— Сочувствую вам, — сказал Вильерс. — Полагаю, вы любили Гидеона сильнее, чем я — Бесс. Она была такой хохотушкой! Я полюбил ее за веселость. Но мне хотелось, чтобы она никому не улыбалась, только мне.
— Но у вас это не вышло, — мило улыбнулась Элинор. — Ваша кокотка переметнулась к Элайдже.
— Наверное, ей надо было платить, но я тогда и не подозревал о подобных тонкостях, — признался Вильерс.
— О! — произнесла она.
— Возможно, ему не понадобились и деньги. Он слишком хорош собой, чтобы еще и платить, — с досадой произнес Вильерс.
— Кажется, я недооценивала герцога Бомона, — произнесла Элинор. — Но теперь, когда вы рассказали мне, как он переманил у вас Бесс...
Вильерс расхохотался:
— Вам придется выбирать между мной и сэром Роландом.
— А вам — между двумя герцогскими дочками, мной и Лизетт, — парировала она.
— Вы решили, что я всерьез подумываю о Лизетт?
Она точно знала, что он представлял Лизетт в роли своей жены. Она видела, какими восторженными глазами он смотрел на нее, как будто она была принцессой из волшебной сказки.
— Она весьма изысканна, вы не могли этого не заметить, — сказала Элинор.
Он понял, что попался. Элинор разгадала его вожделенные мысли о Лизетт.
— Я не могу жениться на леди только из-за ее красоты, — признался Вильерс. — Мне нужна разумная мать для моих незаконнорожденных детей. Так уж получилось.
— Но Лизетт обожает детей, — возразила Элинор. — Она столько делает для этих сироток из приюта. Не думаю, что ее смущают ваши внебрачные дети.
— Она не сможет быть им полезной, — сказал Леопольд. — Когда я спросил ее, почему она до сих пор не представлена королеве, она рассмеялась мне в лицо.
— Лизетт славится своим пренебрежением к условностям, но именно этим она вам, кажется, и понравилась?
— Я ценю это качество в квакерах, но не в герцогской особе. Это ненужное заблуждение может сильно мешать в свете, и не только. Лизетт не умеет управлять даже собственным домом.
— Пожалуй, — согласилась Элинор, разыскивая свою шаль. Она могла бы еще порассказать ему о способности Лизетт мгновенно переключаться с одного предмета страсти на другой, но благоразумно промолчала. — О, так ведь она же еще и помолвлена! — вспомнила Элинор, досадуя, что не сказала ему об этом раньше.
— Вы уверены... — начал Вильерс.
— Уверена в чем? — притворилась она удивленной.
— Вы уверены в том, что мы должны рассматривать нашу с вами помолвку как некий шуточный акт и считать себя свободными?
— Конечно, — ответила она, ликуя в душе, что он не расспрашивает больше о Лизетт и ее помолвке. — Завтра я отправлюсь с Роландом на прогулку по окрестностям.
— Итак, он Роланд, хотя приличнее было бы сказать еще и сэр. А кто я?
— Вильерс.
Вильерс одарил ее ледяным взглядом.
— Вы герцог Вильерс, — решила Элинор исправить положение.
— Нет, просто Леопольд, — усмехнулся он.
— Я стану обращаться к вам так лишь в том случае, если мы поженимся. Хотя моя мать предпочитает называть отца его герцогским титулом.
— За что же такая странная привилегия Роланду?
— Роланд — это Роланд, — сказала она, кутаясь в шаль и чувствуя себя усталой.
— А я все-таки Вильерс?
— А Лизетт — это Лизетт, — продолжила она. — Это ее имя просто создано для флирта, оно является обязательным приложением к ее летящим завиткам и прелестным смешкам.
— О! — приподнял он бровь, удивляясь ее описанию. — А ваше прелестное имя, что вы скажете про него? Оно подходит вам?
— Про мое имя и так все известно. Но у моей матери была особая причина назвать меня так.
— Ах, как же я сразу не догадался. В честь Алиеноры, герцогини Аквитанской и королевы Англии.
— В таком случае наша тема исчерпана. — Кутаясь в шаль, она направилась в свою комнату.
Вильерс никогда не просыпался рано. Его камердинер знал, что появляться раньше одиннадцати у его двери небезопасно.
Большую часть послеполуденного времени Вильерс проводил за шахматами, а затем отправлялся на поиски развлечений. Визиты наносил, как попало. Игра в шахматы заострила его ум и приучила к тонким комбинациям. Он проводил со своим управляющим какой-то час в неделю, и дела его шли в гору. За несколько последних лет его состояние выросло и стало одним из самых крупных в Англии.
Он заворочался от какого-то стука, казалось бы, в дверь. И вдруг понял, что шум идет от окна. Нет, ливень не может производить такой шум, подумал он. Стекла чуть не раскалывались от грохота. Наверное, это град, подумал он. Подобное бедствие случалось в южной Англии раз в несколько лет.
Услышав новый шквал ударов, он подскочил в постели и, разбросав покрывала, встал. Осмотревшись, нашел таз с водой и окунул в нее лицо. Несколько раз он выныривал и отфыркивался. Наконец подошел к окну, раздвинул тяжелые шторы, ожидая увидеть потоки воды и хмурое небо.
Но снаружи сияло солнце. Вильерс зажмурился, медленно приглаживая волосы, снова открыл глаза. Никакого града. А это означает...
Обмотав полотенцем бедра, он отворил балконную дверь и остановился на площадке, выходившей в сад. Тринадцатилетний мальчик стоял внизу, задрав голову вверх.
— Господи помилуй, — произнес Вильерс, глядя вниз, — который час?
— Поздний, — заверил его Тобиас, — а ты еще не одет.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Бужу тебя, — ответил его отпрыск.
— Как ты узнал, где мое окно?
— Лизетт подсказала мне.
— Леди Лизетт, — поправил его Вильерс. — Но она не могла тебе посоветовать, чтобы ты швырял в окна камнями! Ведь ты мог их разбить.
— Она швыряла камни, да еще с какой силой, — заверил его Тобиас. — Она только что повернула за дом.
— Что там происходит? — послышался женский голос где-то совсем рядом.
Вильерс замер от удивления. Это Элинор выглядывала из своих апартаментов. Оказывается, ее комната была соседней и выходила на общий с Вильерсом балкон, разделенный тонкой перегородкой. В отличие от него она вся, от шей до пят, была замотана в плотное покрывало.
Как ни странно, в таком виде она возбуждала его еще сильнее. Ему вдруг нестерпимо захотелось ласкать ее всю, нежно покусывая. Ее волосы лежали не кокетливыми завитками, а были распущены и
