Джемма приподнялась и поцеловала мужа в губы.
—Да, я веду себя экстравагантно, — продолжал герцог. — Рискую благосостоянием поместий ради мимолетной, хотя и красивой причуды. Флиртую, причем далеко не бескорыстно: намерен немедленно тобой овладеть.
— Хм… — Джемма перекатилась на спину и вытянула руку, требуя фиалок. — Сюда. — Она положила несколько цветков на грудь. — И сюда. — Ей нравилось, когда он целовал ее в живот.
Следующий час прошел восхитительно.
Герцог и герцогиня долго сидели, обнявшись, на широких ступеньках бассейна и смотрели то в темное звездное небо, то в темную благоухающую воду.
— Элайджа, — тихо позвала Джемма. — У меня тоже есть для тебя сюрприз.
— Правда?
Она заглянула ему в глаза, поцеловала, взяла за руку и положила его ладонь себе на живот.
— Вот мой подарок.
Герцог ошеломленно замер.
— Джемма!
Она рассмеялась.
— Ты шутишь? — недоверчиво произнес он.
— Какие шутки!
— Значит… у тебя будет ребенок?
— У нас будет ребенок, — поправила Джемма.
Элайджа властно по-хозяйски положил на живот жены обе ладони.
— Ты уверена, что не ошиблась?
— Нет, конечно, милый! — сказала Джемма.
Эпилог
Прошло много-много лет
Порой случалось так, что собственный возраст раздражал герцогиню Бомон. Иногда неприятно ныло правое колено. Бедра округлились несколько заметнее, чем хотелось бы. Волосы уже трудно было назвать золотыми.
Вот и сейчас, стоило наклониться, чтобы поправить жемчужную пряжку на туфле, как раздался предательский хруст. Пришлось быстро выпрямиться.
— Почему хмуримся? — поинтересовался Элайджа, входя в комнату и снимая сюртук для верховой езды. Он только что вернулся из Гайд-парка, где катался в компании старшего сына, Эвана. Не дождавшись ответа, герцог продолжил: — Хочу рассказать, что произошло во время прогулки. Меня остановила твоя подруга, герцогиня Козуэй. Ее чрезвычайно интересуют шлемы для стеклодувов. Хочет использовать идею в своем поместье: защитить глаза кузнеца.
— О, как поживает Исидора? — оживилась Джемма. — В последний раз мы с ней виделись на балу в честь Двенадцатой ночи.
— Все такая же, ничуть не изменилась. Красавица! Хотя, конечно, не столь очаровательна, как ты. Но дело не в этом. Хорошо, что она заботится о здоровье своих работников.
Джемма сложила рукопись. Все утро она трудилась над новым сочинением: трактатом под названием «Шахматные партии герцога и герцогини Бомон. Сложные задачи для мастеров».
— Замечательно, дорогой. А я вот провела утро за столом. Наверное, пора отнести это в библиотеку и выйти погулять. Не желаешь составить компанию?
— Но я еще не рассказал, что произошло, — остановил ее Элайджа, снимая рубашку.
Джемма положила рукопись на стол, вернулась в кресло и принялась с интересом наблюдать за мужем. Даже сейчас, в шестьдесят, Элайджа оставался по-юношески стройным и мускулистым. Сама она, конечно, немного поправилась, а он сохранил верность физической активности, считая, что именно благодаря подвижному образу жизни — разумеется, наряду с чудесным лекарством — сердце продолжало работать ритмично и уверенно.
— С Исидорой прогуливалась одна из ее дочерей — младшая, с необыкновенными глазами.
— Да, Люция унаследовала глаза матери, — кивнула Джемма. — Миндалевидной формы, с приподнятыми уголками.
— Между нами говоря, девочка похожа на танцовщицу из гарема, — шепотом заметил Элайджа. Он остался в одном белье, и Джемма восхитилась стройностью мужа. Ноги сохранили ту же силу, которой обладали в тридцать пять. Ах, до чего же приятно вожделеть к собственному мужу даже спустя много-много лет!
— Слишком строго судишь, — улыбнулась Джемма. — Люция — замечательная, очень воспитанная девушка, а вовсе не танцовщица. В прошлом году, едва дебютировав в свете, получила сразу четыре брачных предложения, причем одно из них — от наследника самого графа Дарби!
— Вот-вот, и я о том же, — согласился Элайджа. — Любой нормальный мужчина — не считая Эвана — сразу прилип бы к ней, как кусок железа к магниту.
— Да, Эван пока не обращает на Люцию внимания.
— Во всем похож на меня, — с гордостью заявил герцог.
С тех пор как малыша впервые положили отцу на руки, он произнес эти слова не меньше десятка тысяч раз. Никто не стал бы оспаривать, что старший сын действительно унаследовал все фамильные черты Бомонов.
— Парень так увлечен изучением болезней сердца, что не в состоянии перестать думать об экспериментах даже рядом с такой красавицей, как Люция.
Когда родилась Розалинда, Джемма с радостью обнаружила в дочке свои черты. Веселый нрав и звонкий смех сестренки развлекали Эвана и немного смягчали не по годам серьезный характер.
Но только в третьем ребенке, девочке с поэтичным именем Маргерит, органично соединились черты отца и матери. Она могла яростно сражаться за жизнь лягушки, которую Эван намеревался вскрыть в научных целях, а спустя пару минут так же страстно отстаивать собственное право надеть на бал не белое шифоновое платье, а голубое муаровое.
— Да, дорогой, — согласилась Джемма. Эван повторил все твои черты.
— Он… — Элайджа вопросительно посмотрел на жену. — Можешь смеяться, но лентяю уже двадцать пять, а он не проявляет ни малейшего интереса к поискам супруги. Возможно, пора самим подобрать будущую мать своих внуков.
Джемма встала и обняла мужа.
— Сын прекрасно разберется и без посторонней помощи.
— Но ведь в нашем с тобой случае брак по расчету оказался весьма плодотворным, а с таким характером мальчик вообще никогда не женится. Думаю, Козуэй одобрит предложение. Пожалуй, надо будет с ним поговорить.
— Нет! — решительно отвергла идею Джемма. — Маргерит твердо намерена водить брата на все балы. Каждому овощу свое время.
Элайджа насмешливо фыркнул:
— А ты слышала, что вчера вечером Маргерит играла в шахматы с Вильерсом и безжалостно разгромила бедного старца? Пожалуй, скоро его к нам не дозовешься.
— Мм, — задумчиво произнесла Джемма. — Кажется, твое сердце пропустило один удар.
— Разве? — беззаботно переспросил герцог. — Сомневаюсь, что это возможно.
— Да-да, я слушала, — настойчиво подтвердила Джемма. — Тебе известно, каким образом следует ремонтировать этот механизм?
Герцог лукаво улыбнулся.
— Но ведь сейчас только половина третьего, — возразил он с наигранной строгостью. — Хочешь
