Жестокости и предательству сюда ходу не будет – в наш дом и в наш сад. Мы не пустим в этот райский уголок злых людей. Ни твою бабушку, ни мою мать.
Джордана сорвала розу. Патрик и вправду сотворил рай! Тут можно укрыться от всего мира. На какое-то время. Все равно придется этот рай покинуть, и, быть может, скоро. Сохранит ли ее память этот пропахший розами день, похожий на сказку? Страх начал протачивать лазейку в сердце, которое хотело только любить и быть любимым.
Восторг исчез, Она так притихла, что Патрик почти физически ощутил ее страх. Обняв ее за плечи, он развернул Джордану к себе. Слезы блестели в ее глазах, повисали каплями на ресницах.
– Не плачь. В жизни ничего вечного не бывает. Надо принимать мгновения блаженства, когда они приходят, и уметь наслаждаться ими.
Звонкие нотки еще таяли в воздухе, когда Джордана отложила старинную гитару. Последние полчаса, откинувшись на разбросанные по постели подушки, она, как дитя, прижимала к себе инструмент, рассеянно извлекая из него мелодичные аккорды.
Удивленный наступившей тишиной, Патрик поднял голову от работы и отложил документы в сторону.
Целый день ее что-то тревожило. Вернувшись из офиса, он нашел Джордану погруженной в себя и подавленной. Он терпеливо выжидал, пока она сама захочет сказать, в чем дело. Сейчас, взглянув на нее, сидящую на постели в позе индианки, с опущенным долу взором, со сцепленными на коленях руками, он сделал осторожный шаг навстречу:
– Что с тобой, Джордана?
Ее пальцы разжались и сцепились снова.
– Сегодня звонил Филипп.
– Какого черта ему нужно?
– Пора снимать продолжение 'Девушки лета'.
– Когда?
– Завтра; в крайнем случае – послезавтра.
Патрик знал уже, что сниматься она не любит, согласилась лишь для того, чтобы помочь старому другу. Обед у мадам Зары в тот день, когда он ее впервые увидел, был устроен в честь первого большого успеха Филиппа: он добился разрешения на съемки 'Девушки лета'. Для Джорданы они должны были стать последними.
– Кажется, эти съемки тревожат тебя больше, чем раньше Джордана кивнула. Выходные, которые они собирались провести вместе в этом доме, превратились в долгие недели, и за это время Патрик научился разгадывать ее настроение.
– Я буду сниматься не одна.
– Тебе страшно работать с незнакомым человеком?
– Да, но я не могу объяснить почему.
– И не нужно.
– Я знаю. – Она улыбнулась. – Тебе ничего объяснять не нужно.
– Я имел в виду, что тебе не придется работать с незнакомцем.
– Я же дала слово. Я не могу подвести Филиппа.
– Ты его и не подведешь…
– Но как…
– С тобой буду сниматься я.
Джордана пришла в крайнее изумление.
– К чему тебе лишнее напряжение!
– Никакого напряжения. Если уж на то пошло, Конрой помог нам познакомиться, а Ричард Чессен помог мне тебя найти. Так что я, можно сказать, их должник. И участие в съемках финала 'Девушки лета' станет моей оплатой долга.
– Но ты же не хочешь, чтобы весь свет увидел нас вместе!
– Вот как? – Он встал из-за стола, подошел к ней и присед рядом. – Где на этот раз будут проходить съемки?
– Там же, где и начинались, – на лугу.
– Невинная девушка прошла весь круг, и теперь у нее есть возлюбленный.
– Верно.
– Этот возлюбленный – я. Я собираюсь сыграть самого себя. – Он поцеловал ее, легонько, не осмеливаясь на большее, слишком уж она была соблазнительна в длинной легкой блузе из желтого шелка, накинутой на голое тело. Рэнди, подбиравшая для Джорданы одежду, явно имела тайный умысел. Догадавшись, что их свидание затянется, постаралась, чтобы соблазн не ослабевал. Шутница Рэнди. Но как ни велико было искушение скинуть с Джорданы золотистый шелк и увлечь ее в постель, сперва надо было расправиться с делами.
– Патрик, подумай! Снимки появятся во всех газетах. Рэнди, когда приезжала сюда в последний раз, сказала, что о нас уже ходят слухи, хотя мы редко появляемся вместе на людях. А уж если мы вместе появимся перед кинокамерой… – Джордана в смятении пожала плечами, – ни у кого не останется сомнений.
Он помрачнел и, отстранившись от нее, подошел к окну.
– Тебе хочется сохранить наши отношения в тайне?
Джордана разгладила на обнаженной ноге шелк цвета солнечных лучей. И кивнула, нервно пробегая пальцами по гладкой поверхности.
– Да, я думаю, это избавит тебя от ненужных осложнений, когда…
– Не нужно меня ни от чего избавлять. Если на то пошло, мне не терпится показать всему свету, что ты моя.
Блестящий шелк съежился под судорожно сжатыми пальцами.
– Собственность, которой можно щеголять? Как и прочие твои женщины?
– Проклятье! – Возмущение бешеной волной взмыло вверх. – Прочие женщины в моей жизни не имеют к этому никакого отношения. Никакого! – Он обуздал свой гнев, вспомнив все, что она принесла ему в жертву. Джордана дорога ему. Знала бы она, как дорога! Он старался показать ей это любыми способами, но слов, которых она ждала, боялся – они дали бы Джордане неограниченную власть над ним. Собственное унизительное малодушие вызвало новый приступ гнева, который он излил на нее. – Если ты так наших отношений стыдишься – пожалуй, лучше их прекратить. Отправимся каждый своей дорогой и забудем друг друга.
Лицо ее стало мертвенно-бледным, огромные глаза не отрывались от него, и Патрик, уже не разгневанный, а перепуганный, отдал бы все на свете за то, чтобы она могла его видеть в эту минуту.
Джордана начала было говорить, но слова никак не шли с пересохших губ. Он смотрел на нее, она знала это. Как знала всегда, когда он рядом. Когда он напряжен или спокоен, встревожен или счастлив. Она все всегда знала о нем, и все-таки этот взрыв обрушился на нее внезапно. Банальный разговор вдруг принял неожиданный оборот и стал опасным.
Патрик со свойственной ему прямолинейностью коснулся самой сути проблемы. Да, она хотела оставить в тайне их связь. Сперва стыдилась – старые уроки забываются с трудом. А потом боялась – за их удивительный, волшебный мир вдвоем. Боялась, что его разрушат извне враждебные силы.
Она произнесла шепотом, напоминавшим шелест:
– Ты и вправду этого хочешь, Патрик? Покончить с нашими отношениями? Когда-то я попросила тебя остаться. Что мне делать теперь – уехать?
– Это твой дом, Джордана. И как ты поедешь одна, совсем беспомощная?
– Неважно, чей это дом, а проблема моей беспомощности легко решается телефонным звонком. Мы с Рейфом стали добрыми друзьями. Он поможет мне с отъездом. – Она замолчала, ее руки снова мучительно сжались. – Ты этого хочешь, Патрик? Мне позвонить Рейфу?
Патрик отвернулся. Он едва справлялся с непреодолимым желанием обнять ее, посадить на колени, приласкать, подарить те простые слова, что так нужны ей.
И вместе с ними подарить ей возможность причинить ему боль, которую может причинить только
