е. о событии, вовсе не относящемся к Благовещению. Во второй части, упомянув о новоосвященном храме, подробно наставляет христиан, как им присутствовать во храме, молиться Богу и исповедовать грехи свои пред отцами духовными. В третьей учит самих священников новоосвященной церкви прилично вести себя в ней и заботиться о врученном им духовном стаде. В четвертой обращается к князьям и воинам, напоминает им об обетах крещения и как храм создан был во имя Честного и Животворящего Креста, рассказывает о явлении Креста Константину Великому и о громоносном легионе христиан, по молитвам которого римляне во дни Марка Аврелия одержали победу над варварами, хотя последний случай прямо не относится к делу. Вообще, Слово очень растянуто и многоречиво, не отличается ни силою, ни последовательностию мыслей, не чуждо повторений, написано языком крайне неправильным и темным. Чтобы сколько-нибудь познакомиться с этим Словом, приведем из него отрывок о стоянии в церкви, который нам представляется лучшим: «Смотрите, как входить вам в церковь, со всяким испытанием своей совести и чистоты и с устранением себя от всяких временных помышлений. Вспоминайте о трапезе сей, что в ней находится и Кто возлежит в ней. Возлежит не земной царь, но Царь Небесный и Царь царствующих, а вокруг Него со страхом обстоят ангелы и архангелы, многоочитые херувимы и серафимы. Итак, непрестанно помышляйте, чье это жилище, да не вносите в это земное небо чего-либо неподобного, безгодных торжищ, мерзких знаний, совещаний на зло и осуждение брата... Ибо церковь существует не для того, чтобы мы, сходясь в нее, разговаривали о неподобном, но чтобы мы молились с ангелами и ликовствовали, исповедуя каждый грехи свои. Ей, убойтесь самого Господа, сказавшего иудеям:
В Слове на Сретение Господне – две части. В первой проповедник говорит о предмете праздника и восхваляет святого старца Симеона; во второй преподает наставления святителям и священникам, князьям и боярам, наконец всем сущим под властию – «средним и убогим». Излагая празднуемое событие на основании Евангелия, проповедник делает и свои замечания, но большею частию общие, которые могли бы быть повторены и в другие Господние праздники. Например: «Сие Отроча поют ангелы, Его трепещут власти, славят силы; Ему работает солнце, ради человека поставленное, Ему служит луна. Его слушают стихии, Ему покоряются источники. И, узрев сие Отроча, двери адовы затворились, а небесные двери отверзлись. Сие Отроча, при виде Которого вострепетал ад, упразднило смерть, посрамило диавола, разрушило клятву, утолило скорбь, сокрушило змия-губителя, разрушило средостение, раздрало лукавое рукописание, попрало грех, упразднило лесть, восставило тварь, спасло нашего праотца, воздвигло Еву, призвало язычников, просветило мир». Святой Симеон Богоприимец изображается следующими чертами: «Этот блаженный Божий человек Симеон по видимому был человек, но по разумеваемому, был выше человека, – человек существом и естеством, но добродетелию ангел; человек, имевший пребывание чувственно в дольнем Иерусалиме, а мысленно – в горнем Иерусалиме; человек, пребывавший плотию с человеками, а духом ликовавший с ангелами. Он даже как бы выше и ангелов, потому что более их удостоился видеть Невидимого, и не только видеть, но, что еще важнее и преславнее, восприять на свои руки». В своих наставлениях святителям и священникам митрополит Фотий относит к ним слова Спасителя:
В Слове или, вернее, в беседе на неделю блудного сына, после общих предварительных соображений о том, как Бог долготерпелив и милостив ко всем людям, в особенности к грешникам, как Он щадит иногда предков ради имеющих произойти от них потомков и как Он скор к помилованию обращающихся к Нему, митрополит Фотий изъясняет по порядку евангельскую притчу о блудном сыне. Главная мысль толкователя та, что человек, имевший у себя двух сынов, есть Бог, старший сын его – праведники, а младший – грешники. Соответственно этой главной мысли сделаны и частнейшие изъяснения всех подробностей
