— Спасибо, — тихо сказала она.
Он не ответил «пожалуйста», а она не добавила «это много для меня значит», все было понятно и так.
Через минуту она опять заговорила:
— У тебя, наверное, плохие ассоциации с больницей.
— А у кого хорошие?
— Ну, не у всех такое прошлое, как у тебя.
Ее проницательность снова поразила его. Ему захотелось рассказать ей о своем прошлом, о том, чего он не рассказывал даже Кристине. Но, может быть, его прошлое ее вовсе не интересует.
— Мы навестили маму, должно быть, раз пятьдесят, пока были в Сиднее. «Она проходит лечение» — так они это называли, и помню, что я удивлялся, как слово «лечение» связано с тем, через что она проходила.
Мягко, едва заметно, она сжала ему ладонь — ободряя, успокаивая.
— Больше всего меня угнетали мелочи: запах, грохот тележек, которые они там возили, скрип обуви сестер. Они провоцируют рефлекторную реакцию… похожую на страх.
— Я понимаю тебя.
Она думала не только о смерти его матери, а еще и о своей сестре и ее нерожденном ребенке. Он снова сжал ей ладонь, придвинул ее руку ближе к своей, пока их локти не коснулись на ручках кресел!
— Благодарю тебя. — Просто хриплый выдох, но он знал: она благодарит его за то, что он разделяет с ней все это.
Сколько раз за последние недели он вспоминал ее слова, сказанные в гараже в тот день, когда она пришла к нему: «Ты готов делить со мной только тело». До сегодняшнего дня он упрямо хватался за ложно понятое чувство справедливости: ведь он действительно никогда не обещал ничего другого. Потому что никогда не думал, что ему нужно что-то еще.
И только когда он увидел ее снова, ему неожиданно открылась вся правда: он хотел больше. Это началось с той игры в гольф, когда он сказал, что его уволили. Тогда же, после звонка Зейна, ему захотелось заботиться о ней, быть с ней рядом.
Теперь он понял все, но еще многое оставалось недосказанным. Однако это его уже не волновало — сидя с ней рука об руку, утешая ее, он ощутил такую гармонию, как если бы неожиданно все в его жизни нормализовалось.
Куэйд понимал, что больница не самое подходящее место, но ему надо хотя бы начать этот разговор.
— Они уволили меня потому, что другая фирма получила конфиденциальную информацию. — Он затряс головой: — Они были правы, она шла от меня.
— Не понимаю, каким образом?
— Начальник Кристины поручил ей добыть некую информацию. В постели. — Он тяжело вздохнул. — Я даже не понимал, что происходит.
— Но это предательство, она же была твоей невестой. — От возмущения щеки у Шанталь покраснели, в темных глазах заиграл огонь.
— Прежде всего она была адвокатом.
— И поэтому вы расстались. — Просто констатация фактов, не вопрос, и Куэйд понял, что ему нужно объяснить все прочие обстоятельства.
— Да. Поэтому я тогда и вспылил, обвинив тебя так незаслуженно.
— Я не Кристина.
— Знаю. — Но он долго не мог понять этого.
— Мне жаль. — Она криво улыбнулась. — Не потому, что ты расстался с этой злой женщиной, а потому, что ты потерял работу. И ту жизнь, которой ты жил.
И впервые он не почувствовал горечи.
— Они сделали для меня доброе дело.
— Правда?
— Я решил заняться адвокатурой не совсем по собственному выбору. После смерти мамы, когда папе стало трудно даже следить за собой, Годфри решил отправить меня учиться в Мельбурн и в течение десяти лет оплачивал счета, которых не мог оплатить отец, — за школу и университет. Мне пришлось доказывать, что я стою этих денег. Юриспруденция казалась великолепным выбором — и престижно, и денежно. К тому же лучший способ доказать, что я способен превзойти своего покровителя.
— Ты больше никогда не вернешься в юриспруденцию?
— Нет. — Он был абсолютно уверен в этом решении.
— И чем будешь заниматься?
— Я собираюсь разбить виноградники. Я уже подыскиваю какие-нибудь курсы, возможно, закончу их экстерном.
Она немного развернулась в своем кресле, и он увидел смешинки в ее глазах.
— Фермер Куэйд?
— Посмотрим, каков я буду в этом качестве.
Но он уже знал, что ему понравится это занятие. Как нравилось, что она сидит сейчас рядом, что на него действует тепло ее улыбки. Он задержал взгляд на ее губах, немного наклонился…
Неожиданно перед ними появилась Кри, обняла их и сразу же разразилась требовательной тирадой:
— Скажите мне, что не о чем волноваться. Зейн передал мне сообщение с Тиной, и оно не было обнадеживающим. Скажите мне, что она не так поняла. Скажите, что все в порядке.
Куэйд предоставил объясняться Шанталь. Полчаса спустя в приемную вбежали остальные Гудвины: оба родителя, Митч и его сын, и еще до того, как стихли их крики, примчался ошеломленный Зейн, в больничной обуви и халате. Крики сразу же прекратились, и в наступившей бесконечно долгой тишине Куэйд заметил слезы в глазах Зейна, а потом и намек на улыбку.
— Девочка. — Его низкий голос дрожал от переподнявших его эмоций. На него посыпались вопрос за вопросом, даже не давая ему время ответить. Он кашлянул и поднял руки. — Мне нужно идти обратно. Я просто хотел дать вам знать, что обе прекрасно себя чувствуют, все в порядке.
— Когда мы сможем ее увидеть? Вернее, их.
— Она такая же темненькая, как Джулия?
— Малышка в полном порядке, да?
Пока Зейна засыпали вопросами, Куэйд почувствовал первый укол беспокойства. Он только сейчас понял, что на свет появился ребенок, настоящий младенец, впервые увидевший свет после месяцев, проведенных в утробе матери. У-ух. Он сделал несколько шагов назад — трудно подготовиться заранее к этому. Да еще столько родственников вокруг. Шанталь больше не нуждается в поддержке, он здесь лишний и должен уйти, чтобы она смогла насладиться своим счастьем, радостью, эйфорией момента. Рождение ребенка. Это так отличалось от того, с чем у него ассоциировалась больница, и было таким острым напоминанием об уже забытых сожалениях о Кристине.
По дороге к гаражу он почувствовал, как слезы застряли у него в горле.
На какую-то долю секунды Шанталь поймала взгляд Куэйда. Страх? Нет, больше, чем страх. Боль. Он вспоминает свою мать? То, что потеряла его семья?
В это время Митч схватил ее в свои могучие объятия и закружил по приемному отделению.
Она кружилась и кружилась, пока не вмешался Джошуа и мама не зашикала на него. Оказавшись опять на ногах, она почувствовала головокружение и, когда наконец пришла в себя, оглянулась раз, другой, оглядела каждый закоулок приемного отделения. Внутри у нее что-то оборвалось — он ушел.
Она почувствовала разочарование, но оно прошло так же быстро, как и появилось. Ничто не могло испортить ей настроения, а также нарушить уверенности в том, что это утро изменило их отношения.
Отношения.
Ее сердце бешено билось в такт этому слову. Он остался и поделился с ней больше чем просто телом, он поделился с ней своим сердцем, и она поклялась, что еще до наступления ночи поделится с ним своим.
Назовите это телепатией или просто уверенностью ослепленного любовью человека, но
