— Непременно, ваша светлость. — Слуга извлек чулки, башмаки и рубашку.
— Странно: когда куда-нибудь спешу я, ты почему-то не нервничаешь, — ревниво заметил Элайджа, натягивая нижнее белье.
Викери действительно дрожал.
— Его светлость герцог Вильерс так строг, так безупречно и красиво одет!
Элайджа молчал; ожидая продолжения.
— Безупречен во всех смыслах, — добавил Викери испуганным шепотом. — А его камердинер… всем в Лондоне известно, что мистер Финчли — образцовый слуга. — Можно было подумать, что речь идет об алхимике, способном обращать свинец в золото.
— Вильерс настолько привередлив? — Элайджа справился с чулками и теперь надевал панталоны.
— Добивается совершенства во всем, абсолютно во всем, — доложил Викери. — Говорят, иногда шейный платок завязывает по четырнадцать, а то и по пятнадцать раз.
Сами понимаете, не один и тот же, а каждый раз свежий. Все, что прикасается к его коже, должно быть сшито исключительно из лучшего, самого тонкого и мягкого полотна.
Викери протянул парик, и Элайджа с ненавистью взглянул на нелепое сооружение.
— А вот герцог Вильерс парики не носит, — заметил он.
— Никогда. Его светлость придерживается собственного стиля, — благоговейно подтвердил Викери.
Элайджа вздохнул. Волосы приходилось стричь очень коротко — чтобы не мешали и не торчали. Следовало признаться, что многолетняя привычка уже переросла во вторую натуру. Он надел тщательно завитой и напудренный парик и взял трость.
— Завтракать некогда, — сурово объявил Вильерс, когда герцог Бомон спустился в холл.
— И куда же мы направляемся? — осведомился Элайджа, принимая из рук Фаула шляпу.
Однако ответ прозвучал только после того, как друзья устроились в экипаже.
— Я договорился о консультации с крупнейшим специалистом в области сердца, сообщил он и постучал в дверцу, приказывая вознице трогать.
Поначалу Элайджа не мог понять, о чем речь, однако потом все-таки догадался.
— Моего сердца?
— Сам ты никогда не удосужишься заняться столь обременительным делом, — отозвался Вильерс. — Долей-неволей приходится играть роль сиделки. Скажу честно: работа не по мне.
— Ты слишком много на себя берешь, — недовольно пробурчал Элайджа. — Самонадеянность не лучшая черта характера.
— Если бы я брал на себя слишком много, то давно бы открыл страшную тайну твоей жене. — Голос Вильерса звучал сдержанно, даже холодно, словно приходилось препираться со злейшим из врагов.
— Она все знает.
— А! Что ж, в таком случае события последних дней предстают в новом свете.
— Твое вмешательство излишне, — заметил Элайджа.
— Вчера обморок был? — спросил Вильерс.
— Уже три дня ничего не случалось. Может быть, все пройдет?
— Непременно. Как только свиньи научатся летать, — отмахнулся герцог. — Неприятели обвиняют тебя во многих грехах, но вот о трусости слышать ни разу не приходилось.
— Дело не в этом.
— Вполне может оказаться, что доктор обнаружит у тебя какую-нибудь редкую, исключительную склонность к обморокам и вылечит на месте.
Элайджа презрительно усмехнулся:
— Отец умер от сердечного приступа. Боюсь, меня ждет нечто подобное.
На лице Вильерса появилось непроницаемое выражение, так что продолжать не имело смысла.
— В таком случае, — заключил он, — пора привести дела в порядок, чтобы жене не пришлось мучиться. Можно даже сегодня же снять мерку для гроба, если ты твердо решил умереть в ближайшем будущем.
— Мои дела в полном порядке! — отчеканил Бомон.
— А завещание давно обновлял? — Вильерс помолчал, а потом уточнил: — Если, конечно, к тому времени не появится на свет наследник.
Элайджа почувствовал, как подпрыгнуло предательское сердце.
— Кто будет заниматься вопросами наследства, если ты умрешь без завещания? Только не я. — Вильерс, очевидно, решил окончательно уничтожить друга циничной жестокостью.
Остаток пути до кабинета доктора приятели проехали, не обменявшись ни единым словом.
Доктор Чалус оказался большеголовым и абсолютно лысым. При этом парик не скрывал отсутствие волос, а украшал столку книг. Книги лежали на полу и на стульях. На окнах висели кроваво-красные шторы, словно в течение дня не удавалось увидеть любимый цвет в достаточном количестве. К тому же в приемной почему-то стоял запах капусты.
Вильерс вошел, бросил на окна быстрый взгляд, слегка поморщился и сосредоточился на сияющей лысине эскулапа.
— Присаживайтесь, — приказал доктор, не поднимая головы от бумаг.
Слуга, открывший посетителям дверь, побледнел от ужаса, подошел ближе и хрипло повторил:
— Герцог Вильерс и герцог Бомон. Два герцога приехали к вам на консультацию, сэр.
Доктор Чалус хмыкнул и соизволил взглянуть на посетителей. Глаза оказались усталыми и красными от бессонницы, впервые в жизни Элайджа ощутил проблеск надежды: судя по всему, этот человек так же упорна трудился, пытаясь вылечить сердца соотечественников, какой сам старался вылечить английское законодательство и систему управления страной.
— Ваши светлости, — приветствовал доктор, не проявив ни малейшего воодушевления. Очевидно, присутствие высоких особ не произвело на него должного впечатления. — Чем могу служить?
Спустя пятнадцать минут стало абсолютно ясно, что сердечные проблемы подчиняются Чалусу так же плохо, как палата лордов — герцогу Бомону.
— Сердце бьется неровно, — констатировал он. — Это слышно сразу. В настоящий момент ритм учащенный.
— А что можно предпринять? — осведомился Элайджа, заранее зная ответ. Доктор посмотрел с неприятным сочувствием.
— Я сумел достичь некоторых успехов в своем деле, — сообщил он. — В частности, заканчиваю разработку лекарства, способствующего усилению мочеиспускания в том случае, если пациент страдает водянкой. Полагаю, что отеки, которые мы называем этим термином, прямо свидетельствуют о нарушении сердечной функции. Но ваши лодыжки выглядят вполне нормально.
Элайджа кивнул.
— Судя по звуку, в сердце имеется спазматический дефект, причем справа. Что достаточно необычно: как правило, страдает левая половина. Это может означать…
Мистер Чалус замолчал, словно прислушиваясь к каким-то внутренним возражениям.
Вильерс деликатно откашлялся.
Доктор вернулся к действительности и продолжил:
— Сердцебиение хаотичное, но озадачивает полное отсутствие обычных в таком случае сопутствующих симптомов. Возможно, структурный дефект правой половины и объясняет отсутствие отеков. Очень хотелось бы выяснить…
— Какое бы определение вы дали болезни? — спросил Элайджа.
Доктор покачал головой:
— Не знаю.
— В таком случае, каким образом вы получили те сведения о работе сердца, которыми располагаете?
— Главным образом в результате вскрытия тел умерших, — сообщил доктор, возвращаясь к столу. — По большей части те из пациентов, которые достаточно богаты, чтобы обратиться ко мне, не склонны
