Охваченный каким-то неясным предчувствием, Корчагин быстро оделся и вышел из дому. Заперев квартиру и положив ключ в условленное место, Павел пошел к Климке, надеясь узнать у него что-нибудь о Федоре. Мать Климки, приземистая, широколицая женщина, с крапленным оспой лицом, стирала белье и на вопрос Корчагина, не знает ли она, где Федор, ответила отрывисто:
— А что, мне только и делов, что твоего Федора смотреть? Из-за него, черта корявого, у Зозулихи весь дом перевернули. Тебе-то на что сдался он? Что за компания такая? Нашлись приятели: Климка, ты… — Она с ожесточением нажимала на белье.
Мать у Климки была с язычком, сварливая. От Климки завернул Павел к Сереже. Рассказал о своей тревоге. Валя вмешалась в разговор:
— Чего ты тревожишься? Он, может, у знакомых остался. — Но в голосе ее не было уверенности.
У Брузжаков Павлу не сиделось. Он ушел, несмотря на уговоры остаться обедать.
Подходил к дому с надеждой увидеть Жухрая.
Дверь была заперта на замок. Остановился с тяжелым чувством: не хотелось идти в пустую квартиру.
Несколько минут стоял на дворе, раздумывая, и, направляемый каким-то неясным побуждением, пошел в сарай. Пробравшись под крышу, отмахиваясь от кружев паутины, вытащил из заветного уголка завернутый в тряпки тяжелый «манлихер».
Выйдя из сарая и ощущая в кармане волнующую тяжесть револьвера, пошел на станцию.
О Жухрае ничего не узнал и, возвращаясь обратно, около знакомой усадьбы лесничего замедлил шаг. С неясной для себя надеждой смотрел в окна дома, но сад и дом были безлюдны. Когда усадьба осталась позади, оглянулся на покрытые проржавленными прошлогодними листьями дорожки сада. Заброшенным, запустелым выглядел он. Видно, не касалась его рука заботливого хозяина, и от этой безлюдности и тишины большого старого дома стало еще грустнее.
Последняя размолвка с Тоней была самой серьезной из всех бывших ранее. Произошла она неожиданно, почти месяц назад.
Медленно шагая в город, засунув глубоко в карманы руки, Павел вспоминал о том, как вспыхнула размолвка.
В одну из случайных встреч на дороге Тоня позвала его к себе в гости:
— Отец и мама уходят к Болыианским на именины. Дома буду я одна. Приходи, Павлуша, мы будем читать очень интересную книгу Леонида Андреева — «Сашка Жигулев». Я уже прочла ее, но с тобой с удовольствием перечту. Мы очень хорошо проведем вечер. Придешь?
Из-под белой шапочки, плотно охватывавшей густые каштановые волосы, на Корчагина ожидающе смотрели ее огромные глаза.
— Приду.
И они расстались.
Павел спешил к машинам, и от мысли, что впереди целый вечер в обществе Тони, топки, казалось, горели ярче и поленья потрескивали веселей.
В тот вечер на его стук в широкую парадную дверь открыла Тоня. Она, немного смутившись, сказала:
— У меня гости. Я их не ожидала, Павлуша, но ты не должен уходить.
Корчагин повернулся к двери, собираясь уйти.
— Идем, — схватила она его за рукав. — Им будет полезно познакомиться с тобой. — И, обхватив рукой, она провела его через столовую к себе.
Войдя в свою комнату, она обратилась к сидевшим молодым людям и, улыбаясь, сказала:
— Вы не знакомы? Мой друг Павел Корчагин.
За маленьким столом посредине комнаты сидели: Лиза Сухарько, хорошенькая, смуглая, с капризно очерченным ротиком, с кокетливой прической, гимназистка, какой-то незнакомый Павлу долговязый юноша в аккуратненьком черном пиджаке, с прилизанными, блестящими от вежеталя волосами, серыми глазами и скучающим взглядом, а между ними в щегольской гимназической куртке Виктор Лещине — кий. Его первого заметил Павел, как только Тоня открыла дверь.
Лещинский сразу узнал Корчагина, и его тонкие стрельчатые брови удивленно приподнялись.
Павел стоял у двери несколько секунд молча, обжигая Виктора недобрым взглядом. Это неловкое молчание Тоня поспешила нарушить, приглашая Павла войти, и, обращаясь к Лизе, сказала:
— Познакомься.
Сухарько, с любопытством рассматривая вошедшего, приподнялась.
Павел круто повернулся и быстро пошел через полутемную столовую к выходу. Тоня нагнала его уже на крыльце и, схватив за плечи, взволнованно сказала:
— Зачем ты ушел? Я ведь нарочно хотела, чтобы они познакомились с тобой.
Но Павел снял с плеч ее руки и резко ответил:
— Нечего меня напоказ выставлять перед этим обормотом! Мне с этой компанией не с руки вместе сидеть. Тебе они, может, и приятны, а я их ненавижу. Не знал, что ты с ними дружбу водишь, а то никогда бы к тебе не пришел.
Тоня, сдерживая возмущение, прервала его:
— Кто тебе дал право так со мной разговаривать? Я тебя не спрашиваю, с кем ты дружишь и кто к тебе приходит.
Павел, сходя по ступенькам в сад, резко бросил:
— Ну и пусть себе ходят, но я больше не приду. — И побежал к калитке.
С тех пор с Тоней не виделся. Во время погрома, когда Павел с монтером прятали на электростанции спасавшиеся еврейские семьи, размолвка с Тоней забылась. Сегодня же снова захотелось встретиться с ней.
Исчезновение Жухрая и ожидавшее его одиночество в квартире действовали угнетающе. Серое полотнище шоссе, еще не высохшее от весенней грязи, с выбоинами, наполненными бурой кашицей, поворачивало вправо.
За нелепо выдвинутым на самую дорогу домом с облупленной, шелудивой стеной сходились две улицы.
На перекрестке, у разгромленного киоска с продавленной дверью, с перевернутой вверх ногами вывеской «Продажа минеральных вод» Виктор Лещинский прощался с Лизой.
Задерживая ее руку в своей, он говорил, выразительно смотря в ее глаза:
— Вы придете? Не обманете? Лиза кокетливо отвечала:
— Приду, приду, ждите.
И, уходя, улыбнулась ему обещающими карими с поволокой глазами.
Пройдя десяток шагов, Лиза увидела вышедших на шоссе из-за поворота двух людей. Впереди шел коренастый рабочий с широкой грудью, в расстегнутом пиджаке, из-под которого виднелся полосатый тельник, в черной, надвинутой на лоб кепке, с темно-синим кровоподтеком у глаза.
Он шагал твердо слегка выгнутыми ногами, одетыми в желтые короткие сапоги.
В трех шагах позади него, почти упираясь штыком в его спину, шел петлюровец в сером жупане, с двумя подсумками на поясе.
Из-под мохнатой шапки смотрели в затылок арестованного два узеньких настороженных глаза. Желтые, прокуренные махрой усы топорщились в стороны.
Лиза, слегка замедлив шаг, перешла на другую сторону шоссе. А сзади нее выходил на шоссе Павел.
Повернув вправо по дороге к дому, он тоже увидел идущих. Ноги приросли к земле. В переднем он сразу узнал Жухрая.
«Так вот почему он не вернулся!»
Жухрай приближался. Сердце Корчагина заколотилось со страшной силой. Мысли бежали одна за другой, их нельзя было схватить и оформить. Слишком мал был срок для решения. Одно было ясно: Жухрай погиб.
