– Уходите. – Джордану трясло. – И никогда не возвращайтесь.
Маив Дельмари взглянула на ее пепельное лицо, на хрупкую, дрожащую фигурку и злорадно улыбнулась.
– В этом не будет необходимости. Подумайте над моими словами. Вы сами знаете, что я права.
Еще долго после того, как растаял экзотический аромат, Джордана стояла на пороге – слова незваной гостьи погрузили ее в мучительное состояние приниженности, столь хорошо знакомое ей в детстве. По лицу заструились безмолвные слезы. Повернувшись на пороге, спотыкаясь и покачиваясь, она побрела в сад.
Она все еще сидела в саду, когда приехала Рэнди.
Сцепив на коленях руки, невидящими глазами всматривалась в темноту перед собой.
– Ах, вот ты где! – Рэнди смерчем ворвалась в сад. Извини, что опоздала. С трудом разыскала пряжку, какую ты хотела подарить Патрику. Зато пряжка бесподобна! – Она по привычке принялась ворчать, опуская на скамейку пакет, перевязанный лентой:
– Входная дверь распахнута настежь. Любой мог… – Ее голос потрясенно замер, как только она бросила взгляд на лицо подруги. – О боже! Что случилось?
– Ничего не случилось, – безжизненным, ровным голосом ответила Джордана.
Рэнди присела рядом, взяла в руки ледяные ладони Джорданы, вгляделась в следы слез на щеках, в потерянные глаза.
– Патрик? Что он сделал?
– Патрик ничего не сделал.
– Тогда что? Каких-то пару часов назад ты была так счастлива. А теперь у тебя такой вид, будто ты потеряла самое дорогое на свете.
– Потеряла.
– Да что случилось? Что могло случиться за несколько часов?
– Потом расскажу. – По ее щеке скатилась слезинка. Она и не подумала смахнуть ее, и Рэнди сомневалась, знает ли она, что плачет. – Я все тебе расскажу, но потом.
Рэнди убрала спутанные пряди с лица Джорданы.
– Мне уехать? – Сейчас ей меньше всего хотелось оставлять Джордану в таком состоянии, но она обязана была спросить. – Может, ты должна все решить наедине с Патриком?
– Когда он вернется, я поговорю с ним наедине, но ты жди меня. После разговора с ним я поеду с тобой.
– Поедешь со мной! Ради всех святых, зачем?
– Пожалуйста, Рэнди, не нужно вопросов.
Глаза Рэнди тоже наполнились слезами, и она прикусила губу. Никогда она не видела Джордану такой.
Даже когда та терзалась от притеснений бабушки.
Рэнди хотелось обнять и успокоить ее, как Кэсси, но она не посмела. Джордана была на грани истерики.
Утешение может стать последней каплей в чаше ее терпения.
– Ладно. А пока я постараюсь не попадаться никому на глаза. А что мне делать с пряжкой, украшенной гербом Маккэлемов?
– Упакуй ее. Мне хочется, чтобы она осталась у него. Пусть будет хоть какая-то память обо мне.
– Джордана, ты уверена…
– Никаких вопросов. Ты обещала. – Услышав вздох покорности Рэнди, Джордана продолжила: Когда Патрик вернется из офиса, подожди меня в машине. Я не задержусь.
Рэнди не стала спорить. Она как раз пододвигала к Джордане пакет с подарком, когда услышала голос Патрика. Опустив голову, пробормотав невнятное приветствие, она шмыгнула мимо него в дом. Рэнди не в силах была вынести намечавшуюся тяжелую сцену. Она страдала за обоих.
– Рэнди! – крикнул позади нее Патрик, потом, пожав плечами, отшвырнул пиджак, распустил галстук и отправился на поиски Джорданы.
Джордана замерла в ожидании, в том же положении, в каком ее нашла Рэнди. Словно окаменевшая после ухода Маив Дельмари, она просидела так несколько часов, пытаясь разобраться во всем. Пытаясь найти доводы в защиту своего счастья.
Их не было. Маив Дельмари сказала правду.
Ощутив на своих плечах его ладони, его губы на своих волосах, она едва сдержала слезы, хоть и поклялась себе, что он их не увидит. Только сейчас она поняла, что все придуманные ею объяснения, все усилия заставить его понять выше ее возможностей. Расставание не сделаешь деликатным, но она любит его, а значит, должна сделать.
– Я не знал, что дни могут быть настолько долгими. Не знал, что могу так скучать по тебе. – Любовь, в которой он долго не признавался, теперь сквозила в каждом его слове, в каждом жесте. Он стоял позади нее, нежно пробегая пальцами по ее плечам, рукам и снова возвращаясь к плечам.
– Патрик! – Она натянулась как струна. – Оставь.
Не нужно, – Не нужно? – Что-то в ее тоне насторожило его.
Он почуял ее напряжение. Грудь наливалась свинцовой тяжестью. – Не нужно – что? Не нужно говорить, что я скучаю по тебе? Не нужно к тебе прикасаться?
Что именно, Джордана?
– Ничего не нужно. Ничего. – Она покачала головой, сама не понимая, что говорит. – Пожалуйста, Патрик, а то нам будет еще тяжелее.
– Тяжелее – что? – Он отступил, его руки упали с ее плеч.
Джордана встала, зажав в руке ярко упакованный сверток.
– Мне необходимо уехать.
– Уехать? – тупо переспросил он. – Куда?
– Все равно. Мне необходимо уехать от тебя. У меня было время подумать. Я с самого начала знала, что я тебе не пара. Сегодня, оставшись одна, я много над этим думала. То, что было между нами, прекрасно, но будущего у нас нет.
Ему показалось, что мир рушится вокруг него. Он отдал ей свою жизнь, свое сердце, уверенный, что она никогда не причинит ему боль. И вот она боль, такая невыносимая, что ее можно одолеть только гневом.
– Для тебя так просто – взять и уйти из моей жизни?
– Я ухожу…, ради блага.
– Чьего? – холодно поинтересовался он. – Твоего?
Моего?
– Нашего общего. Прежде чем я уеду… – Она обеими руками протянула ему сверток, но ей пришлось снова положить его на скамью. – Я хотела подарить тебе это. На память.
Патрик отозвался горьким, презрительным смехом.
– Я тебя и так не забуду, радость моя. Без сувениров.
Сквозь ярость она услышала в его голосе муку.
– Мне очень жаль, Патрик.
Ему хотелось схватить ее, сжать в объятиях. Целовать до тех пор, пока она не заберет свои слова обратно. Вместо этого он кивнул.
– Мне тоже.
Джордана поспешно зашагала из сада. У ворот она приостановилась, но не оглянулась.
– Как ни старайся, есть вещи, которым не суждено сбыться.
Он услышал ее шепот. Голубое платье вилось вокруг стройной фигуры, и в дымке заходящего солнца Джордана казалась вспышкой синеватого пламени.
Патрик готов был позвать ее, но удержал крик и отвернулся, опустив веки на уставшие, пылающие болью глаза. Во мраке продолжал гореть синий огонь.
Сад замер. Когда он обернулся, ее уже не было.
Все кончено, всего один удар – и сердце разбито, бессмысленно, беспричинно. Остался лишь шепот,
