основанный на контрасте образ. Забавно. Не зря Элайджа однажды заметил, что маркиза похожа на шахматную доску.
— Как обстоят семейные дела? — наконец поинтересовалась гостья, для надежности спрятавшись за чашкой. — Во время нашей последней встречи вы собирались в Линкольншир… — Она многозначительно умолкла, приглашая мадам Пертюи к откровенному разговору.
Черные бархатные брови сурово сошлись на переносице.
— Я обнаружила супруга… во всяком случае, выяснила, где он был. Нашла ту самую деревню, где он проводил время с этой… с этой шлюшкой, за которой он и примчался в Англию. Слуги все разузнали. — В голосе чувствовалась боль: вынести унижение нелегко. — Они оставались там больше недели. Потом муж неожиданно уехал, а его любовница задержалась еще на день-другой…
— По крайней мере, они больше не вместе! — воскликнула Джемма. — Маркиз ее оставил!
— Да. — Лицо Луизы немного просветлело. — Местные жители в этом не сомневаются. Анри просто уехал; должно, быть, отчаянно стремился от нее избавиться. Говорят, так спешил, что не потрудился забрать из гостиницы вещи, хотя, честно говоря, верится с трудом: муж привык путешествовать с комфортом. Полагаю, он уже вернулся во Францию. — Она взяла с блюда лимонный кекс. Очень странно, что он вообще пересек Ла-Манш ради этой распутницы, даже если предположить острый приступ любовной лихорадки.
— А вы не намерены последовать за супругом? — осведомилась Джемма.
— Разумеется, нет! — отрезала маркиза. — Только представьте: Анри может подумать, что в Англию меня привело исключительно беспокойство по поводу его недостойного поведения. — Мадам величественно проигнорировала тот очевидный факт, что причина ее появления на туманном Альбионе именно в этом и заключалась, и беззаботно повела плечами. — Мне абсолютно все равно, как он поступает, и ему это отлично известно. Я намерена оставаться здесь как можно дольше. Лондон — восхитительный город.
Джемма услышала в заявлении декларацию намерений: Луиза планировала пробыть в Англии ровно столько, сколько требовалось, чтобы убедиться, что супруг не смеет задавать ей лишних вопросов.
Настало лучшее время для оскорбления, причем беспощадного, способного вызвать мгновенную вспышку ярости. Джемма развернула веер и поднесла к лицу, оставив открытыми лишь глаза: верный признак того, что она находится в полной боевой готовности. Веера вообще служили светским дамам незаменимым оружием в борьбе с соперницами. Она доверительно заговорила:
— Дорогая маркиза, если нуждаетесь в мудром совете относительно супружеских отношений, то стоит лишь задать вопрос…
Луиза с подозрением прищурилась.
— Совет какого рода, дорогая герцогиня?
— О, всего лишь небольшое предложение, — Джемма слегка обмахнулась веером. — Не приходила ли вам в голову изменить свое… — Она описала в воздухе абстрактную фигуру, словно боялась даже подумать о продолжении.
— Мое что?
— Я могу говорить откровенно? — Джемма опустила веер к подбородку и ослепительно улыбнулась: — Мы ведь близкие подруги.
— Разумеется, какие сомнения! — воскликнула маркиза, не в силах скрыть ненависть к любым проявлениям искренности.
— Вы носите самые изощренные наряды из всех, какие только доводилось видеть блестящему Парижу. Лишь сама Мария Антуанетта способна с вами сравниться. Ваше лицо всегда безупречно, ваши…
— Несомненно, — ледяным тоном подтвердила Луиза.
— И всё же, — Джемма вздохнула, — невозможно не заметить, что выглядите вы… о, совсем чуть- чуть… как шахматная доска, дорогая маркиза. Какой мужчина захочет спать с шахматной доской? Вы стремитесь не соблазнить, а произвести впечатление. Оказаться на виду. — Она на миг умолкла, чтобы жертва успела проникнуться безысходностью, и снисходительно, милостиво добавила: — Хотя, конечно, вы очень красивы.
Луиза уже едва не скрипела зубами от злости.
— А вот мой супруг никогда не смотрит в сторону. — Джемма нанесла следующий удар и резко захлопнула веер. — Почему, маркиза? Как вам кажется?
— Одно несомненно: вовсе не потому, что вы непорочны, — беспомощно огрызнулась жертва.
— Увы, это правда, — вновь притворно вздохнула Джемма. — Признаюсь, я грешна. Но, тем не менее, мой дорогой Элайджа ни разу даже не взглянул на другую женщину — за все годы, которые я провела во Франции. Остается лишь пожелать вам такого же счастья. — Безмятежная улыбка, должно быть, уже довела соперницу до бешенства. — Близкие подруги обязаны помогать друг другу в трудную минуту.
— Итак, на ваш взгляд, Анри повез эту низменную особу в Линкольншир потому, что ему претит моя элегантность?
— Мой супруг, — Джемма пожала плечами, — никогда, ни при каких обстоятельствах не смотрит на других дам. Почему бы это, дорогая маркиза? Думаю, не только потому, что мои наряды чуть более грациозны, чем ваши неистребимые черно-белые покрывала. Дело в том, что я не ношу на рукаве собственное сердце.
На щеках Луизы появились небольшие, но отчетливо заметные белые пятна.
— О, эти ваши английские пословицы… не поняла, где мое сердце?
— У всех на виду, милочка. Вы никогда не флиртуете. Стоите возле стены и следите за каждым шагом Анри с таким неотступным вниманием, что сердце едва не выскакивает из глаз.
— Значит, мое сердце в глазах, а не на рукаве?
— Конечно, вам многие искренне сочувствуют, но находятся и такие, кто не прочь позлословить. Постарайтесь проявить немного безразличия, каплю легкомыслия, дорогая. Столь откровенная ревность способна вызвать лишь жалость.
— Жалость? — растерянно повторила маркиза.
— Элайджа никогда не обращает внимания на других дам, — снова подчеркнула герцогиня и спросила себя, не переигрывает ли.
Однако маркиза с такой силой сжала веер, что тонкая бумага не выдержала.
— О, придумала! — Джемма откинусь на спинку дивана, словно только что совершила гениальное открытие. — Почему бы вам, не попробовать устроить здесь, в Англии, небольшой скандал? Предпринять нечто пикантное, что вызвало бы пересуды, способные преодолеть Ла-Манш и долететь до Парижа? Тогда самоуверенный маркиз поймет, что не только он способен развлекаться на стороне.
Луиза зловеще усмехнулась:
— Уж не думаете ли вы, что будет трудно найти того, кто осмелится заглянуть за шахматную доску?
— О нет, что вы! — горячо запротестовала Джемма. — Не стоит понимать мои слова слишком буквально! Когда вы говорите о шахматной доске, сразу кажется, что я имела в виду недостаточный объем корсажа. Право, ни за что в жизни не сказала бы ничего подобного! Не сомневаюсь, что многие джентльмены довольствуются, мягко говоря, и более скромным предложением. — Она демонстративно отвела взгляд от абсолютно нормальной груди маркизы, словно не хотела заострять внимание на серьезном недостатке, и продолжила атаку: — Да, порой женщины чрезвычайно жестоки друг к другу. Представляете, недавно одна моя знакомая — ужасная болтушка — отозвалась о вас самым пренебрежительным образом. Да, она отвратительно воспитана! Упомянула какую-то птицу. Кажется, ворону. — Герцогиня пожала плечами. — Как бы там ни было, я выступила в защиту. Возразила, заявив, что считаю вас единственной в своем роде, ведь умом и обаянием вы способны составить конкуренцию даже знаменитым куртизанкам.
Луиза не удержалась и резко вздохнула.
— Поверьте, это комплимент, — добавила Джемма. — Не сомневаюсь, перед вами не устоит ни один мужчина. Только надо подойти к делу с умом.
Она помолчала.
— Конечно, кроме моего дорогого Элайджи. Ах, до чего же он верен!
— Английские мужчины меня не интересуют, — заметила маркиза, возвращаясь к лимонному кексу. —
