вечернем облачении – не снимая фрака и крахмальной манишки. Поговаривали даже, впрочем, несправедливо, что Блэйн-Томсон и посмертное вскрытие проводит в костюме-двойке.
Однако, несмотря на эти личные странности, он был блестящим судебным патологоанатомом. Присяжные его обожали. Когда он появлялся на свидетельском месте и хорошо поставленным голосом, чуть усталым и небрежно-официальным тоном перечислял свои потрясающие степени и звания и приводил послужной список, они взирали на него с уважительным восхищением людей, умеющих с первого взгляда разобрать, кто выдающийся консультант, а кто – нет, и у которых нет намерения проявить неподобающее недоверие к тому, что он сочтет необходимым им сообщить.
Теперь Блэйн-Томсон присел около трупа, прислушался, принюхался, прикоснулся… Потом выключил специальный фонарик и встал в полный рост.
– Так, хорошо, – произнес он. – Вполне очевидно, что она мертва и смерть наступила совсем недавно. В пределах двух часов, если вы настаиваете на определенности. Но вы же и сами скорее всего пришли к тому же выводу, иначе вы не сняли бы ее с веревки. Когда, вы говорите, вы ее обнаружили? В три минуты девятого? Скажем, к тому времени она была мертва уже часа полтора. Вполне возможно. Вы собираетесь спросить меня, убийство это или самоубийство. Все, что я могу сейчас сказать, – это что на шее двойной странгуляционный след и шнур соответствует этому следу.
Но это вы и сами можете увидеть. Нет следов удушения руками, и не похоже, чтобы шнур был наложен поверх какой-то иной лигатуры. Она – хрупкая женщина, весом чуть больше сорока четырех килограммов, насколько я могу судить, так что было бы нетрудно с ней справиться. Но следов борьбы нет, и ногти кажутся абсолютно чистыми, значит, по всей видимости, у нее не было возможности или необходимости царапаться. Если это – убийство, то он должен был подойти к ней сзади очень быстро, накинуть шнур петлей через голову и потянуть вверх, почти сразу же, как она потеряла сознание. Что касается причины смерти – удушение ли это, перелом шейных позвонков или сжатие блуждающего нерва, – ну, тут вам придется подождать, пока она не окажется у меня на столе. Могу забрать ее сразу же, если вы готовы.
– Когда вы сможете провести вскрытие?
– Ну, видимо, чем раньше, тем лучше, не правда ли? Вы не даете мне простаивать, коммандер. Мое заключение о Лорримере вопросов не вызвало, как я вижу?
– Нет, благодарю вас. Я пытался вам позвонить.
– Простите, меня трудно застать. Весь день я был практически замурован в самых разных комиссиях. Когда намечено следствие по делу о Лорримере?
– Завтра, в два.
– Я приеду. Думаю, оно будет отложено. И я позвоню вам и дам предварительное заключение сразу, как только се зашьют.
Он натянул перчатки, – тщательно разглаживая каждый палец, и вышел. Слышно было, как он обменялся несколькими словами с констеблем, ожидавшим его, чтобы посветить, когда он пойдет через поле к автомобилю. Кто-то из них засмеялся. Потом голоса затихли.
Мэссингем высунул голову за дверь. Два одетых в темную форму служителя морга, безымянные чиновники смерти, прокатили носилки на колесах к двери, а затем и в часовню с небрежной ловкостью. Подняли труп Стеллы Моусон с равнодушной осторожностью. Повернули носилки, чтобы вывезти их прочь, но тут путь им преградили две темные тени, и Хоуарт с сестрой спокойно и одновременно вошли в ярко освещенную часовню. Двое с носилками замерли без движения, словно древние рабы-илоты, ничего не видя и не слыша.
Мэссингему подумалось, что появление сестры и брата кажется заранее продуманным, как появление кинозвезд, прибывших на премьеру фильма. Они были одинаково одеты – в свободных брюках и светло- коричневых кожаных куртках, отороченных лохматым мехом; воротники у обоих были подняты. И впервые он поразился их необычайному сходству. Впечатление кинопоказа усилилось. Глядя на эти светловолосые головы и надменные лица, обрамленные мехом, на эти два красивых профиля, театрально обрисовавшихся, словно брат и сестра позировали, на фоне темных стенных панелей, он подумал, что они похожи на избалованных близнецов. И снова совершенно одновременно глаза их обратились к закутанному в полиэтилен, словно в саван, телу на носилках, потом оказались устремлены на Дэлглиша. Тот сказал, обращаясь к Хоуарту:
– Вы не очень-то спешили прийти.
– Сестра уезжала покататься на машине, и я ждал ее возвращения. Вы сказали, что мы нужны вам оба. Мне не дали понять, что дело имеет неотложный характер. Что произошло? Инспектор Мэссингем не был слишком словоохотлив, когда так настоятельно вызвал нас сюда.
– Стелла Моусон умерла. Смерть через повешение. Дэлглиш не сомневался, что Хоуарт правильно оценил важность осторожного подбора слов. Брат и сестра взглянули на два крюка, вбитых в стену, на веревку от колокола, намотанную на один из них, на синий шнур с болтающейся на конце кистью в руке у Дэлглиша.
– Интересно, откуда она узнала, где взять этот шнур? – сказал Хоуарт. – И почему – здесь?
– Вы узнаете этот шнур?
– Он ведь из сундука? Там должны быть два одинаковых шнура. У нас была мысль повесить занавеси у входа в алтарь, когда мы устраивали здесь концерт двадцать шестого августа. Но получилось так, что мы передумали. Вечер был слишком теплый, так что не стоило беспокоиться насчет сквозняков. Тогда в сундуке было два шнура с кистями.
– Кто мог их видеть?
– Практически все, кто помогал с подготовкой: я сам, моя сестра, мисс Фоули, Мартин, Блейклок. Миддлмасс помогал расставлять взятые напрокат стулья, с ним – еще несколько человек из Лаборатории. Кое-кто из женщин взялся помогать с закусками после концерта, поэтому они тоже крутились здесь днем. Сундук не запирается, так что любой заинтересовавшийся, что там внутри, мог туда заглянуть. Но я не понимаю, как мисс Моусон могла узнать про шнур. Она была на концерте, но не принимала участия в подготовке.
Дэлглиш кивнул служителям с носилками. Они осторожно покатили их к двери, и Хоуарт и миссис Шофилд посторонились, давая им пройти. Потом Дэлглиш спросил:
– Сколько имеется ключей к часовне?
– Я вчера уже говорил вам: я знаю только об одном. Он обычно находится на доске в кабинете главного сотрудника по связям с полицией.
– Это – тот, что сейчас в замке? Хоуарт даже не повернул головы:
– Если на нем пластмассовая бирка Лаборатории – да.
– Вы не знаете, его сегодня кому-нибудь выдавали?
– Не знаю. Эта деталь – из тех мелочей, которыми Блейклок вряд ли стал бы меня беспокоить.
Дэлглиш повернулся к Доменике Шофилд:
– Это предположительно и есть тот ключ, который вы взяли, чтобы заказать такие же, когда решили использовать часовню для встреч с Лорримером. Сколько еще имеется ключей?
Она спокойно ответила:
– Два. Один вы обнаружили на нем. Вот второй.
Она достала ключ из кармана куртки и протянула ему на ладони жестом небрежным и полным презрения.
– Вы не отрицаете, что приходили сюда?
– Зачем? Это не противозаконно. Мы оба – взрослые люди, в здравом уме. Свободные. Это даже не было прелюбодеянием, обычное совокупление. Кажется, вас весьма занимает моя сексуальная жизнь, коммандер, даже когда вы заняты более обычными для вас делами. Вы не боитесь, что это становится навязчивой идеей? Дэлглиш продолжал, не изменив тона:
– И вы не попросили вернуть вам ключ, когда порвали с Лорримером?
– Опять-таки – зачем? Он был мне без надобности. Это же не обручальное кольцо.
Хоуарт не смотрел на сестру во время этого обмена репликами. Неожиданно он спросил, очень резко:
– Кто ее обнаружил?
