– Может быть, лучше мне самой ему позвонить? – возразила она.
Нейв заколебался.
– Лучше я ему скажу.
– Ты мне не доверяешь? – с обидой спросила она.
Верно, Шелби. Не доверяю. И не вижу причин, почему должно быть иначе. Он тебе позвонит, обещаю.
Но...
– Как ты сама мне предложила полчаса назад, «ешь и радуйся».
– Да ты настоящий мерзавец! – сердито тряхнув головой, воскликнула Шелби.
– Это уж точно.
– Самый отъявленный негодяй во всем штате!
– Очень может быть. – Нейв сел в машину и завел стартер. – Если тебя это утешит, скажу, что много лет добивался этого титула.
– Иди к черту!
– А я уже там был. – И он сверкнул белозубой улыбкой, от которой весь ее гнев растаял, словно льдинка под лучами техасского солнца. – И не один раз.
Он рванул с места и исчез за поворотом.
Сжимая кулаки, Шелби беспомощно смотрела, как набирает скорость и скрывается за деревьями его старенький «Форд». «Не думай о нем, – говорила она себе. – Просто не думай, не обращай внимания. Смотри на него только как на делового партнера. Ты сильная. Ты сможешь».
Когда Нейв скрылся из виду, Шелби поспешила в дом – в кабинет отца. Много лет назад судья приучил ее не входить сюда без спросу, но теперь ей было наплевать на прежние правила.
Судья Коул сидел за столом, развалившись в кресле и закинув на край стола ноги в ковбойских сапогах; он разговаривал по телефону.
– Неважно! Продай остальных двухлеток, если понадобится, но... – Заметив, что в дверях стоит дочь, он буркнул: – Я перезвоню, – и бросил трубку. —Присаживайся. – Судья указал Шелби на мягкую, обитую кожей кушетку по ту сторону стола и, скрестив руки на груди, сухо поинтересовался: – Хочешь что-то сказать?
– Я понимаю, что бьюсь головой о стену, – заговорила Шелби, – но все-таки хочу дать тебе еще один шанс. Пожалуйста, облегчи жизнь себе и мне. Расскажи все, что знаешь об Элизабет.
– Я все рассказал.
– Где доктор Причарт?
– Ушел на пенсию. Последнее, что я о нем слышал, – удил рыбу где-то во Флориде и подыскивал местечко, чтобы обосноваться там насовсем. Сама знаешь, он всегда мечтал жить в тропиках.
– И он не сказал тебе, кому передал Элизабет?
– Нет, – твердо ответил судья.
– Но ты и не спрашивал, верно?
– По-моему, все это мы уже обсуждали, – вздохнув, произнес судья. – Пора забыть о прошлом, Шелби, и жить дальше. Ты слышала, я разговаривал с управляющим о продаже скота? Так вот, это прямо тебя касается. Я составляю завещание, и, раз уж ты здесь, ты должна знать, о чем там говорится.
– Что? Не говори глупостей, отец! Ты еще сто лет проживешь! И думать не хочу о завещании!
– Но подумать придется, детка, – тихо ответил судья, – я ведь не вечен. – Он открыл ящик стола. – Где-то у меня была копия.
– Не надо! Даже смотреть не хочу!
– Черт, куда же она запропастилась? Ладно, неважно. Знаешь, я хочу позаботиться о некоторых людях – одни на меня работали, другие помогали мне победить на выборах. Еще есть несколько благотворительных фондов в память твоей матери. Черт возьми, да где же она? – Вздохнув, он захлопнул ящик. – Короче говоря, все остальное получаешь ты. Думаю, ты ожидала чего-то подобного – как бы там ни было, ты моя единственная дочь; так вот, теперь ты знаешь точно.
– Мне это неважно, я не хочу об этом слушать.
– Что? Папа, что на тебя нашло? – воскликнула Шелби и осеклась, увидев, как просияло его лицо оттого, что впервые за десять лет она назвала его папой.
– Просто полагаю, что ты должна об этом знать.
– Но в Сиэтле у меня своя жизнь.
– Муж?
– Нет, мужа нет.
– Приятель?
