Никона и спросили его: «Кто велел тебе писаться патриархом Нового Иерусалима?» Никон: «Я не писался и не называл себя патриархом Нового Иерусалима». «Нет, писался», – заметил Рязанский архиепископ Иларион и показал письмо, писанное рукою Никона. Никон взглянул и молвил: «Рука моя, разве описался?..»
Никон понимал, к чему идет дело, и решился заявить сомнение об авторитетности своих судей, патриархов, и сказал: «Рязанский архиепископ Иларион говорит, что я называл патриархов (Паисия и Макария) неистинными патриархами, и я действительно так их назвал, потому что на их престолах, как я слышал от греков, теперь другие патриархи, – пусть государь прикажет свидетельствовать и патриархи пусть присягнут на Евангелии». Патриархи: «Мы – истинные патриархи, ненизверженные, и сами не отрекались от своих престолов, разве турки без нас что учинили. Если же кто дерзнул вступить на какой-либо из наших престолов вопреки правил и по принуждению от турок, то он не патриарх, но прелюбодей. А клясться на св. Евангелии архиерею не подобает». Никон: «От сего часа, свидетельствуюсь Богом, я не стану говорить пред вами, патриархами, пока Константинопольский и Иерусалимский сюда не будут» (хотя, как увидим, Никон скоро нарушил это свое обещание и опять говорил пред судившими его патриархами). Архиепископ Иларион Никону: «Как ты не боишься суда Божия, Вселенских патриархов бесчестишь...»
Патриархи возвратились к первому и важнейшему обвинению на Никона и говорили ко всем архиереям и освященному Собору: «Скажите правду, действительно ли Никон отрекся с клятвою патриаршеского престола?» Питирим, митрополит Новгородский, Иоасаф, архиепископ Тверской, равно архимандриты и игумены, служившие в соборной церкви с патриархом Никоном в день его отречения, отвечали, что он отрекся патриаршеского престола с клятвою и сказал: «Если буду патриархом, анафема буду». Никон: «Я не имею притязания быть опять на престоле патриаршеском, но кто после меня будет патриархом, тот анафема будет – так я и писал к великому государю, чтобы без моего совета не поставил иного патриарха». Тверской архиепископ: «Как Никон отрекался патриаршеского престола, мы умоляли его, чтобы не покидал престола и возвратился, но он отвечал, что, отрекшись раз, более не будет патриархом, а если возвратится, анафема будет». Никон: «Меня не звали, и я с клятвою не отрекался престола». Архиереи: «Мы звали тебя, и ты не послушал – тому много свидетелей». Окольничий Богдан Матвеевич Стрешнев: «Как посылал государь в то время князя Алексея Никитича Трубецкого да меня в церковь спросить Никона, почему он оставляет патриарший престол и хочет идти, Никон отвечал: „Я обещался быть на патриаршестве три года и больше не буду“. Никон: «Не имею притязания на престол, волен великий государь». Думный дьяк Алмаз Иванов: «Никон говорил и писал к великому государю в грамоте: „Не подобает мне возвратиться на престол, как псу на свою блевотину“. Никон: «Не говаривал я того и не писывал, но не меня только, а и Иоанна Златоуста изгнали неправедно». Архиереи: «Тебя никто не изгнал, ты сам отошел с клятвою». Никон к государю: «Как на Москве учинился бунт, ты, царское величество, и сам неправду свидетельствовал, а я пошел, устрашась твоего государева гнева». Государь Никону: «Говоришь на меня непристойные слова, бесчестя меня. Никто бунтом ко мне не прихаживал, а если приходили земские люди, то не на меня, государя, а приходили бить мне челом об обидах». И весь Собор и синклит говорили Никону: «Как ты не страшишься Бога, непристойные слова говоришь и бесчестишь великого государя». Патриархи: «Ты, как покинул Престол, писался бывшим патриархом». Никон: «И Григорий Богослов и Афанасий Великий, как отходили с престолов, были также бывшими патриархами». Патриархи: «Они своих престолов с клятвою не отрекались, а ты, как снимал с себя в соборной церкви свящ. одежду, оставляя патриаршеский престол, говорил: „Я не достоин и не буду патриархом; если буду патриархом, анафема буду“. Никон: «Григорий Богослов и Афанасий Великий сходили с престолов и опять престолы свои приняли, и я свидетельствовался, что по нужде отошел, от гнева государева». Александрийский патриарх: «Какой то гнев на тебя государя, что он не шел к тебе в церковь на торжества? Того и в гнев ставить нечего: много у великого государя бывает дел». Государь: «Допросите Никона патриарха по Христовой заповеди, с чего он осердился на меня, когда окольничий Богдан Матвеевич Хитрово ударил за бесчиние его домового человека, и нудил ли я его, Никона, чтобы простил Богдана Матвеевича?» Никон ответа не дал и молчал.
Патриархи велели читать святые правила по-гречески Амасийскому митрополиту Козьме, а по-русски Рязанскому архиепископу Илариону или, точнее, читать известный свиток четырех патриархов, в котором сведены были святые правила против Никона, и на основании их уже произнесен был над Никоном приговор всеми Восточными патриархами. Когда начали читать этот свиток и когда архиепископ Иларион прочел из 14-й главы свитка второе правило Собора, бывшего в храме святой Софии: «Аще кто (из архиереев) дерзнет сам себя устранить от архиерейского места, да не возвращается к прежнему достоинству, которое самым делом отложил», Никон возразил: «Те правила не апостольские, и не Вселенских, и не Поместных Соборов; я не принимаю тех правил и не хочу слушать». Павел, митрополит Крутицкий: «Те правила приняла св. апостольская Церковь». Никон: «Тех правил в русской Кормчей нет, а греческие правила непрямые; те правила патриархи от себя сочинили, а не из правил взяли; после Вселенских Соборов – все враки, а печатали те правила еретики; я не отрекался от престола, то на меня затеяли». Павел митрополит: «Те правила находятся и в нашей русской Кормчей» (это совершенно верно). Никон: «Кормчая книга не при мне напечатана». Архиереи: «Кормчая напечатана при Иосифе патриархе, а исправлена и роздана при твоем патриаршестве, как и свидетельствует о том сама Кормчая, и из той Кормчей книги сам ты велел выписывать по многим делам правила и градские законы и множество дел вершил».
Чтение правил было приостановлено, и патриархи предложили Никону еще несколько вопросов и выслушали его ответы. Патриархи: «Сколько епископов судят епископа и сколько патриарха?» Никон: «Епископа судят двенадцать епископов, а патриарха вся вселенная». Патриархи: «А вот ты один осудил и изверг епископа Коломенского Павла не по правилам». Никон: «Я его не изверг, а только снял с него пеструю мантию и сослал в монастырь под начало». Патриархи: «Сослал его в монастырь, и там его мучили, и он из монастыря пропал без вести...» Патриархи: «Для чего ты носишь черный клобук с херувимом и две панагии?» Никон: «Черные клобуки носят греческие патриархи, и я от них взял, а херувим на клобуке ношу потому, что херувимы на белых клобуках у Московских патриархов. Две панагии ношу вот почему: с одной я отошел от патриаршества, а другую, как крест, в помощь себе ношу». Архиереи: «Как отрекся Никон престола, то белого клобука с собою не взял, а взял простой греческий клобук, и ныне, однако ж, носит клобук с херувимом – то он собою учинил». Патриархи: «Прежде ты не имел обычая носить пред собою знамение креста – откуда этому научился?» Никон: «Крест есть победное знамя всех христиан против врагов видимых и невидимых». Патриархи: «Правда, но как дерзнул ты, уже по отречении от престола и идя на суд, делать то, что не делал во время своего патриаршества?» Никон ничего не отвечал, и патриархи приказали своему архидиакону взять крест из рук Никонова дьякона, говоря: «Ни у кого из православных патриархов нет в обычае, чтобы пред ним носили крест; Никон взял то у латынников».
Патриархи вновь велели читать святые правила, а Никону сказали, чтобы он слушал. Никон: «Греческие правила непрямые, печатали их еретики». Патриархи: «Напиши и подпиши своею рукою, что наша Книга правил еретическая и правила в ней непрямые, и укажи, что именно в этой книге еретического». Никон никакой ереси в тех правилах не указал, и рукописания своего о том не дал. И патриархи говорили всем архиереям, греческим и русским, что греческие правила святы и православны. А архиереи, греческие и русские, сказали: «Которые правила читаны здесь – все православны».
Видя, что Никон не хочет подчиняться священным правилам, попытались подействовать на него авторитетом патриархов. И Макарий Антиохийский спросил его: «Ведомо ли тебе, что Александрийский