Вера села на деревянную скамью и стала наблюдать за тем, как утиное семейство плывет к ней, выходит из воды, равнодушно к Распутину, который относился к ним презрительно – именно так, он полагал, и следует относиться к уткам.
– Извините, ребята, – сказала Вера. – У меня для вас ничего нет.
Утки продолжали истошно вопить, толкаясь, как стайка пожилых женщин у прилавка со всякими безделушками. Потом, так же шумно гогоча, они затопали назад, к воде. Вера наблюдала, как они плывут прочь, и ей вспомнились начальные строки любимого стихотворения:
Счастливы те создания, которым невдомек, что им объявлен смертный приговор.
Стараясь не заплакать, она набрала номер и через несколько секунд услышала голос Оливера:
– Вера! Эй! Где ты?
– Дома. Росс ненадолго уехал, вот я и решила позвонить. Я… мне просто хотелось услышать твой голос.
– И я рад тебя слышать. Похоже, ты чем-то расстроена?
– Сегодня утром мне было плохо… – Она огляделась по сторонам – просто так, на всякий случай. Вдруг Росс неожиданно вернется.
Оливер выслушал ее не перебивая. Когда она закончила рассказ, он заявил:
– Нам нужно как можно скорее начать лечение. Сегодня вечером я еду на Чичестерский фестиваль – меня пригласили. Но я могу пропустить спектакль. Что, если мы встретимся сегодня попозже?
– Я… не могу. У нас гости.
– Вера, тебе гораздо важнее вылечиться.
– Знаю.
– Я твой врач, черт побери! И я, как твой врач, приеду и скажу ему, что в твоем состоянии ты не можешь принимать гостей!
Она улыбнулась, представив стычку между Россом и Оливером. Трудно представить себе двоих более несхожих людей. Как будто они с разных планет.
– Да нет, я справлюсь. Как-нибудь переживу.
– Как насчет завтра?
– Завтра не могу, а вот понедельник у меня свободен. Ты передал, что и тебя устраивает понедельник.
– Понедельник? Отлично. Приезжай ко мне домой как можно раньше.
Вера быстро произвела мысленный подсчет. На следующей неделе будет очередь другой мамаши отвозить детей в школу. Ей нужно только собрать Алека, вот и все.
– Я сумею приехать к десяти. Что мне делать, если повторится такой же припадок?
– Позвони мне, и я помогу тебе справиться; если я тебе буду нужен, я брошу все дела и приеду. – На мгновение он замолчал, а потом сказал: – Вера, я обязательно вылечу тебя; ты выздоровеешь. Постарайся быть сильной. Сейчас я передам тебе целительные мысли, которые укрепят тебя до тех пор, пока мы не увидимся. Я люблю тебя.
Комок подступил к горлу; Вера ответила с трудом:
– Я тоже тебя люблю… Как бы мне хотелось сейчас оказаться рядом с тобой! – Она погладила Распутина по голове, и пес, чувствуя, что хозяйка расстроена, потерся о ее ноги.
– Я могу отменить театр.
– Нет, нет. – Слезы ручьем струились по щекам. – Со мной все будет нормально.
– Позвони мне завтра, если получится.
– Постараюсь, хотя не обещаю.
– Что ты сейчас делаешь?
– Росс хочет, чтобы мы куда-нибудь поехали на целый день втроем, с Алеком. Он вдруг пожелал укрепить семью. Может, тогда он не будет чувствовать себя виноватым после моей смерти.
– Вера, ты не умрешь. Поняла?
– Да, – сказала она.
– Обязательно позвони, если я буду тебе нужен. Обещаешь?
Возвращаясь домой, все еще глубоко погруженная в свои мысли, Вера вдруг вспомнила, что забыла в духовке корж. Он там уже больше часа!
– Черт, черт, черт!
Она бросилась бежать, хотя и знала, что уже поздно. Она пекла корж для клубничного торта с миндалем, своего фирменного десерта.
На кухне ее встретил запах гари. Даже Распутин, который обычно равнодушно относился к пригоревшей еде, отошел на безопасное расстояние и с подозрением прищурился.
Плевать, что Росс не разрешил ей весь день садиться за руль! Она села в «ренджровер» и поехала в универсам «Теско». В витрине кондитерского отдела она увидела два готовых клубничных торта. Вот и отлично. Слегка примять с боков, и никто не догадается, что она не испекла их сама. Вера положила оба торта в тележку.
Но, уже дойдя до кассы, она вдруг вернулась в кондитерский отдел и положила торты на место. Черт побери, у нее достаточно времени, чтобы испечь торт самой!
Возвращаясь к машине с пустыми руками, она пыталась убедить себя в том, что вернула торты не из- за того, что испугалась гнева Росса – а он страшно рассердится, если выяснится, что она подала на десерт торты, купленные в магазине. Нет, подать гостям готовый торт ей мешает собственная гордость.
Истина, как всегда, находилась где-то посередине.
64
Зимой дни короткие, а ночи длинные. Рассветает поздно, темнеет рано. Паук больше любил зиму, чем лето. Он предпочитал холод жаре, дождь – солнцу, но главное – он предпочитал темноту свету.
Темнота дарит ему лучшее прикрытие, так необходимое для работы; еще лучше, когда идет дождь. И потом, в темноте или, по крайней мере, в тени он выглядит лучше, чем при свете. Ему даже казалось, что в отсутствие прямого солнечного света он выглядит очень даже ничего себе.
Но сегодня, жарким июньским субботним вечером, когда солнце так и шпарит, ему отчего-то совсем неплохо. Облаченный в хлопчатую футболку, шорты-велосипедки из лайкры, шлем, маску от смога и темные очки, он без усилия крутил педали велосипеда, поднимаясь вверх по Лэдброук-Гроув. Велосипед у него – просто мечта: новенький, с подвеской «Фишер», с плоскими рукоятками «Ричи Про-Лайт», композитной рамой, алюминиевой цепью и передачами «Шимано». Велосипед стоил полторы тысячи фунтов в розницу, но Паук заплатил за него всего восемьдесят знакомому пареньку, скупающему краденое у наркоманов.
Он снизил скорость, чтобы справиться с подъемом; хотя передача оказалась даже низковатой, но куда спешить? И потом, он едет слишком быстро, ему предстоит работа, перед которой нужно отдохнуть.
Он проехал почти пятнадцать километров, и в основном в горку – люди и не представляют, в какой холмистой местности расположен Лондон, пока не попытаются объехать город на велике! Паук почти не вспотел. Каждый день он по два часа качался в тренажерном зале – в основном наращивал бицепсы и укреплял брюшной пресс. В детстве он был хиляком, а сейчас у него такая классная фигура – он вполне сойдет за боксера-легковеса.
Крутя педали, он одновременно внимательно озирал окрестности. Камеры наружного наблюдения по-
