— Не надо. Мыть почти нечего. И потом, тебе лучше лечь спать пораньше. Сегодня у тебя был трудный день.
Гортанный смех Стоуна окутал ее чувственным туманом, заполонив волнами желания.
— Нет, обычно у меня переизбыток энергии. Меня трудно утомить.
Мэдисон узнала собственные слова, которые произнесла утром. Она поднялась и собрала со стола тарелки. Напряжение вспыхивало внутри ее как электрические разряды.
Взгляд Стоуна обжигал ее, когда она, изо всех сил стараясь не замечать его, направилась к раковине. Присутствие и запах этого мужчины дразнили Мэдисон чем-то дотоле ей неизвестным, и, несмотря на то что стояла спиной к Стоуну, она ощущала каждое его движение.
Ее сердце лихорадочно забилось, когда она услышала, что он поднимается из-за стола и направляется к ней. Стоун молча остановился в полуметре от нее. Затем сделал еще один шаг, и Мэдисон быстро повернулась.
Он смотрел на нее таким напряженным взглядом, что острое чувственное томление охватило все ее тело.
Двигаясь как во сне, Мэдисон сделала шаг вперед и обвила руками шею Стоуна. Она услышала, как у него вырвался глухой гортанный звук, и он завладел ее губами, лишив сил сопротивляться.
От жаркой, но нежной настойчивости его языка она слабо застонала от удовольствия. Он играл с ее языком, делясь с Мэдисон своим вкусом и силой своего желания. Сначала она пыталась понять, что с ней происходит, затем решила, что это бесполезно. Разве можно понять, как удается Стоуну вызывать в ней такие чувства? Разве можно понять, почему ее сердце бьется в пять раз быстрее, а пламя обжигает ее всю? И когда он прижался к Мэдисон всем телом, давая ей почувствовать величину и силу его возбуждения, у нее вырвался тихий стон. Он разжигает в ней пожар, и она жаждет его. У нее уже нет никакого желания думать о решениях, которые она приняла вчера утром.
Мэдисон почувствовала, что он отнимает свои губы. Нет, еще нет! — подумала она и крепче обняла его за шею. Теперь ее язык стал агрессором, проделывая с языком Стоуна все, что делал он. Она упивалась его вкусом, но чувствовала, что этого недостаточно. Ее тело сбросило с себя оковы: в нем бушевала сексуальная потребность, удовлетворить которую мог только Стоун.
Он прервал поцелуй, и протестующий звук сорвался с ее губ. Задрав Мэдисон блузку, Стоун прильнул к напрягшемуся соску. Она застонала от острого желания, когда он принялся ласкать ее грудь.
Стоун подхватил Мэдисон на руки.
— Я хочу тебя, — прошептал он ей на ухо.
Мэдисон тоже хотела его и, протянув к нему руки, прижала его к себе. Сегодня они одни в охотничьем домике, затерявшемся среди дикой природы, и уступают зову необузданного, первобытного инстинкта, влекущего их друг к другу. Потерявшая контроль над собой Мэдисон знает: все, что захочет Стоун, захочет и она. Никогда в жизни у нее не было такого неистового желания и потребности в мужчине. Она даже не знала, что подобное возможно.
Стоун поднял голову и быстро вынес девушку из кухни, направляясь в спальню — ту, в которой он намеревался спать. Положив Мэдисон на кровать, Стоун немедленно принялся раздевать ее, снимая через голову блузку и стаскивая спортивные брюки.
Ее обдало жаром, когда он снял с нее трусики. Она знала, что Стоун заметил, какие они влажные. Но он ничего не сказал, просто отбросил их в сторону. Его взгляд был пронизывающим и влекущим. Затем он протянул руку, которая легко и плавно заскользила по ее бедрам. Мэдисон застонала, откинула голову назад и невольно раздвинула ноги.
— Черт, ты горячая и влажная, — хрипло пробормотал он ей на ухо и слизнул языком капельку пота с горла Мэдисон. Его язык медленно продвигался вверх и наконец, раздвинув губы, начал упиваться свежестью ее рта.
Но вскоре этого оказалось недостаточно. Язык Стоуна ласкал ее груди, плавно опускаясь к пупку, и каждая клеточка тела Мэдисон трепетала от мучительного удовольствия.
У нее вырвался стон. Она содрогнулась с такой силой, что ей пришлось вонзиться ногтями в плечи Стоуна. Комната кружилась у нее перед глазами, земля дрожала, а тело словно разрывалось. Прикосновение его рта вновь вызвало у нее сокрушительный взрыв ощущений, но Стоун был неумолим. Казалось, он решил получить все, одновременно отдавая ей всего себя. Оргазм невероятной мощи сотряс тело Мэдисон, заставив ее рыдать от наслаждения. Но прежде чем она успела оправиться от него, его неутомимый рот и язык ввергли ее в пучину второго оргазма.
Мгновения спустя, когда она лежала, пытаясь обрести способность дышать, Стоун отступил от кровати и начал снимать рубашку. У нее едва хватило сил, чтобы, приподнявшись на локтях, смотреть на его мускулистую грудь и тонкую линию черных волос, сбегавшую вниз и терявшуюся под поясом джинсов.
Глядя на него как зачарованная, она поняла, что никогда не видела более совершенного мужского тела. На него можно было смотреть, не уставая, целый день. Мэдисон затаила дыхание, когда он медленно расстегнул «молнию», стянул джинсы и снял трусы, позволив ей увидеть его целиком.
— Я хочу тебя, — хрипло произнес Стоун. Надев презерватив, который вынул из кармана джинсов, он лег на кровать. — Иди ко мне, детка, и я покажу, как сильно хочу тебя.
Мэдисон устремилась в объятия Стоуна, и сладострастная дрожь пробежала по ее телу, когда она ощутила прикосновение его кожи. Стоун обнял ее и снова поцеловал, и Мэдисон почувствовала, что самое главное — впереди. Возбуждение вновь охватило ее.
Очевидно, он знал это. Он опустил ее на подушки, и она услышала его низкий голос.
— Я хочу всего. И я хочу дать тебе то, чего у тебя никогда не было, — хрипло прошептал он.
Мэдисон открыла рот, чтобы сказать, что он уже дал ей то, чего у нее никогда не было. Дважды. Но Стоун поцеловал ее, не дав произнести ни слова. Он опьянял ее, разжигая потребность получить большее наслаждение.
Стоун сделал глубокий вдох, пытаясь овладеть собой. Он больше не выдержит, если не войдет в нее. Это нужно ему как дыхание. Он вкусил Мэдисон и теперь жаждет слиться с ней, стать ее частью, вонзиться в ее сокровенную глубину. Не отводя от Мэдисон глаз, Стоун лег на нее.
— Впусти меня, — прошептал он, и она послушно подчинилась ему. Тогда он наклонился и завладел ее губами, желая безмолвно передать то, что чувствует. Он принялся вращать бедрами, лаская ее тело в поисках входа. И он нашел его — влажный, скользкий, горячий.
Стоун поднял голову и ухватил Мэдисон за бедра. Когда ее веки начали опускаться, он понял, что хочет, чтобы она смотрела на него. Ему нужно видеть ее лицо в тот момент, когда сольются их тела.
— Открой глаза. Смотри на меня, Мэдисон. Я хочу видеть твои глаза, когда ты примешь меня.
И она, оглаживая его плечи и глядя ему в глаза, раскрылась ему, и Стоун, не имея ни сил, ни желания долее сдерживать себя, вошел в нее. Он глубоко втянул в себя воздух, крепко удерживая Мэдисон за бедра и врастая все дальше и дальше в глубь ее чрева, которое сжималось вокруг него, принимая его в неутоленной жажде обладания.
И тогда Стоун легко установил свой ритм: его тело неистово заходило вверх-вниз в сладострастии, захлестнувшем их обоих. Гортанный стон вырвался у него: он ощутил, как чувственная дрожь пробежала по телу Мэдисон от неистового ритма его толчков, подводящих их обоих к ослепительной разрядке. Стоун откинул голову назад; его шейные мышцы напряглись, и, когда Мэдисон выкрикнула его имя, он приподнял ее бедра, чтобы сомкнуть ее ноги у себя за спиной и ощутить приближающийся оргазм Мэдисон.
Сквозь стиснутые зубы Стоун простонал ее имя, и когда ее тело начало содрогаться, он почувствовал то, что ему никогда не приходилось испытывать. Страсть, да. Удовлетворение, да. Но было что-то еще. Однако, уткнувшись лицом в шею Мэдисон, он отогнал от себя эту мысль. В этот момент ему хотелось лишь одного — насладиться последствиями прекрасного соединения.
Стоун перевалился на спину и притянул Мэдисон к своей груди. Найдя в себе силы приподняться, он посмотрел на нее. Улыбка, счастливая, полная удовлетворения, блуждала у нее на губах, и взгляд, устремленный на него, был полон радостного удивления. Между ними произошло нечто особенное, уникальное. Их соединила страсть — необузданная, взаимная, щедрая, и он понял, что, прежде чем покинуть этот дом, они будут любить друг друга снова, и снова, и снова…
