чтобы изменить хорошую версию. И зачем он сюда пришел – только время потерял. Хотя Люкер был необычайно, почти подозрительно покладист, Далглиш не узнал ничего такого, что Реклесс не рассказал бы ему в два раза короче.
Вдруг он ощутил такую же неуверенность и неудовлетворенность собой, какая мучила молодого офицера уголовного розыска Далглиша почти двадцать лет назад. Без всякой надежды он достал фотографию пляжной компании, взятую у Брайса, и протянул собеседникам. Он почувствовал себя торговцем, звонящим в двери и предлагающим никому не нужный хлам. Они стали рассматривать снимок с доброжелательным видом. Возможно, они даже его жалели, подобно терпеливым домохозяевам. С безнадежным упрямством он допытывался, не приходил ли кто-нибудь из сфотографированных здесь людей в «Кортес-клуб». Лил щурилась в мучительном усилии, держа снимок на расстоянии вытянутой руки – так и захочешь, ничего не увидишь. Лил, подумал Далглиш, ведет себя, как большинство женщин. Ложь лучше всего ей удается, когда она может убедить себя в том, что, в сущности, говорит правду.
– Нет, миленький, не узнаю никого. Конечно, кроме Мориса Сетона и Дигби. Но это не значит, что их тут никогда не было. Лучше, наверное, их самих об этом спросить.
Не столь щепетильные Люкер и Сид лишь бросили на фотографию беглый взгляд и заявили, что в жизни этих людей не видели.
Далглиш обвел глазами всю троицу. У Сида был страдальчески-озабоченный вид маленького заморыша, брошенного, как в море, в зловредный мир взрослых. Люкер, подумалось Далглишу, сейчас, должно быть, втайне над ним смеется, если только он способен смеяться. Лил смотрела на него ободряющим, материнским, почти жалостливым взором, который, с горечью подумал он, она обычно приберегает для клиентов. Из этих больше ничего не выжмешь. Он поблагодарил их за помощь – холодную иронию Люкер, возможно, все же способен был воспринять – и отправился восвояси.
3
Когда Далглиш покинул комнату, Люкер дернул головой в сторону Сида. Не говоря ни слова и не оглядываясь, маленький человечек вышел. Люкер подождал, пока на лестнице не смолкли его шаги. Оставшись наедине с боссом, Лил не выказала особенной тревоги, лишь устроилась поудобнее в потертом кресле слева от камина и устремила на него равнодушно-ласковый кошачий взгляд. Люкер подошел к сейфу. Пока он орудовал с кодовым замком, она смотрела на его широкую неподвижную спину. Когда он повернулся к ней, она увидела у него в руках бандероль размером с обувную коробку, обернутую в бумагу и свободно перевязанную белой бечевкой. Он положил ее на свой письменный стол.
– Ты это раньше видела? – спросил он.
Лил не снизошла до выражения любопытства:
– Кажется, это принесли сегодня с утренней почтой. Сид принимал. Что-нибудь не в порядке?
– Наоборот, все в полном порядке. Прелестная бандеролька. Как ты видишь, я ее разворачивал, а когда она только пришла, глаз было не оторвать – такая аккуратная. Что там в адресе написано? Л. Дж. Люкеру, эсквайру. Аккуратные безликие печатные буквы, шариковая ручка. Поди разбери, чья рука. «Эсквайр» мне нравится. В моем роду не было ни одного оруженосца, так что отправитель тут слегка перегнул палку, но, так как он разделяет эту ошибку с моим налоговым инспектором и половиной торговцев в Сохо, мы не сможем его разыскать по этому признаку. Теперь бумага. Совершенно обычная оберточная бумага; продается в любом канцелярском магазине. И бечевка. Есть в ней что-нибудь примечательное, Лил?
Лил признала, что ничего примечательного в ней нет. Люкер продолжал:
– Что удивляет – это стоимость наклеенных на нее марок У меня выходит, что, по крайней мере, на шиллинг больше, чем нужно. Можно предположить, что марки наклеили загодя и просто сунули пакет в окошко в бойкое время дня. Чтобы не ждать, пока его взвесят. Так меньше шансов быть замеченным.
– Откуда ее отправили?
– Из Ипсвича, в субботу. Говорит это тебе о чем-нибудь?
– Только о том, что она проехала черт-те сколько миль. Ипсвич – это где-то рядом с тем местом, где нашли Мориса Сетона?
– Ближайший к Монксмиру крупный город. Ближайшее место, где можно не беспокоиться, что будешь замечен. Где-нибудь в Уолберсвике или Саут-уолде тебя наверняка потом припомнят.
– Ради Бога, Эл-Джей, что там внутри?
– Открой сама и посмотри.
Осторожно, но не без напускной беспечности Лил приблизилась к пакету. Слоев оберточной бумаги оказалось больше, чем можно было ожидать. Под ней обнаружилась обычная белая коробка из-под обуви, с которой были сорваны все наклейки. Она выглядела очень старой – такую коробку можно найти почти в каждом доме в дальнем углу шкафа. Руки Лил медлили над крышкой.
– Если отсюда на меня прыгнет какой-нибудь поганый зверек, я вас убью, Эл-Джей. Ей-богу, убью. Ненавижу эти глупые шуточки. А чем это от нее разит?
– Формалином. Давай открывай.
Он смотрел на нее пристально, в холодных серых глазах читался интерес, чуть ли не веселье. Удалось-таки ее пронять. На мгновение их глаза встретились. Она отступила от стола на шаг и, нагнувшись вперед, быстрым движением руки откинула крышку.
Над столом поднялся сладковато-едкий запах операционной. Отрубленные кисти рук, покоившиеся на влажной вате, были сложены как бы в молитве – ладони слегка касались друг друга, кончики пальцев были соединены. Дряблая кожа – точнее, то, во что она превратилась, – приобрела меловую белизну и так сморщилась, что руки казались одетыми в старые перчатки, которые ничего не стоит снять. Плоть уже начала отходить от перерубленных костей, и ноготь на правом указательном пальце сдвинулся с места.
Женщина смотрела на руки, не отрывая глаз, – зрелище и завораживало, и отталкивало ее. Потом схватила крышку и с размаху захлопнула, коробку. Картон смялся под ее рукой.
– Это не было убийство, Эл-Джей. Клянусь, не было! Дигби тут ни при чем. У него кишка тонка.
– Я и сам так думал. Ты сказала мне правду, Лил?
– Еще бы! Все как на духу, Эл-Джей. Посудите сами: как он мог? Во вторник он всю ночь просидел в каталажке.
– Все это я знаю. Но кто же, если не он? Двести тысяч фунтов – хорошая приманка.
Лил внезапно сказала:
– Он говорил, что его брат умрет. Однажды я это от него слышала.
Она смотрела на коробку в священном ужасе.
Люкер сказал:
– Конечно, ему суждено было умереть. Рано или поздно. Ведь сердце у него было ни к черту, правда? Но это не значит, что Дигби отправил его на тот свет. Тут естественные причины.
От Лил не укрылась нотка неуверенности в его голосе. Взглянув на него, она быстро сказала:
– Он всегда хотел войти с вами в долю, Эл-Джей. Вы это знаете. А теперь у него двести тысяч фунтов.
– У него еще их нет. И может, никогда не будет. Не хочу иметь дело с дураками – ни с богатыми, ни с бедными.
– Если он отправил Мориса на тот свет и представил это как естественную смерть, он не такой уж дурак, Эл-Джей.
– Может быть. Посмотрим, как он вывернется.
– А что делать с… этими? – спросила Лил, мотнув головой в сторону безобидной на вид коробки.
– Назад в сейф. Завтра Сид запакует их и пошлет Дигби. Тогда, может, что-нибудь прояснится. Мы добавим сюда изящный штрих – вложим мою визитную карточку. Пришло время нам с Дигби Сетоном кое о чем потолковать.
