– Стреляйте в него! открыть огонь! – немного обезумев, велел командир. Загремели выстрелы, но Буш-2 их игнорировал. С тем же успехом можно отстреливаться от божьего наказания, ниспосланного за грехи.
– Внимание! впереди неизвестные сооружения. Я вижу там людей, – в растерянности рапортовал вахтенный из ходовой рубки. – Мы примерно в ста метрах от построек. Господин капитан, какие будут распоряжения?
– Откуда здесь постройки?! – Капитан водил пальцем по карте. – Тут нет никаких посёлков!.. Стоп машины!
Охрана удирала с постов в тоннелях: закричали сирены; служащие рудничной конторы опрометью бросились к лифтам и лестницам, сталкиваясь и визгливо ругаясь.
– Оно совсем рядом! – возопил лаборант-геолог, застыв у окна. Махина, похожая на движущуюся гору, смяла и расплющила трубу тоннеля; хрустнул раздавленный склад; рухнул ангар; боком потащило изуродованный флаер, затягивая под циклопическую гусеницу…
– Господин капитан, подтвердите распоряжение остановить турбины. По инструкции мы должны получить ваше подтверждение…
– СТОП МАШИНЫ, Я СКАЗАЛ!!!
Головной сегмент ударил в административный корпус; стены треснули, с потолков посыпались щиты обивки к планки, заискрилa проводка, кто-то кубарем полетел по лестнице, лопнули окна, в здание хлынул вредный внешний воздух – и тут турбины смолкли, агрегат встал.
Далее разыгралась феерия безобразных и скандальных сцен.
Микроскопические охранники бесновались у подножия Буш-2, и писк их голосов был едва слышен. Когда капитан агрегата выбрался наружу, а из покорёженного корпуса вышел разъярённый директор, писк стал немного громче.
– У нас тут маршрут проходит, а у вас рудник стоит! Откуда он взялся?! что вы мне на стены тычете – вы себя на карте покажите! Вас нет! вы отсутствуете! и нечего в здание пальцем совать!
– Сотрудников травмировало! – старался перекричать капитана директор. – Вы по всей строгости отчитаетесь за повреждения!
– И погибшие есть! – подпевал рядышком Леон, мигом сообразив, как списать убитых ночью.
– Наш агрегат, – капитан набрал в грудь воздуха, чтобы стать выше и шире, – оборудован точной системой компьютерной прокладки курса с корректировкой от спутника! У нас ошибок не бывает!
– Ваша система – это… – Директор высказал большое подробное мнение о компьютерном обеспечении Буш-2. По словарному составу его мнение вполне могло украсить стену общественного туалета.
Богомерзко кричали и сквернословили все – с пылом, с жаром, жарче солнца термидора, а бинджи, выбравшись из печного сегмента, сдержанно обсуждали, как это так сжигатель влупился в рудник:
– С самого начала было ясно, что добром не кончится.
– Как мы ночью ломанулись, как погнали – даже брёвна в пилораме застревали. Я и подумал – ничего себе скорость! обязательно чего-нибудь случится.
– Антон с Джифаренге пропали, – переживал печальный поварёнок, от горя чуть не плача. – Искали их – нет нигде. Наверное, с борта упали! А может, заблудились?..
Поль, довольный тем, что выпало время передохнуть, приплясывал у забортного трапа, распевая под одобрительный гогот биндэйю:
А офицерик № 38 втихомолку связывался с телестудией в Купер-Порте, чтоб поскорей и подороже продать свежую новость о столкновении Буш-2 с рудником, не обозначенным на карте. Хороший случай пополнить свой карман без всякого труда!
В году ПМ всего четыре месяца – плювиоз, флореаль, термидор и брюмер, они же сезоны погоды. На экваторе сезоны сливаются в сплошное, жаркое и дождливое коловращение дней, когда тридцать часов парит солнце и тридцать часов длится удушье ночи.
Префектуры ПМ по размерам мало уступают иным государствам древности вроде Советского Союза (Soviet Union – слыхали? это его языки «хинди-руси» и «русика китайса» позже слились в новояз). При планировке заселения Планеты Монстров центры префектур расположили ниже и выше экватора – очевидно, чтобы порадовать жителей чередованием проливней, банных туманов и жары. Естественно, все отпуска приходятся на термидор, когда начальство, словно стаи перелётных птиц, стремится на Пасифиду, лучшую курортную планету Альты, к синему океану и ласковому солнцу. Вот где рай, вот бы куда устроиться! Пасифида…
Просыпаясь, Уго Черубини иногда думал, что он – на Пасифиде, в отеле «Версаль». Он всегда останавливался в «Версале», где превосходное обслуживание и полная конфиденциальность личной жизни. Выйдя из сна в обстановке максимального комфорта, он порой машинально ощупывал кровать в поисках девки, которую на Пасифиде привык находить под боком. Измять кого-нибудь, чтоб захрустела… Уго любил всё реальное, конкретное, мясистое и сочное. Он изучал каталоги предложений от лучших поставщиков Пасифиды, делая на лицах пометки жирным маркёром – эту, эту… и, пожалуй, эту. Ничего дешевле тысячи Е за ночь не признавал. Префекту, правящему областью величиной с древнюю империю, нельзя опускаться до дешёвого товара. Впрочем, внезапные срывы случались – и секретарши были наготове, угадывая волю господина по его бычьему сопению.
Рабочий день Уго Черубини начинался с утреннего селекторного совещания. Он совещался с главами департаментов о том, где бы собраться на заседание и что будем пить. Распорядок дня на первую половину 7 термидора таков – в двенадцать сходняк у Вальдонне, позавтракаем свежими щитовидными железами. В 14.00 – оздоровительные процедуры; термидор тяжело влияет на здоровье, надо поддерживать организм в тонусе. В 16.00 – обед, как полагается, в Пассаже; натуральная (а не какая-нибудь) лока с Хэйры. До 18.00 – послеобеденный отдых и дружеские встречи в неформальной обстановке, с воспоминаниями о локе, выпитой накануне. Потом позвонить в секретариат и отчихвостить всех как следует, чтоб не забывали, кто в берлоге главный. В 21.00 конец работе! До сиесты и в сиесту набираемся сил для труда во второй половине дня. Если поплохеет – врач порекомендует отгул суток на трое (выходной не считается) и назначит промывание крови. Печень, желудок, годы, напряжённые дни заседаний, совещаний, презентаций и других ответственных мероприятий.
