Соне. Сейчас я загружу письмо целым рядом деловых вопросов, вернее просьб к Вам лично.
1. Как только номера журнала будут выходить из печати, Вы один из первых редакторских всегда пришлете мне. Хорошо, товарищ Соня?
2. Товарищи подняли вопрос о персональной пенсии для меня. Я подчиняюсь их настоянию. Сегодня получ[ил] срочное письмо Оргкомитета С[оюза] С[оветских] П[исателей] с требованием прислать целый ряд документов, необходимых для этого. Среди них требование представить справки издательств и журналов о сумме, выплаченной мне за последние три года.
Я прошу Вас, напишите такую справку. Сообщите общую сумму с 1932 года, включив туда и сумму за номер первый 1934 года. Может, Вам попадутся в печати интересные для меня статьи, сообщайте мне о них. Я ведь некоторых рецензий о своей книге не читал, ибо не знаю, где они напечатаны. Здесь, в Сочи, многого не узнаешь. Теперь я уверен, что живая дружественная связь между мной и Вами не будет прервана. Буду писать на домашний адрес. Хочу называть Вас, минуя официально сдержанное «Вы», и с сегодняшнего дня мы не «вы»… Крепко жму твою руку, милый товарищ Соня!
Меня зовут Николай или Коля, и следующие письма ты начинаешь так, как я кончаю:
Написано по моему поручению.
Северный Кавказ,
г. Сочи, Ореховая ул., д. № 47.
134
С. М. Стесиной
Дорогой товарищ Соня!
Посланные редакцией 252 руб. я получил. В этой быстроте перевода я вижу твою заботу обо мне. Мне товарищ Феденев рассказывал, как ты дралась с финбюрократами, чтобы добыть маленько монету для меня.
Сонечка! Я просил тебя прислать мне редакционный No первого журнала за 34 г. В Литературке я прочел его содержание.
Ответь на мои вопросы о пенсионных делах и пришли справку.
Получаешь ли мои письма?
Жму твою руку
Сочи. 14/II-34 г.
135
М. З. Финкельштейну и Ц. Б. Абезгауз
Дорогой Миша и Циля!
Пишу первые письма. Поправляюсь с каждым днем. Истребляю продуктов в невероятном количестве и темпах, не имеющих себе равных в истории.
Твою телеграмму получил. Катя писала тебе свои информации. Даже, кажется, я диктовал что-то, не помню…
Когда я болел, было очень плохо… когда я стал выздоравливать, стало еще хуже, потому что есть я стал беспрерывно, с раннего утра до поздней ночи. Сейчас уже понемножку успокаиваюсь.
В прошлом письме я просил тебя и Цилю не заглядывать в редакцию журнала «Молодая гвардия» по моим делам, еще раз прошу вас, я не чувствую со стороны моих шефов теплоты и внимания, и поэтому мне будет очень больно почувствовать их недовольство тем, что мои друзья требуют для меня те или другие вещи. Помни, Мишенька, в редакцию журнала ни ногой.
Получил письмо из издательства. Рыжиков уже не редактор, редактор же некто Р. Шпунт — женщина. До чего же безответственно тасуют людей на таком ответственном участке. Не успеют автор и редактор узнать друг друга, как уже новое лицо — и начинай опять сначала.
Пишут, что книга (скоро) выйдет. Это скоро можно растянуть на пятилетку. Там не торопятся.
Впереди ведь целая эпоха, и чего спешить. Рыжиков писал, что они делают все, чтобы переиздать мою книгу в самое ближайшее время. Обещал написать рецензию (в альманахе «Молодость»).
Где теперь Рыжиков, не знаю, как переиздание — тоже. Каков тираж книги — не знаю. Вообще ничего не знаю…
Есть более радостные вещи, — труд и творчество, чем вся эта отвратительная канитель. Буду обо всем писать. Весна на пороге, скоро встретимся, старик. Не дрейфь. За нами советская власть и мировой пролетариат.
Твой
Привет от всего колхоза.
Сочи, Ореховая ул., 47.
22/III-34 г.
136
А. А. Караваевой
Дорогой тов[арищ] Анна!
Только что мне прочли твое письмо. Сегодня хороший день: письмо от тебя и другое письмо, сообщающее, что на днях М. Горький опубликует статью о всех грехах твоего подшефного. Попадет мне на орехи, тов[арищ] Анна, ведь я немало напутал в своей первой пробе руки. Признаюсь, я немного смущен: ведь великий мастер, особенно сейчас, награждает увесистыми ударами кое-кого из «оседлавших славу». Правда, я последнего не имею на своем счету, но все же отзыв Алексея Максимовича меня волнует.
Возвращаюсь к теме твоего письма. Я с удовольствием буду работать над статьей о языке для журнала. Это такая большая и злободневная тема, проблема не только сегодняшнего дня. Я сам хотел написать об этом и уже в основном продумал содержание, т. е. сделал самое главное. Завтра же начинаю писать, а через неделю отпечатаю и вышлю на твой домашний адрес срочной почтой.
Т[оварищ] Анна, ты, вероятно, знаешь, что я едва было не погиб от самой нелепой болезни на свете, невесть откуда на меня свалившейся. Целый месяц шла ожесточенная борьба. Сейчас все это позади, силы возвращаются с каждым днем.
Относительно сюжета новой работы я напишу потом. Твой эскиз весьма интересен. Неисчерпаема тема об изумительных образах молодежи «героев» НАШЕГО времени. Я буду писать тебе, т[оварищ] Анна, чаще, чем это делал. Иногда я хочу о многом рассказать, поделиться замыслами. Ведь самый мучительный период — это голод на людей, которых можно взять из области художественной литературы, наследства мировой культуры и техники литературного] мастерства, то, чего не хватает мне.
Журналы No№ 1, 2 получил, пусть они и впредь высылают мне сейчас же, как вы их получите.
Читая первые главы, я чувствую легкие порезы от прикосновения твоих «ножниц». Я не говорю о справедливо выброшенной швали — банде студентов и т. п., а о строках, отсечение которых болезненно чувствуется и вызвано лишь режимом бумаги. Но в общем ничего, за исключением нескольких грубых опечаток, искажающих смысл, например: в главе второй вместо: «И все это они проделали с помощью
