пощелкивая красными подтяжками.
– Я такими делами не занимаюсь, – отрезал он. – И у меня нет времени. Для подобной работы наверняка имеется человек.
– Конечно, – кивнул Тони Кейс. – Это я.
Пью взглянул в окно на мрачный блок предварительного заключения. Дождь прекратился.
– Вид не слишком приятный, – проворчал он.
– Суперинтендент Грейс был вполне им доволен.
Физиономия Пью приобрела необычную окраску, словно он проглотил какой-то аллерген.
– Это был
– Да.
– Омерзительный вид.
– Попросите заместительницу главного констебля Элисон Воспер снести тюрьму ради вас.
– Не смешно, – буркнул Пью.
– Я и не собирался смешить, – ответил Тони Кейс. – Нахожусь на службе. Нам тут не до смеха. Работа серьезная. Пойду за молотком, если его не свистнули.
– А как насчет помощников? Я просил двух констеблей. Где они будут сидеть?
– У меня никто не просил двух помощников.
– Они должны где-то сидеть. Хорошо бы поближе ко мне.
– Могу выделить маленький стол, – уступил Тони Кейс. – Посадите за него обоих. – И вышел из кабинета.
Пью никак не мог разобраться, шутил комендант или говорил серьезно. Раздумья прервал телефонный звонок. Он ответил внушительным тоном:
– Суперинтендент Пью слушает.
Звонили с коммутатора.
– Сэр, на линии офицер Интерпола. От имени полиции австралийского штата Виктория. Хочет поговорить со следователем, который занимается старыми незакрытыми делами.
– Соедините, – распорядился Пью, помедлил, собираясь с мыслями, забросил на стол ноги между стопками документов. Поднес к уху трубку. – Суперинтендент Кэссиан Пью слушает.
– Х-х-х… доброе утро… х-х-х… Касьян, говорит сержант Джеймс Фрэнкс из лондонского бюро Интерпола.
У Фрэнкса отчетливое произношение выпускника привилегированной частной средней школы. Пью не нравятся выскочки из Интерпола, которые ставят себя неизмеримо выше других офицеров полиции и стараются сразу их подавить.
– Диктуйте номер, я перезвоню, – приказал он начальственным тоном.
– Это не обязательно.
– Мы в Суссексе подчиняемся соображениям безопасности, – многозначительно объявил Пью, наслаждаясь своими властными полномочиями.
В отместку Фрэнкс заставил его добрых четыре минуты слушать бесконечное повторение попсовой фоновой мелодии. Еще больше бы радовался, если бы знал, что Пью, поклонник классической и оперной музыки, попсу особенно ненавидит.
– Так вот, Касьян, в наше бюро обратилась полиция из окрестностей Мельбурна. Как я понимаю, они нашли тело неизвестной беременной женщины. Вытащили из багажника машины, пролежавшей в воде около двух с половиной лет. Получили образцы ДНК ее самой и плода, не нашли совпадений в австралийских базах данных. Только вот что… – Фрэнкс помолчал, чем-то хлюпнул – вроде кофе хлебнул – и продолжил: – У нее грудные силиконовые имплантаты. На них номер партии, выпущенной производителем, и серийный номер из больничной карты, где указывается фамилия пациента. Данная партия имплантатов была поставлена в клинику под названием «Наффилд» в Брайтоне и Хоуве в девяносто седьмом году.
Пью спустил со стола ноги, огляделся в поисках блокнота, записал сведения на обороте конверта. Попросил Фрэнкса прислать по факсу данные об имплантатах, анализах ДНК матери и зародыша, пообещав немедленно начать расследование. В заключение довольно сухо заметил, что его зовут Кэссиан, а не Касьян, и разъединился.
Действительно нужны помощники. У него есть дела поважнее трупа, выловленного в австралийской речке. Особенно одно дело.
63
Эбби хохотала, отец тоже.
– Глупая девчонка, ты это нарочно сделала, да?
– Нет, папа!
Оба на шаг отступили, глядя на стену ванной, наполовину выложенную кафелем. Эбби только что поставила одну из синих плиток обратной стороной, выставив на обозрение шершавую изнанку цементного цвета.
– Ты мне должна помогать, а вовсе не мешать, юная леди.
Она захлебнулась смехом:
– Честно, пап, я не нарочно!
В ответ он легонько шлепнул ее мастерком по лбу, измазав раствором.
– Эй! – воскликнула она. – Я не стенка, меня кафелем не обложишь!
– Еще как обложу.
Лицо отца потемнело, улыбка погасла. Он внезапно превратился в Рики.
Рики держал в руках дрель. С улыбкой нажал на кнопку. Дрель зажужжала.
– Правое колено или левое, Эбби?
По-прежнему крепко привязанное тело затряслось, заколотилось, внутренности сжались в тугой комок. Она отпрянула назад, молча завизжала, глядя на приближавшееся к колену сверло.
Рики шагнул вперед.
Эбби закричала, освещение вдруг изменилось. Послышался резкий сухой запах строительного раствора, перед глазами всплыли кремовые плитки. Она быстро и тяжело дышала. Нет никакого Рики. Пластиковый пакет лежит там, где он его оставил, за самым порогом. Тело покрыто липким потом. Слышен гул вентилятора, от него веет холодом. Рот совсем слипся. До смерти хочется пить. Хоть каплю. Стаканчик. Пожалуйста.
Эбби снова уставилась в стену.
Боже, какая насмешка судьбы! Сидеть именно здесь, лицом к кафельной стенке. Черт побери, так близко! Она мысленно оглядывала квартиру. Надо как-нибудь вызвать Рики. Заставить его снять со рта пластырь. Если он нормальный, разумный человек, то, вернувшись, именно так и сделает.
Но он не разумный и не нормальный.
64
Полностью проснувшись, мысленно собравшись, Ронни вышел на улицу в половине восьмого. Сразу заметил запах. Металлически-голубое небо затянуто дымкой, утренний воздух должен быть свежим. Вместо этого в ноздри бьет тошнотворная кислая вонь. Сначала заподозрил мусорные баки, но, когда сошел по ступенькам и зашагал по тротуару, запах не исчез. Видно, дымят какие-то отсыревшие химикаты. Глаза щипало, словно в дымке летают частички наждачной бумаги.
Обстановка кругом непривычная. Утром в среду, посреди недели, почти нет машин. Люди идут
