— А 31 декабря? — не отставал Брэнсон. — Где ты был накануне Нового года?
Спайсер почесал нос и снова фыркнул.
— Меня пригласили встретить Новый год в Сандринхем, резиденцию королевской семьи, а я подумал: на фиг, нечего тратить время на всяких там расфуфыренных франтов…
— Прекрати, — сухо оборвал его Брэнсон. — Не забывай, что тебя освободили условно. Мы с тобой можем побеседовать хорошо или плохо. Хорошо — это здесь и сейчас. А можем снова арестовать и разговаривать совсем по-другому. Нам-то все равно.
— Нет, уж лучше здесь, — торопливо ответил Спайсер, снова шмыгнув носом.
— Простудился? — осведомился Ник Николл.
Спайсер покачал головой.
Полицейские многозначительно переглянулись.
— Ну ладно, — сказал Брэнсон. — Итак, где ты был в канун Нового года?
Спайсер положил руки на стол и уставился на свои пальцы. Все ногти были обкусаны до мяса — и кожа вокруг них тоже.
— Пил в «Невилле».
— В пабе «Невилл»? — уточнил Ник Николл. — Возле стадиона, где проходят собачьи бега?
— Ну да, у собачек.
— Может кто-нибудь подтвердить, что ты там был? — спросил Брэнсон.
— Я был там с несколькими… ну, вы понимаете… знакомыми. Да. Могу дать вам их имена.
Ник Николл повернулся к коллеге:
— Если там есть камера видеонаблюдения, можно проверить по записи. Кажется, камера у них была — я по прошлому делу помню.
Брэнсон что-то черкнул в блокноте.
— Если только они не стерли запись; как правило, записи сохраняют только в течение недели. — Он перевел взгляд на Спайсера: — В какое время ты вышел из паба?
Спайсер пожал плечами:
— Не помню. Пьяный был. В час или в полвторого, наверное.
— Где ты тогда жил? — спросил Ник Николл.
— В ночлежке в Кемптауне.
— Кто-нибудь видел, как ты вернулся домой?
— В ночлежке-то? Нет! Тамошние не способны ничего запомнить.
— Как ты попал домой? — спросил Брэнсон.
— Позвонил личному шоферу, и он подогнал мне «роллс-ройс». Как же еще?
Вид у Спайсера был такой невинный, что Гленн с трудом удержался от улыбки.
— Значит, шофер может за тебя поручиться?
Спайсер покачал головой:
— Пешком дошел, вот как. На своих двоих.
Брэнсон пролистал в блокноте несколько страничек назад.
— Переходим к прошлой неделе. Где ты был 8 января, в четверг, с шести вечера до полуночи?
Спайсер ответил быстро, как будто заранее подготовился:
— На собачьих бегах! Пробыл там где-то до половины восьмого, а потом вернулся сюда.
— На стадионе для собачьих бегов? Значит, ты завсегдатай в тамошнем пабе, в «Невилле»?
— Ну да, пабов там хватает.
Брэнсон тут же сообразил: стадион собачьих бегов менее чем в пятнадцати минутах ходьбы от дома Пирсов.
— Чем докажешь, что ты там был? Может, сохранил корешки от квитанций? Ты там один был или с кем-то?
— Подцепил одну птичку… — Спайсер замялся.
— Как ее звали? — спросил Брэнсон.
— В том-то и беда. Она замужем. А муж не ночевал дома. Знаете, она не обрадуется, если вы явитесь к ней и начнете допрашивать.
— Какие мы благородные, а, Даррен? Совесть проснулась? — сказал Брэнсон, а про себя подумал: странное совпадение. Мужа Рокси Пирс тоже в ту ночь не оказалось дома.
— Докажи, что в то время ты был на собачьих бегах.
Спайсер смерил легавых тоскливым взглядом. Ужасно хотелось курить.
— А в чем дело-то? Вы уж объясните, что стряслось.
— В городе орудует серийный насильник. Мы опрашиваем возможных подозреваемых.
— Значит, вы меня подозреваете?
Брэнсон покачал головой:
— Нет, но ты, благодаря своим подвигам, входишь в круг наших интересов.
Он не сказал Спайсеру, что проверил архивы и установил: в конце 1997 года его тоже освободили из тюрьмы за несколько дней до того, как Туфельщик совершил свое первое (а может, и не первое) нападение.
— Вернемся ко вчерашнему дню. Где ты был с пяти до девяти вечера?
Спайсер чувствовал, что лицо у него горит. Его загнали в угол. Ему совсем не нравились вопросы, которыми осыпали его легавые. Ответить им он не мог, потому что был в парке за одним домом на Вудленд-Драйв, где живут местные миллионеры, и покупал кокс у одного из тамошних обитателей. Но стоит ему назвать адрес, и вряд ли он доживет до своего следующего дня рождения.
— Ходил на матч с участием «Альбиона». А потом выпили немного с приятелем. В приют я вернулся вовремя, ясно? Вернулся, поужинал и лег спать.
— Паршиво играли наши, а? — спросил Ник Николл.
— Да, тот второй гол им забили, как… — Спайсер в притворном отчаянии вскинул руки и снова посопел.
— Имя у твоего приятеля есть? — спросил Гленн Брэнсон.
— Не-а. Знаете, даже смешно. Время от времени видимся с ним, вот уже много лет подряд, а как его зовут, я до сих пор не знаю. Мы с ним выпиваем после матчей, ну, болтаем о том о сем, и все.
— Почему? — спросил Ник Николл.
Спайсер пожал плечами.
Полицейские долго молчали.
Брэнсон снова полистал блокнот.
— Сюда ты обязан возвращаться в половине девятого вечера. Мне сказали, что вчера ты пришел без четверти девять, еле языком ворочал, а зрачки были расширены. Ты очень обрадовался, что тебя пустили. Ведь здесь наркота под запретом.
— Какая наркота? О чем вы говорите, сэр? — Спайсер снова шмыгнул носом.
— Как же, как же. А сегодня у тебя простуда, верно?
— Да. Наверное, в том и дело. Вы правы! Сильно простудился.
Брэнсон кивнул.
— Ты, наверное, до сих пор веришь в Санта-Клауса?
Спайсер лукаво улыбнулся, не совсем понимая, куда клонит сыщик.
— В Санта-Клауса? Да… Ну да, а что?
— Перед следующим Новым годом напиши ему письмо. Пусть подарит тебе носовой платок!
53
По воскресеньям Ра не выезжал на смену, потому что у него были другие заботы.
Это выражение он у кого-то подслушал, и ему понравилось. «У меня другие заботы!» Приятно звучит.
