В 1252 г. король венгерский примирил галицкого князя с Римским первосвященником: между ними снова начались переговоры. Папа не замедлил отправить к Даниилу в другой раз свое посольство с скиптром и короною. Послы случайно встретили его в Кракове и хотели видеться с ним, но он отвечал: «Неприлично мне беседовать с вами в чужой земле». Они прибыли в Галицию и убеждали его возложить на себя королевский венец и соединиться с Римскою Церковию, обещая ему от папы скорую помощь. Даниил колебался, пока не убедили его родная мать и герцоги польские, удостоверявшие, что если он коронуется, то они будут его помощниками против поганых. Тогда Даниил согласился, дал клятвенный обет покорности Римской Церкви и в городе Дрогичине принял царский венец, по выражению нашего летописца, от Бога, и от престола святого Петра, и от отца своего папы Иннокентия, и от всех епископов своих, которые, вероятно, как-нибудь участвовали в обряде коронования своего князя или только присутствовали при этом. А Иннокентий вслед за тем издал (в 1253 г.) буллу ко всем христианам Богемии, Моравии, Сербии и Померании, чтобы они вместе с королем русским Даниилом,
Из всего хода дела видно, что главная цель при этих сношениях для нашего князя постоянно была одна: получить от папы достаточную помощь для освобождения своего народа из-под владычества монголов – цель, вполне достойная истинного патриота! Чтобы достигнуть этой цели он соглашался покориться Римской Церкви и изменить православной: средство недостойное истинного христианина! Согласимся, что намерение Даниила было не искреннее, а притворное, что он только наружно хотел подчиниться папе, оставаясь в душе православным, рассчитывал обмануть его. Но от этого поступок князя не становится ни чище, ни извинительнее. Пусть кто хочет, держится правила: цель освящает средства. Но православная Церковь никогда не принимала и не одобряла такого правила. И если справедливо свидетельство Карпина, что галицкий князь действовал с согласия своих епископов и вельмож, то это отнюдь не делает чести, в христианском смысле, ни последним, ни тем более первым.
Совсем иначе поступили святой благоверный князь Александр Невский и его советники совершенно в подобных же обстоятельствах. Начав переговоры с знаменитейшим князем Южной России, папа Иннокентий IV решился вслед за тем войти в сношения и с знаменитейшим из князей Руси Северной и в 1248 г. послал к Александру Невскому свою грамоту, которую мы представляем здесь в сокращении. «От нашего посла, назначенного к татарам, – писал папа, – брата Иоанна Карпина мы получили известие, что отец твой, желая облечься в нового человека, искренно и со смирением посвятил себя (se devovit) в руках этого брата на повиновение Римской Церкви, что немедленно сделалось бы известным всем, если бы так внезапно и так счастливо его не постигла смерть. После такой счастливой кончины он, без всякого сомнения, вошел в общение со святыми и удостоился вечного блаженства. Желая и тебя вместе с ним сделать причастником того же блаженства, мы изыскиваем пути, употребляем труд, прилагаем старание, как бы расположить тебя, чтобы ты последовал примеру отца; чтобы как он от искреннего сердца обрек себя (se dedicavit) к принятию заповедей и учения Римской Церкви, так и ты, оставив путь погибели, ведущий к вечному осуждению, соединился с этою Церковию, приводящею всех ко спасению. Не отвергни нашей просьбы, которая, будучи исполнением долга с нашей стороны, имеет в виду способствовать твоим выгодам. И ты поистине не обнаружил бы в себе здравого рассуждения, если бы отказал в покорности нам и даже Богу, Которого наместником, хотя и не по заслугам, мы являемся на земле. От этой покорности нисколько не уменьшается честь самого могущественного властителя, напротив увеличивается всякая власть и временная свобода... Посему мы молим и убеждаем тебя, чтобы ты признал Римскую Церковь материю, покорился ее первосвященнику и деятельно позаботился побудить к повиновению апостольскому седалищу твоих подданных, да восприимешь некогда плод в вечном блаженстве. Знай, что если ты воспользуешься этими нашими благожеланиями, то мы будем считать тебя знатнейшим между прочими католическими князьями и всегда с полным усердием будем стремиться к увеличению твоей славы». Затем папа просил нашего князя извещать ливонских рыцарей о нашествиях татар на христианские земли, чтобы рыцари могли извещать его самого, т. е. папу, а он имел возможность заблаговременно собирать силы для сопротивления варварам. Это послание свое Иннокентий прислал к нашему великому князю с двумя хитрейшими своими кардиналами – Гальдом и Ремонтом, чтобы они изложили ему учение о законе Божием. Не знаем, поверил ли Александр тому, что писал папа об отце его – великом князе Ярославе, будто бы принявшем латинство пред своею кончиною, это известие представляется тем более невероятным, что Карпин, на которого ссылается папа, в описании своего путешествия к татарам хотя и говорит о смерти великого князя русского Ярослава, но вовсе не упоминает об его обращении к Римской Церкви. Как бы то ни было, но только Александр принял папскую грамоту и посольство, созвал для совещаний своих мудрецов, конечно прежде всего лиц духовного сана, составил письменный ответ и, вручая его кардиналам, сказал: «Мы знаем истинную историю веры и Церкви от Адама до Христа и от Христа до Седьмого Вселенского Собора; содержим то самое учение, которое возвестили во всем мире святые апостолы; храним предания святых отцов семи Вселенских Соборов, а вашего учения не принимаем». И послы возвратились от нас без всякого успеха. Нет сомнения, что святой Александр Невский отнюдь не менее любил Россию и народ русский, нежели Даниил галицкий, и мог бы также рассчитывать на помощь папы против монголов, если бы изъявил согласие покориться Римскому престолу. Но святой Александр, вместе с мудрыми советниками своими, ценил православную веру выше всего в мире и не захотел пожертвовать ею, изменить ей даже наружно для временных выгод своего земного отечества.
В то самое время, как и на юге и особенно на севере России покушения Рима имели такой неудачный исход, они увенчались было некоторым успехом на западной границе нашего отечества – в Литве, куда начинали уже тогда проникать первые лучи православия из России. Знатнейший из князей, управлявших тогда Литвою, Миндовг, враждуя на племянников своих Товтивила и Эдивида, хотел их умертвить. Но они бежали к Даниилу Романовичу галицкому, за которым была в супружестве родная их сестра. Даниил дал им войско, и Товтевил, опустошив некоторые области литовские, с пленниками прибыл в Ригу просить себе помощи против дяди и там принял крещение по латинскому обряду. Миндовг поспешил послать к магистру ливонских рыцарей, Рижскому епископу, богатые дары и умолял его, чтобы он или умертвил Товтивила, или изгнал. Но магистр отвечал: «Ты не избавишься от врага и не одолеешь его, если не пошлешь к папе Римскому и не примешь крещения». Миндовг последовал совету и крестился. Это было в 1251 г. Вслед за тем немедленно папа Иннокентий IV принял Миндовга и все царство его под покровительство святого Петра, повелел епископу Кульмскому венчать Миндовга на королевство, поставить для Литвы епископа и устроить в ней кафедральную церковь; предписал, чтобы королю литовскому, как принявшему христианскую веру, никто не причинял огорчений, чтобы во владениях литовских церковная десятина была взимаема умеренно и без притеснений и чтобы епископы Рижский и другие старались обращать к христианству даже смежных с королевством Литовским неверных; наконец чрез три года по просьбе Миндовга, построившего на собственное иждивение кафедральную церковь и обогатившего ее дарами, принял ее вместе с ее епископом в свое непосредственное ведение. А преемник Иннокентия папа Александр IV разрешил (в 1255 г.) Миндовгу воевать против России и ее обитателей, остающихся в неверии, и наперед утвердил за ним все те области, которыми он завладеет. Впрочем, все это: как обращение, так и некоторое усердие Миндовга к римской вере были совершенно притворные. Сначала он только втайне поклонялся своим прежним богам, нося имя христианина, а потом начал и открыто
