прижалась к груди матери.
— Но… что случилось потом? — спросила Виолетта. — Что значит — ты вышла с ним в сад? Ты позволила ему поцеловать тебя? Как это было? Тебе понравилось? — Она протянула руку и шутливо ткнула Шарлотту в бок.
Мать бросила на старшую дочь такой взгляд, какой редко приходилось видеть раньше.
— Замолчи, Виолетта, — приказала она.
И Виолетта больше не произнесла ни слова. Она уже собиралась признаться, что тоже была на прошлой неделе в саду — с маркизом и ей очень понравилось. Но Шарлотта никогда особенно не интересовалась мужчинами… если только… И глаза Виолетты округлились от ужаса: Шарлотта позволила этому человеку вольности по отношению к себе. Виолетта набрала в грудь воздуха и открыла рот, но мать перехватила ее взгляд, и она ничего не сказала.
Аделаида собиралась с мыслями. В отличие от Виолетты она прекрасно поняла, что произошло. Ее маленькая Шарлотта, ее дитя, думала она с болью, ножом пронзавшей ее сердце, подверглась насилию. Она готова была убить того человека голыми руками. Аделаида еще крепче прижала Шарлотту к себе.
Наконец она прокашлялась, усадила Шарлотту прямо перед собой и, положив руки на ее плечи, заглянула ей в сухие, без слез, зеленые глаза.
— Тебе не плохо, дорогая? Ты не хочешь, чтобы я… Не следует ли вызвать доктора Паджетера?
Шарлотта еще больше побледнела и затрясла головой. Аделаида молча смотрела на нее. Ей нужно точно выяснить, что же произошло, но не в присутствии Виолетты. О… какой же придумать предлог, чтобы выдворить ее?..
— Виолетта… Вот что, Виолетта, ступай в свою комнату. Не спорь, — твердо произнесла мать, предвидя протесты Виолетты. — Я зайду к тебе через несколько минут, и мы все обсудим. А пока никто не должен ничего знать, Виолетта, и особенно Алиса. — Алиса была горничной Виолетты.
Виолетта немедленно вышла из комнаты в полной уверенности, что позднее вытянет из матери все подробности. Мама, самодовольно думала она, словно воск в руках умелого дознавателя. Конечно, она знала все о том, чего ей на самом деле не следовало знать: например, что происходит между мужем и женой. Она была уверена, что Шарлотта никогда ни о чем не спрашивала маму и потому не имела об этом никакого понятия. Или, может быть, имела? Жаждая ответов на эти вопросы, она направилась в свою комнату.
Когда они остались одни, Шарлотта судорожно вздохнула и разразилась рыданиями, прерывая их бессвязными словами:
— О, мама, я встретила мужчину… в саду. Я поцеловала его. Нет, не так: он поцеловал меня… — Голос у нее сорвался в рыдание, и она прижалась лбом к плечу матери. Как она сможет рассказать, что случилось на самом деле? — Я пошла с ним, мама, — наконец сказала она, подняв голову и страдальчески глядя на мать. — Мы уединились за деревьями, и он… он обнажил меня. Я… я так и не остановила его.
Аделаида молча слушала, поглаживая дочь по руке. Это было и хуже и лучше того, чего она боялась. По крайней мере Шарлотту не изнасиловали. Но она явно нарушила таким безрассудным поступком все законы общества — у Аделаиды все внутри переворачивалось, когда она слушала Шарлотту. За деревьями! Где любой мог их увидеть!
— Как его зовут? — спросила Аделаида.
— Не знаю.
— Ты не знаешь, — только и смогла вымолвить Аделаида, но затем спросила: — Шарлотта, ведь это не мог быть один из лакеев сквайра Брентортона, правда?
Шарлотта открыла рот.
— Мог быть, мама. — Она зарыдала еще сильнее. Между рыданиями вырисовывались подробности: бал, серебристо-черные волосы, зеленое домино, викарий, статуя Нарцисса, лимонад, приготовленный из плохих лимонов.
Успокаивающее поглаживание руки остановилось. Кто был этот человек? Описание Шарлотты было довольно расплывчатым, а в Лондоне так много джентльменов — если только это был джентльмен, уныло подумала Аделаида. Определенно, он вел себя не как джентльмен. Но и Шарлотта вела себя не как леди.
Что-то мелькнуло вдруг в ее памяти, что-то она слышала о молодом человеке с сединой, но не могла вспомнить, что именно. Остается только надеяться. Она решила сей же час послать кого-нибудь в Кент разузнать о бале-маскараде.
К тому времени, когда Шарлотта выплакалась, Аделаида приняла решение. Она обняла Шарлотту за плечи.
— Ты обаятельна, красива и молода, Шарлотта, — серьезным тоном продолжала Аделаида, гладя голову дочери. — Думаю, ты влюбишься и выйдешь замуж, и все будет так, как будто это в первый раз. Потому что это будет по-настоящему в первый раз. Ты должна забыть о прошлом.
«Ты должна об этом забыть», — послушно повторяла Шарлотта, лежа в постели в ночь накануне бала, утром перед балом и позднее днем, когда Мари осторожно расправляла складки на ее белом бальном платье, с белой вышивкой на белом фоне, и бледно-зелеными бантами.
Дом наполнился шумом. Из гостевых комнат вынесли всю мебель: для приема ожидаемых пятисот благородных гостей требовался весь дом. Целые охапки нежно-голубых и синих дельфиниумов были доставлены утром и расставлены в огромных вазах. Длинные гирлянды дельфиниумов украшали лестницу, ведущую из гостиной в бальный зал, и обрамляли другую, временную лестницу, соединившую шатер с домом.
— Он совершенно синий, — еле слышно заметила Шарлотта, когда они с матерью в конце дня осматривали бальный зал.
Паркетный пол был натерт до такого блеска, что голубые цветы отражались в нем. Как будто весь зал погрузился в океан.
— Ты увидишь, дорогая, — уверенно ответила мать, — когда дамы заполнят комнаты, а все свечи будут гореть, этот синий цвет станет великолепным фоном. А теперь иди и посмотри, не закончил ли месье Памплемусс причесывать Виолетту. Прическа займет у тебя по меньшей мере час, и не забудь, что сегодня мы должны закончить обед до восьми, потому что гости приглашены к половине десятого.
Шарлотта побрела наверх. Как она может забыть случившееся?
Бал, который устроила герцогиня Калверстилл для своей младшей дочери, имел огромный успех. К половине восьмого зеваки заполнили улицу перед Калверстилл-Хаусом в надежде увидеть прибытие титулованных особ и даже членов королевской семьи. К одиннадцати часам стало ясно, что бал — главное событие сезона. Присутствовали все, кто имел хоть какой-то вес в обществе, и все оживленно обсуждали последние сплетни, что придавало балу еще большее очарование.
Сама грозная леди Джерои заявила, что идея Аделаиды с дельфиниумами просто восхитительна; она и ее дамы-патронессы «Олмэкса» любезно разрешили Шарлотте войти в его священные владения. Бал продолжался до рассвета — еще долго после того, как в полночь в шатре был подан ужин.
А что касается того, получила ли удовольствие сама Шарлотта, можно лишь сказать, что она выжила.
«Она не получила удовольствий», — подумала, раздеваясь ранним утром, Аделаида. Любой мог это заметить. Шарлотта все время беспокойно оглядывала зал, как будто ожидая почетного гостя, который еще не прибыл, и в конце концов расплакалась в дамской гостиной, и ее пришлось потихоньку увести наверх в дальние покои дома.
Было около двух часов ночи, когда, танцуя медленную кадриль, Аделаида взглянула вверх и увидела на лестнице двух молодых людей, смотревших вниз на танцующих.
Она застыла на месте, забыв о танце, отчего ее партнер, достопочтенный Сильвестр Бредбек, чуть не споткнулся.
— Сильвестр! — требовательно сказала Аделаида. — Кто эти молодые люди?
Сильвестр оглянулся.
— О, это не чужаки, дорогая, — успокоил он герцогиню. Сильвестр был старым близким другом, и если он кого-то не знал, то этого человека и не стоило знать. — Думаю, тот, что слева наследник Шеффи (он немного выше), а другой — его брат. Их зовут… Дайте вспомнить… Кажется, наследника зовут Александр, а его брата… Патрик. Как вы видите, они близнецы, но Александр опередил Патрика на пять минут и
