бы быть более точное представление о времени смерти. Но они подумали, что она заснула с включенным светом и будет недовольна, если ее разбудят, даже если почувствует запах какао. Сестры очень любят поесть и попить, но они достаточно взрослые, чтобы понимать, что не все разделяют их страсть и, уж конечно, Фоллон могла предпочесть спокойный сон и уединение чашке какао и их обществу.
— Я побеседую с сестрами Бэрт. А как насчет территории больницы? Разве ночью доступ в нее не закрывается?
— У центральных ворот всегда дежурит привратник. Они не запираются, чтобы пропускать машины «Скорой помощи», но он следит за всеми, кто приходит или уходит. Найтингейл-Хаус расположен ближе к заднему въезду на территорию, по обычно мы не ходим туда пешком, потому что дорожка там плохо освещена и довольно неуютна. Кроме того, она ведет к Винчестер-роуд, которая находится чуть ли не в двух милях от центральной части города. Задние ворота закрываются летом и зимой с наступлением сумерек одним из привратников, но у всех сестер и у Матроны есть ключи от них.
— А как же сестры, которые приходят поздно?
— Предполагается, что они попадут сюда через центральные ворота и пойдут по главной дорожке, которая огибает больницу. Есть более короткий путь через парк, которым мы пользуемся в дневное время — всего двести ярдов, — по не каждый решится пройти по нему ночью. Думаю, мистер Хадсон, ои секретарь больницы, может снабдить вас планом всей территории и Найтингейл-Хаус. Кстати, он и заместитель председателя ожидают вас сейчас в библиотеке. А сам председатель, сэр Маркус Коухен, находится в Израиле. Но и в его отсутствие комитет готов к встрече с вами. Даже мистер Куртни-Бригс отложил прием в поликлинике, чтобы приветствовать представителей Скотленд-Ярда в Найтингейл-Хаус.
— В таком случае, — сказал Делглиш, — не сочтите за труд сообщить, что я скоро зайду к ним.
Это был намек на то, чтобы она вышла. Сержант Мастерсон, словно желая смягчить его, громко сказал:
— Сестра Рольф очень помогла нам. Женщина издала невнятный насмешливый звук.
— Помощь полиции! Не слышится ли в этой фразе зловещий смысл? Но все равно, не думаю, чтобы я была особенно полезной для вас. Я никого не убивала. И прошлой ночью я была в новом кинотеатре и смотрела фильм. Там идет ретроспективный показ фильмов Антониони. На этой неделе показывали фильм «Приключение». Я вериулась что-то около одиннадцати и сразу пошла спать. Я даже не видела Фоллон. Делглиш спросил:
— Вы одна ходили в кино?
Сестра Рольф на секунду замешкалась, затем коротко сказала:
— Да.
С усталым смирением Делглиш принял эту первую ложь и подумал, сколько их еще, важных и не очень, придется ему выслушать до окончания следствия. Но время допрашивать сестру Рольф еще не наступило. Она не кажется словоохотливой свидетельницей. Она отвечала на его вопросы полно, но с нескрываемым презрением. Он не был уверен, сам ли он или его работа не нравились ей, а может, любой мужчина вызывает у нее этот топ сердитого презрения. Ее лицо соответствовало ее характеру, раздражительному и неприступному. Она была умной и волевой, но без малейших признаков женственной мягкости. Глубоко посаженные очень темные глаза могли бы быть привлекательными, но слишком прямые и густые брови придавали ее лицу чуть ли не уродливое выражение. У нее был крупный нос с пористой кожей, тонкие губы складывались в непреклонную линию. Это было лицо женщины, которая не сумела прийти к согласию с жизнью и, вероятно, оставила всякие попытки достичь его. Он вдруг подумал, что если она действительно окажется убийцей и ее фотографии напечатают в газетах, читательницы, жадно изучая эту маску в поисках примет порока, не удивятся совершенному ею преступлению. Неожиданно он пожалел ее с той смесью раздражения и сочувствия, какие человек испытывает по отношению к душевнобольным или к людям с физическим недостатком. Он быстро отвернулся, чтобы она не заметила на его лице этого внезапного приступа жалости, ибо для нее она могла оказаться непереносимым ударом, оскорблением. И когда он обернулся, чтобы официально поблагодарить ее за помощь, она уже вышла.
3
Сержант Чарльз Мастерсон был шести футов и трех дюймов роста и очень широким в плечах. Для такого тяжеловесного человека он двигался с непостижимой грацией и легкостью. Его находили интересным мужчиной, а сам он был абсолютно убежден в своей мужественной красоте; волевым лицом, чувственными губами и глубоко посаженными глазами под нависшими веками он удивительно напоминал известного американского киноактера, играющего главные роли в гангстерских фильмах. Делглиш даже подозревал, что, сознавая это сходство, сержант намеренно усиливал его легким американским акцентом.
— Итак, сержант, у вас была возможность осмотреть это место и поговорить с некоторыми людьми, так что расскажите мне о своих умозаключениях.
Это приглашение, как известно, вселяло ужас в сердца подчиненных Делглиша. Оно означало, что старший инспектор ожидает сжатого, грамотно выраженного и внятного отчета о расследуемом случае, в котором будут упомянуты все значительные факты, известные на данный момент. Способность осмыслить, что ты намерен сказать, и передать это при помощи минимума соответствующих слов так же мало свойственна полицейскому, как и другим членам общества. Подчиненные Делглиша готовы были жаловаться, что они не представляли себе, что успехи в английском языке стали новым показателем для вступления в ряды полиции. Но сержанта Мастерсона требования шефа не пугали. Среди его недостатков никогда не было неуверенности в себе. Он был рад, что участвует в этом расследовании. В Скотленд-Ярде было хорошо известно, что старший инспектор Делглиш терпеть не может дураков и что его определение глупости было своеобразным и точным. Мастерсон уважал Делглиша, потому что он был одним из самых удачливых детективов в Скотленд-Ярде, а для Мастерсона успех являлся единственным настоящим критерием в оценке человека. Он считал Адама Делглиша одаренным, хотя далеко не таким способным, как Чарльз Мастерсои. Но чаще всего, по причинам, которые он считал неприятным исследовать, он всем сердцем его не любил. Он подозревал, что антипатия была взаимной, по это его не особенно беспокоило. Делглиш был не тем человеком, который может вредить карьере своего подчиненного только потому, что он ему не нравится, и еще он был известен своей щепетельнос-тыо, а может, просто здравомыслием, когда воздавал помощнику заслуженную честь. Но ситуация требовала внимания, и Мастерсон следил за ней. Амбициозный человек вроде него, страстно мечтающий добиться более высокого чина, был бы полным дураком, если сразу не понял, что вступать в противоречия со старшим офицером — явное безумие. Мастерсои не собирался оказаться в числе таких тупиц. Но небольшая помощь со стороны интенданта в этой кампании взаимного добродушия была нелишней. И он не был уверен, что получит ее. Он сказал:
— Я занимался каждым убийством по отдельности, сэр. Первая жертва…
— Почему вы говорите как газетный репортер, сержант? Давайте сначала убедимся, что у нас есть жертва, прежде чем употребим это слово.
Мастерсон начал:
— Первая покойница… первая девушка, которая здесь умерла, была учащейся на отделении медсестер, Хитер Пирс, двадцати одного года.
Он продолжил изложение фактов о смерти обеих девушек, старательно избегая употребления полицейского жаргона, к которому его начальник был болезненно чувствителен, и сопротивляясь искушению обнаружить недавно добытые сведения о процедуре кормления через пищеводную трубку, пояснения о которой он с таким трудом выудил у сестры Рольф. Он закончил:
— Таким образом, сэр, мы имеем возможность предположить, что: одна или обе смерти были самоубийством; одна или обе смерти были результатом несчастного случая; первая была убийством, но убита не та девушка, или обе были жертвами преднамеренного убийства. Весьма любопытный выбор, сэр.
Делглиш сказал:
— Или что смерть Фоллон была следствием естественных причин. До тех пор пока мы не получим результатов токсикологического анализа, мы только теоретизируем, опережая факты. Но на настоящий момент мы считаем обе смерти убийством. Что ж, отправимся в библиотеку и посмотрим, что нам имеет сказать заместитель председателя комитета управления больницей.
4