– Два, пожалуйста. Но я сам приготовлю. А ты посиди и поговори со мной. Я, по-моему, слышал два телефонных звонка. Кто звонил первый раз?
Джейн Далглиш ответила племяннику, что раньше звонил Р. Б. Синклер и пригласил их обоих в воскресенье к себе поужинать. Она обещала поговорить с Адамом и позвонить. Далглиш, любовно жаривший яичницу, был заинтригован. Но вслух ничего не сказал, только выразил согласие. Это уже что-то новенькое. Он знал, что его тетка бывает в «Настоятельских палатах», – но не тогда, когда он к ней приезжал. Известно было, что Синклер гостей не принимает и сам ни к кому не ходит. До сих пор одна лишь Джейн Далглиш пользовалась особой привилегией. Впрочем, догадаться, почему такое новшество, было нетрудно. Синклер хочет обсудить убийство Сетона с профессионалом, от которого можно услышать квалифицированное мнение. Что великому человеку тоже не чужда такая слабость, как простое любопытство, и приободряло, и немного разочаровывало. Зловещая тема насильственной смерти оказалась притягательной даже для того, кто принципиально не принимает участия в общественных делах. Но, разумеется, ужинать Далглиш к нему пойдет. Слишком велик соблазн. Далглиш знал по опыту, что личное общение со знаменитостью грозит болезненными разочарованиями. Но в случае с Р. Б. Синклером кто бы не рискнул?
После завтрака Далглиш не торопясь вымыл за собой посуду, надел твидовую куртку поверх свитера и задержался в сенях, чтобы выбрать себе трость из груды оставленных разными гостями в залог будущего возвращения. Выбрал толстую ясеневую палку в качестве последнего штриха, довершающего облик любителя активного отдыха, но взвесил ее на ладони и отложил: все-таки не стоит переигрывать. Он крикнул тетке «до свидания» и пошел на ту сторону мыса. Быстрее всего было бы на автомобиле – выехать на дорогу, на развилке направо, полмили по Саутуолдскому шоссе, а там свернуть на узкую, но вполне проезжую грунтовку, которая ведет поверху прямо к «Сетон-хаусу». Но Далглиш все-таки решил идти пешком. Он же на отдыхе, в конце концов, а вызов инспектора был как будто бы не срочный? Реклессу он сочувствовал. Ничего нет хуже для следователя, чем не знать, где кончаются твои полномочия. Мешает работе и сильно действует на нервы. Хотя полномочия Реклесса ведь никто не ограничивает. Даже если его начальство надумает обратиться за помощью в Скотленд-Ярд, вряд ли к делу привлекут именно Далглиша. Оно слишком близко касается его лично. Но Реклессу, конечно, мало радости вести следствие как бы под надзором у суперинтенданта из «Сентрал интеллидженс», и тем более такого знаменитого, как Далглиш. Словом, бедняга Реклесс; но и Далглишу тоже не повезло, и еще похлеще: пошли прахом его надежды на неделю безмятежного отдыха в тишине и спокойствии, когда сам собой должен был снизойти мир в его душу и принести разрешение его личных проблем. Наверно, эти надежды – не более чем пустые мечтания, плод усталости и потребности пусть ненадолго, но спрятаться от жизни. А все-таки жалко, что ничего из этого не вышло. Вмешиваться в расследование ему хотелось не больше, чем Реклессу прибегать к его помощи. Сразу пошли бы деликатные звонки из Скотленд-Ярда и обратно: мол, опыт мистера Далглиша, его близкое знакомство с Монксмиром и его обитателями – к вашим услугам. Услуги такого рода обязан оказывать полиции каждый. А если Реклесс воображает, что Далглиш жаждет принять в его работе более непосредственное участие, придется его немедленно разуверить.
Но день стоял божественный и веселил душу, раздражение Далглиша вскоре улеглось. Весь мыс купался в ласковых лучах золотого осеннего солнца. Дул ветер с моря, но не студеный, а приятно прохладный. Песчаная тропа, пружиня под ногами, то шла напрямик, через дрок и вереск, то извивалась среди низкорослого боярышника, где под тесными купами таились тени и путь прочерчивала лишь совсем узкая лента песка. Вид на море был открыт всю дорогу, кроме одного участка, где надо было пройти под серыми стенами “Настоятельских палат”. Это массивное, приземистое строение было расположено в сотне ярдов от берегового обрыва, с юга отгороженное высокой каменной стеной, а с севера – островерхим строем елей. Мало того что стоит особняком, но и само по себе неприветливое, даже жутковатое, особенно в темное время суток. Если Синклер искал тут уединения, то и вправду более подходящего жилища не придумаешь. Интересно, подумал Далглиш, сколько теперь времени пройдет, прежде чем инспектор Реклесс своими расспросами нарушит уединение писателя? Он, конечно, очень скоро проведает, что у Синклера на участке есть свой отдельный спуск к морю. Если считать, что не лодку привели вдоль берега на веслах туда, где находилось тело, а, наоборот, тело было доставлено к лодке, значит, его снесли к воде по одному из трех имеющихся в Монксмире спусков. Либо по Кожевенному проулку, мимо дома Сильвии Кедж, это напрашивалось в первую очередь, поскольку лодку видели как раз за “Домом кожевника”. Либо по крутой песчаной тропке, ведущей к воде от “Пентландс-коттеджа”. Но там и днем-то нелегко сойти. А в темноте просто опасно, даже привычному человеку и без ноши. Вряд ли убийца решился бы на такое предприятие. Если Джейн Далглиш и не услышала подъехавшую машину, то уж мимо дома-то никак невозможно было пройти, чтобы она не знала. Тот, кто живет один и на отшибе, чуток к любому постороннему шороху в ночи. Тетка Далглиша была самая независимая и нелюбопытная женщина на свете, жизнь птиц интересовала ее гораздо больше, чем жизнь людей. Но и она едва ли осталась бы безучастна к тому, что мимо ее дверей несут мертвеца. Кроме того, оттуда еще пришлось бы полмили тащить тело к лодке но пляжу. Если, конечно, убийца не присыпал его песком, а сам сбегал за лодкой и привел ее к месту на веслах. Но это значительно увеличило бы риск, и следы песка сохранились бы на трупе. И, что существеннее, понадобились бы весла с уключинами. Интересно, проверил ли все это Реклесс?
Третий путь к воде – лестница Синклера. Ступеньки вырублены в высоком береговом обрыве всего ярдах в пятидесяти от того места, где спускается к морю Кожевенный проулок, – и там волны вымыли в скальной породе углубление, как бы маленькую, уединенную бухточку. Только в ней убийца – если это действительно было убийство – имел возможность что-то делать с телом, не опасаясь быть увиденным ни с севера, ни с юга. Разве что наткнулся бы кто-нибудь из местных жителей, вздумавший прогуляться на сон грядущий по пляжу; но в этих местах после наступления сумерек по пляжу в одиночку не прогуливаются.
“Настоятельские палаты” остались позади, и началась редкая буковая рощица, прилегавшая к Кожевенному проулку. Под ногами хрустела палая листва, через решетку голых веток сквозила синь – то ли небо, то ли море. Внезапно рощица кончилась, Далглиш перебрался по перелазу через живую изгородь и очутился в проулке. Прямо перед ним стоял маленький красный кирпичный дом, где, оставшись одна после смерти матери, жила Сильвия Кедж. Весь прямолинейный, кубиком, как кукольный дом из игрушечного строительного конструктора, с четырьмя плотно занавешенными окошками и с расширенными калиткой и входной дверью – очевидно, чтобы хозяйка могла въезжать на своем инвалидном кресле. А больше никаких усовершенствований и попыток что-то пристроить, как-то навести красоту. В палисадничке, рассеченном надвое галечной дорожкой, ни цветка, двери и окна – казенного коричневого цвета. Наверно, подумалось Далглишу, в этом месте испокон веку стоял дом настоящего кожевника, один разрушался или его смывало штормом – ставили другой, чуть выше по проулку. И вот теперь эта красно-кирпичная коробочка постройки XX века вышла на позицию и ждет своего часа. Сам не зная зачем, Далглиш открыл калитку и пошел по садовой дорожке. Вдруг он услышал какой-то звук. Оказывается, не он один проводил тут рекогносцировку. Из-за дома вышла Элизабет Марли. Посмотрела на него без тени смущения и сказала:
– А-а, это вы? Я слышу, кто-то пришел шпионить. Вам чего надо?
– Ничего. Шпионство – мое естественное занятие. А вы, как я понимаю, ищете мисс Кедж?
– Сильвии нет дома. Я думала, может, она заперлась в темном чулане рядом с кухней, но там тоже нет. Меня прислала тетя. Якобы затем, чтобы справиться, как Сильвия себя чувствует после вчерашнего обморока. Но на самом деле ей нужно успеть заманить ее к себе для диктовки, чтобы не перебежали дорогу Оливер Лэтем или Джастин. Теперь за Прекрасную Кедж пойдет конкурентная борьба, а ей того и надо. Конечно, кому не захочется иметь отличную машинистку по два шиллинга за тысячу слов со своей копиркой?
– Неужели Сетон ей так мало платил? Почему же она от него не уходила?
– Такая преданная. Или изображала преданность. Не уходила, значит, имела свои причины. Ей ведь непросто найти подходящую квартиру в Лондоне. Интересно, сколько ей теперь достанется по завещанию? Она вообще обожает строить из себя эдакое трогательное существо, такая она безотказная, безответная, совсем бы перешла к тетечке с радостью, но не в силах бросить бедного мистера Сетона на произвол судьбы. Тетя, конечно, все принимает за чистую монету. Она ведь сообразительностью не отличается.
– Между тем как вы каждого видите насквозь и всех разложили по полочкам. Но вы же не хотите сказать, что кто-то убил Мориса Сетона с целью заполучить его секретаршу?
