– Машину взял напрокат какой-то австралиец по имени Чад Скеггс. Живет в Мельбурне. Права австралийские.
Траут нырнул в крытый подъезд, чтобы блокнот не промок под дождем, старательно записал имя и фамилию.
– Слышал о нем когда-нибудь? – спросил сержант.
– Никак нет, сэр.
– Я тоже.
Тем не менее сержант Браун решил заглянуть в базу данных. Просто на всякий пожарный случай.
101
Эбби молча сидела на заднем сиденье такси под проливным дождем.
Завернутый в пузырчатую пленку почтовый конверт засунут между пуловером и футболкой. Пояс туго затянут на талии, чтобы конверт не выпал и не был особо заметен. В кармане джинсов ободряюще чувствуется баллончик с перечным спреем.
У памятника королеве Виктории водитель повернул направо и выехал на Драйв – широкую улицу, с обеих сторон застроенную дорогими жилыми домами. Но Эбби ничего не видела за окнами машины. Фактически вообще ничего не видела. Перед воспаленными глазами стояла одна картина, одно горело в памяти.
Изображение на дисплее мобильника головы матери, торчащей из свернутого в рулон ковра. И подпись:
«Уютно, как клопу в ковре».
Она пришла в полное смятение. То сгорала от ненависти к Рики, то умирала от страха за мать.
И чувствовала себя виноватой.
От усталости трудно здраво мыслить. Всю ночь не спала. Страшно нервничала. Слышала гул бесконечных машин на набережной, стук камешка в окно отеля. Сирены. Грузовики. Автобусы. Неумолкающая автомобильная сигнализация. Крики чаек ранним утром. Отсчитывала каждый долгий час. Каждые полчаса. Каждые четверть часа.
Ждала звонка Рики.
Или хотя бы нового сообщения. С другой цитатой.
Ничего не дождалась.
Может быть, ничего страшного. Она хорошо его знает. Знает, что подобные психологические игры вполне в его стиле. Он любит выжидать. Помнится, как она пришла к нему во второй раз. На второе тайное, как казалось, свидание, когда ей хватило глупости или наивности позволить ублюдку связать себя, голую, в холодной комнате. Он довел ее вибратором до краткого экстаза, влепил пощечину, ушел на шесть часов. Потом вернулся и изнасиловал.
Заявил, что именно этого ей и хотелось.
В тот раз не удалось добиться того, чего ей – или, точнее, Дэйву – действительно хотелось. На это ушло гораздо больше времени.
В данный момент больше всего тревожит неизвестность. Неизвестно, до чего Рики может дойти. Может быть, для него вообще нет пределов. Наверняка способен убить маму, чтобы вернуть свое. А потом и ее саму.
Может быть, даже с радостью.
Эбби старалась представить, какой ужас испытывает сейчас мама, и вдруг осознала, что такси подъехало к импозантному дому Хегарти.
Расплатилась с таксистом, внимательно всматриваясь в заднее и в лобовое стекло. Увидела неподалеку фургон «Бритиш телеком», занимавшийся вроде каким-то ремонтом, и чуть дальше маленький голубой автомобиль, стоявший двумя колесами на тротуаре. Никаких следов Рики и «форда-фокуса».
Снова взглянула на номер дома, жалея, что не захватила складной зонтик. Пригнув под дождем голову, побежала к открытым воротам, мимо ряда стоявших машин, нырнула в темный крытый подъезд. Постояла минуту, вытаскивая конверт из-под свитера и оправляя одежду, потом позвонила.
Через пару минут она уже сидела на огромном красном кожаном диване в кабинете Хегарти. Дилер, в широкой клетчатой рубашке, мешковатых вельветовых брюках и кожаных шлепанцах, расположился за письменным столом, пристально исследуя каждую марку сквозь огромное увеличительное стекло в черепашьей оправе.
Эбби всегда смотрела на марки с восторженным волнением, потому что была в них какая-то тайна. Маленькие, старые, хрупкие, невероятно ценные. Почти все черные, синие, красно-коричневые, с головой королевы Виктории. Впрочем, есть и экземпляры других цветов, с изображением других государей.
Жена Хегарти, симпатичная, элегантно одетая и причесанная женщина шестидесяти с лишним лет, принесла чашку чаю и блюдо с печеньем и удалилась.
Хозяин дома ведет себя несколько странно. Дэйв велел нести марки к нему, объясняя, что Хегарти даст хорошую цену и не станет особо расспрашивать, поэтому можно ему доверять. Но у Эбби почему-то возникло дурное предчувствие.
Марки надо срочно продать. Чем скорей положить деньги в банк, тем увереннее можно будет торговаться с Рики. Пока марки находятся у нее, у него на руках крупный козырь. Если он захочет разом кончить дело, может обратиться в полицию. Конечно, тогда все проиграют, но из мести он наверняка так и сделает, лишь бы его не обвели вокруг пальца.
Без марок ему нечем будет подтвердить обвинения. А у нее будут деньги, надежно упрятанные в каком-нибудь панамском банке, который не сотрудничает с властями и не докладывает об уклонении от уплаты налогов. Счета будут оформлены по доверенности.
В любом случае собственность на девять десятых законная.
Не надо было ждать. Надо было продать их сразу по приезде в Англию или в Нью-Йорк. Но Дэйв хотел обождать, убедиться, что Рики не имеет понятия, куда она отправилась. Теперь ясно, что эта стратегия обернулась против нее.
Вдруг зазвонил телефон.
Хегарти ответил – голос его зазвучал как-то сдавленно. Дилер бросил взгляд на Эбби:
– Обождите секундочку, я из другой комнаты поговорю.
Гленн Брэнсон сидел за рабочим столом, прижав к уху трубку, дожидаясь, когда Хьюго Хегарти возобновит разговор.
– Извините, сержант, – сказал тот через пару минут. – Дама у меня в кабинете. Вы ведь насчет ее звоните?
– Возможно. Я просто случайно сегодня просматривал утренние сообщения и кое на что наткнулся. Разумеется, может быть, это значения не имеет. Вчера, сэр, вы упомянули некоего Чада Скеггса…
Не зная, что последует дальше, Хегарти с заминкой ответил:
– Да…
– Ну, нам только что стало известно, что напротив дома, где живет Кэтрин Дженнингс, стоит автомобиль, взятый напрокат австралийцем из Мельбурна с такими именем и фамилией.
– Вот как? Очень интересно. Действительно… в высшей степени.
– Видите тут возможную связь, сэр?
– Определенно вижу, сержант. По-моему, тут такая же связь, как между тухлой рыбой и дурным запахом.
