Период разделения Русской Церкви на две митрополии

Таким образом Потей и Терлецкий, принимая от лица Западнорусских иерархов и всей будто бы их паствы унию в Риме, совершенно отверглись православия, осудили и отвергли все те пункты учения, по которым доселе как православные отделялись от Римской Церкви, и вообще осудили, отвергли и анафематствовали все по понятиям ее схизмы (следовательно, и всю православную Церковь) и ереси, осужденные, отвергнутые и анафематствованные папою. А с другой стороны, вполне приняли римскую веру, или латинство, со всеми ее учениями и постановлениями, как они изложены не только на Флорентийском, но и на Тридентийском Соборе. И если папа по снисхождению дозволил русским, принявшим унию, сохранять свои церковные обряды и церемонии, то лишь те, которые, на его взгляд, окажутся непротивными истине и учению католической веры и не препятствующими общению русских с Римскою Церковию. А это значило, что папа оставлял за собою, когда ему вздумается, запретить неугодные ему русские обряды если не как противные истине и католической вере, то как препятствующие общению русских с латинянами. Потей и Терлецкий, без сомнения, и сами понимали, что зашли далеко и переступили границы, указанные их доверителями в послании к папе и в артикулах унии. В послании к папе, нами уже приведенном прежде, митрополит и владыки говорили только: «С Божиею помощию, мы решились приступить к тому соединению, которое предки наши постановили на Флорентийском Соборе...» и далее: «Мы поручили (нашим уполномоченным) ударить челом Вашей святыне и предложить, чтобы Ваша святыня согласился оставить нас всех при вере, таинствах и всех церемониях и обрядах Восточной Церкви, ни в чем их не нарушая». Между тем уполномоченные согласились принять не только постановленное на Флорентийском Соборе, но и все постановленное на Соборе Тридентийском; уполномоченные сумели кое- как отстоять неприкосновенность лишь таинств и обрядов Восточной Церкви, а ее верою, т. е. всеми особенностями ее веры, пожертвовали латинству. В артикулах митрополит и владыки сказали: «О Св. Духе исповедуем, что Он исходит от Отца чрез Сына». Уполномоченные же приняли совершенно римское учение, что Дух Святой исходит от Отца и Сына. Несмотря, однако ж, на такую измену православию, Потей и Терлецкий не постыдились написать из Рима от 30 декабря 1595 г. к Краковскому бискупу Юрию Радзивиллу, что исповедание греческой веры сохранено для них ненарушимо святейшим отцом, что они исполнили свое дело даже лучше, нежели надеялись, и им оставлены не только все обряды и таинства, но и Символ веры в древнем виде, без прибавки «и от Сына». А затем просили бискупа склонить короля, чтобы он своими грамотами успокаивал православных относительно унии, объявляя им, что они «все свое имеют в целости», и тем подготовлял их к принятию унии.

Потей и Терлецкий по принятии ими унии более месяца оставались в Риме и пользовались особым благоволением папы. На другой день, 24 декабря, пред праздником Рождества Христова, папа совершал торжественную вечерню, со множеством кардиналов, архиепископов и епископов. В числе их находились в своих облачениях и русские послы и поставлены были выше всех латинских епископов. Но папа, как только увидел Потея и Терлецкого, велел поставить их еще выше, поближе к нему. В последующее время он часто приглашал их к сослужению с собою, особенно в церкви святого Петра, часто принимал их у себя и сделал обоих своими «придворными прелатами и ассистентами». С соизволения папы они посетили все базилики Рима, поклонились его святыням и везде были встречаемы с полным вниманием и радушием. С наступлением февраля (1596) послы начали собираться в обратный путь, и папа в один день (7-го числа) подписал шестнадцать посланий, чтобы переслать их с послами в Литву и Польшу. Послания адресованы были: одно к митрополиту и епископам русским, другое к королю и четырнадцать к литовским и польским сенаторам, духовным и светским. В послании к митрополиту и владыкам папа прежде всего благословлял Бога, просветившего их и подвигшего искать соединения с истинною Церковию; потом восхвалял их самих за их благочестивое намерение и решимость, извещал их, как прибыли к нему посланные ими епископы, Ипатий и Кирилл, и исполнили возложенное на них поручение, с какою любовию он относился к ним, и продолжал: «Все, о чем они просили нас, мы охотно исполнили, сколько возможно. Мы позволили вам, как позволено было и на Флорентийском Соборе, удержать ваши обряды и церемонии, которые не нарушают целости католической веры и нашего взаимного соединения. Мы рекомендовали вас, и ваши церкви, и ваши имения особенному вниманию короля Сигизмунда, нашего возлюбленного сына, и просили его, чтобы он не только защищал вас и все ваше своею властию, но жаловал вас новыми своими милостями и сопричислил вас к сенаторам царства, пока вы будете пребывать в повиновении Римской Церкви. Об этом же писали мы и ко многим сенаторам царства, духовным и светским... Теперь остается только, чтобы и вы искренне приняли и утвердили то, что сделано в Риме послами вашими. Для этого мы желаем, чтобы ты, брат архиепископ, нашею властию назначил поместный Собор и созвал своих епископов: пусть каждый из вас исповедует в публичном собрании католическую веру по той самой формуле, по какой исповедали ее здесь два ваши посла епископы, и точно так же пусть каждый даст торжественное обещание повиноваться нам и апостольскому престолу. И о всем, что будет совершено на вашем Соборе, пришлите нам письменный документ, надлежащим образом утвержденный и засвидетельствованный, чтобы он навсегда сохранялся в наших архивах во свидетельство потомству о вашем обращении к католической Церкви. Мы написали и к латинским епископам, Львовскому, Луцкому и Холмскому, чтобы они присутствовали на вашем Соборе в знак братской любви и общения». В послании к королю, выражая свою радость по случаю обращения русских и приветствуя его с таким радостным событием, которое началось только при его помощи, по его ревности и благочестию, папа извещал, что для окончания и утверждения этого спасительного дела он приказал митрополиту Михаилу Рагозе созвать поместный Собор, на котором будут присутствовать и три латинские иерарха, и выражал надежду, что король окажет свое содействие созванию этого Собора. Потом просил Сигизмунда, чтобы он обратил свое благосклонное внимание на жалкое положение русских владык, их церквей, домов, школ и имений и позаботился об улучшении этого положения, чтобы он тщательно исполнил «артикулы, представленные русскими епископами», которые преимущественно относятся к нему и которые он уже обещался исполнить. А особенно просил и ходатайствовал о том, чтобы король принял русских владык в число духовных сенаторов Польского государства и уравнял во всех почестях с епископами римскими, причем объяснял, что это возвысит русских владык в глазах народа, усилит их влияние на народ и послужит к распространению и утверждению унии, а вместе привлечет к королю сердца не только русских владык, но и всего русского духовенства и народа и повлияет на укрепление и возвышение самого государства. «И будет для тебя славою во всем потомстве, – заключал папа, – что твоею властию, старанием, советом, помощию русские возвратились на путь спасения и к единству католической Церкви». Из посланий папы к сенаторам семь написаны им к сенаторам духовным и семь к сенаторам светским. Во всех этих посланиях главное содержание одно и то же: в каждом папа, извещая о присоединении русских к Римской Церкви, просил того или другого сенатора содействовать своим влиянием принятию русских владык в число сенаторов. Кроме того, в посланиях к Львовскому архиепископу Яну Димитрию и епископам – Холмскому Станиславу и Луцкому Бернарду папа приказывал им присутствовать на Соборе русских епископов, который созовет митрополит Рагоза. В послании же к Луцкому епископу прибавлял еще: «Знаем вполне, какое участие принимал ты в обращении русских владык к Римско-католической Церкви... Да воздаст тебе праведный Судия обильную награду в день воздаяния, за то что ты так ревностно желал этого и столько, по силам твоим, в этом потрудился».

Обратное путешествие Потея и Терлецкого в отечество не было так продолжительно, как путешествие их к папе. Из Рима они не могли выехать раньше 7 февраля, а к марту были уже дома, и Луцкий бискуп Бернард Мациевский первого или второго числа марта воспел в своем костеле: «Те, Deum, laudamus», т. е. благодарственный молебен, по тому случаю, что «владыки Луцкий и Владимирский приехали из Рима в добром здоровье, счастливо и с радостями». Возвратившиеся владыки, разумеется, не замедлили доставить королю и митрополиту послание от папы, и теперь надлежало ожидать созвания Собора. Король не мог более этому противиться, так как Собора требовал сам папа и Собор был необходим, чтобы докончить начатое в Риме и чтобы уния, принятая там двумя уполномоченными, принята была и теми, от имени которых они действовали и за которых торжественно поручились. Но обстоятельства не позволили немедленно заняться созванием Собора, потому что и в Польше, и в Литве заняты были тогда сборами и поездками на генеральный сейм, происходивший в Варшаве. И этим обстоятельством православные еще до Собора сумели воспользоваться против возвратившихся из Рима Потея и Терлецкого и привезенной ими унии. Земские послы, или депутаты, избранные на провинциальных сеймиках в воеводствах Киевском, Волынском, Минском, Новогрудском, Полоцком и других, явившись на генеральный сейм, подали от имени всех своих избирателей просьбы королю, чтобы Потей и Терлецкий были лишены духовного сана, так как