во вдовий дом, — ответил Хонейдью. — Мы ожидаем, что мебель привезут назад буквально в считанные дни. Герцогиня абсолютно права: предложение двойной оплаты наличными творит чудеса.
Переварив это сообщение, Симеон воскликнул:
— А книги?! Их тоже отправили в Лондон?
— Лишь те, что уже рассыпались, — кивнул дворецкий. Он указал на потолок. Подняв голову, Симеон увидел грязное пятно, которое растеклось из угла примерно на треть потолка. — Боюсь, что когда канализационные трубы текли, кабинет залило, книги намокли, и многие из них начали гнить. По распоряжению герцогини…
Симеон перебил его:
— Я все понял! — Он почувствовал знакомый приступ ярости против своего отца. Некоторые из книг представляли собой образцы первой печатной продукции в Англии. Он вспомнил издание поэм Джона Донна с авторским автографом… Теперь книга, должно быть, напоминает заплесневелую кучу сгнивших страниц.
— Герцогиня считает, что книги можно отреставрировать, — сказал Хонейдью. Успокаивающие нотки в его голосе еще больше разозлили Симеона.
— Само собой! — рявкнул он.
В кабинет вошел лакей, который принес из вдовьего дома маленький письменный стол и установил его ровно посередине комнаты. Хонейдью немедленно вынул из книжного шкафа пачку документов и переложил их на стол.
— Вот, ваша светлость, — сказал он спокойно. — Питерс сейчас принесет стул, и вам будет удобно, насколько это возможно в сложившейся ситуации. К тому же зловония больше нет!
Судя по всему, исчезновение удушающей вони приводило Хонейдью в полный восторг.
Как только появился стул, Симеон уселся на него и взялся за бумаги, которые не успел разобрать накануне. Принесли еще четыре новых счета, выписанных за расходы герцогства в последние десять лет. Доставили Симеону и письмо от очередной женщины, которой его отец пообещал богатства в обмен за любовные утехи.
И почему только его отец давал всем этим женщинам немыслимые обещания — обещания, которые он и не собирался сдерживать? Было в этом что-то невыносимо жалкое. Наверняка отец клялся, что был сражен любовью с первого взгляда. Потом он обещал поддерживать «любимую» материально до конца жизни, щедро предлагал ей маленький коттедж и денежное содержание. Получив желаемое он, надо полагать, возвращался домой и избегал дальнейших встреч.
У Симеона все это вызывало негодование. Правда жгла ему нутро и вызывала раздражение.
В дверях показался Хонейдью.
— Вас хочет видеть мистер Пегг, ваша светлость, — сообщил он. — Мистер Пегг — это…
— Да знаю я, кто он такой, — перебил его Симеон. — Я уже распорядился оплатить все услуги кузнеца.
— Он пришел поговорить о кладбище, — сказал дворецкий. Пройдя в комнату, Хонейдью продолжил, чуть понизив голос: — Должен вам сказать, что благодаря ее светлости в мистере Пегге произошли поистине чудесные перемены. Он теперь чувствует себя мэром городка. Кухарки рассказали мне вчера вечером, как повел себя мистер Пегг, узнав о том, что мистер Мопсер взял двойную плату за хибары на берегу реки. Кузнец ворвался в лавку Мопсера и заставил того дать обещание, что ничего подобного больше не произойдет.
— Пригласите его войти, — велел Симеон.
Вид у Пегга был так себе — как у человека, который слишком долго вел караван верблюдов по пустынным пескам. Но спина у него была прямая, а блеск в глазах выдавал в нем честного малого. Без сомнения, Исидора хорошо разбиралась в людях.
Впрочем, уже через четверть часа Козуэй перестал так восхищаться про себя собственной женой. Некоторые предложения Пегга, касающиеся деревни, были вполне приемлемы: вдова нуждалась в новой крыше, в церкви необходимо обновить уборную и так далее. Следует разрешить жителям пользоваться деревенскими лугами и выделить для каждого коттеджа по шесть штук дичи. К тому же нужно позволить жителям охотиться на кроликов и мелкую дичь в герцогских лесах и при этом не опасаться быть арестованными егерем. Правда, егеря в герцогстве не было: отец уволил его несколько лет назад.
Но двести фунтов стерлингов на восстановление кладбища?
Симеон с Пеггом немного поспорили, переходя от колокольни к кладбищу и обратно. Однако к концу очередного получаса оба оказались удовлетворены. Да, стоит признаться, что Исидора сделала правильный выбор. Пегг действительно беспокоится о деревне и ее жителях. И он сдержит неблаговидные порывы Мопсера. Просто Исидора могла бы заранее посоветоваться с ним. Не то чтобы он с ней не согласился, но…
Хотя, возможно, все дело в том, что уже через минуту после ухода кузнеца Хонейдью сообщил о приходе очередного незнакомца.
— Месье Антуан-Жозеф Пейр! — объявил он.
Симеон изобразил приветливую улыбку, которая должна была развеять разочарование просителей, обращающихся к нему с просьбой об оплате счетов, выписанных раньше, чем на свет появились их дети. Впрочем, на лице Пейра не было того смущенного выражения, которое отличало обычных просителей. Он поклонился с видом человека, который так и лучится самоуверенностью. На нем был огненно-рыжий камзол, украшенный большими пуговицами и серебряной вышивкой в виде лилии. Выпрямившись, Пейр вынул из кармана маленький флакончик с чем-то ароматным и понюхал его.
— Месье Пейр, — ответив на поклон, заговорил Симеон, — чем я могу вам помочь?
Оглядев венчающие потолок фризы, Пейр опустил голову и промолвил:
— Видите ли, ваша светлость, дело в том, что это не вы можете помочь мне, а я — вам. — И, не сказав больше ни слова, он принялся ходить по комнате, а его флакончик источал сильный цветочный аромат.
Симеон ждал, сдерживая улыбку. Пейр в своем ярком одеянии больше всего напоминал рыжего петуха, гордящегося своими перьями и уверенного в том, что одного его гребешка достаточно для того, чтобы всходило солнце. И Симеон был не так уж удивлен, когда выяснилось, что Пейр приехал не один, а в компании девятерых штукатуров, которые твердо намеревались работать в Ревелс-Хаусе по крайней мере десять дней, а то и дольше.
— Разумеется, все зависит от того, насколько затейливыми вы захотите сделать стены, — беззаботно проговорил Пейр. — В венецианском жилище ее светлости стены декорированы чудесной росписью в виде золоченых растений, цветов и тому подобных вещей. Это… — он поцеловал собранные в щепотку пальцы, — великолепно! Но я понимаю, что тут Англия, здесь не любят подобного блеска, подобной изысканности. Полагаю, вас устроит классический стиль. Я вижу эту комнату отделанной бледными панелями…
Пока месье Пейр разглагольствовал о том, что он сделает в кабинете, Симеон мрачно думал, что Исидора позвала этих штукатуров для крупных переделок в его доме, но даже не поставила его в известность об этом.
— Ваша светлость, — громче заговорил Пейр, — а ведь я совершенно не чувствую неприятного запаха.
Обернувшись, Симеон увидел, что Пейр закрывает пробкой свой ароматический флакон. Бутылочка находилась в нелепой золотой клетке, украшенной цветами из эмали.
— Все уборные в доме привели в порядок, — объяснил Симеон.
— А посланец от герцогини передал мне, чтобы я приготовился к неприятному запаху, — пожав плечами, сказал Пейр. — Я уже было подумал отказаться от приглашения. Но… — он очень широко распахнул глаза, — кто может хоть в чем-то отказать герцогине?
— В самом деле, — кивнул Симеон. Однако он тут же вспомнил, каким кислым тоном говорила эти слова его мать, и поспешил приветливо улыбнуться. — Прошу вас, месье Пейр, делайте все, как сочтете нужным. Мы полностью полагаемся на ваш опыт.
— Само собой! — воскликнул Пейр. И повторил: — Само собой! — Но было видно, что он доволен.
Пейр ушел, оставив за собой облако цветочного аромата, а Симеон сел за стол и, подумав с минуту, посмотрел через окно в сад. Исидору он оставил во вдовьем доме. Верный адепт учения о золотой середине
