лестницы. А лестница велика и необъятна.
Миллионы вещей ожидают вас, чтобы произойти. Вы лишь у двери. Вы даже не вошли в храм. Может быть, вы только подходите, или только на пути. Даже не подошли. Даже не у двери.
Не привносите ваше эго в любой путь. Вы — не решающий фактор по отношению к тому, таинство это или ничто. Слушайте. Чем больше вы слушаете человека, который достиг, тем больше это станет таинственным. Задача жизни не есть нечто, что должно быть решено или, что когда-либо решалось. Её надо прожить! Это не проблема, которая должна быть решена. Её надо прожить!
Чем больше вы знаете, чем меньше вы чувствуете, что знаете. Чем больше вы знаете, тем больше вы чувствуете, что неизвестное окружает вас отовсюду. И в конечный момент знания все знаний отпадает. Вы не знаете ничего. Этот конечный момент, как необъятное невежество, бесконечно темная ночь. Но только из этой темной ночи рождается утро. Из этого бесконечного невежества возникает свет, который есть постижение, который есть понимание, который Будда называет праджья, самбодхи, что Патанджали зовет Самадхи.
Просветление.
Маруф сказал:
'Некоторые люди не понимают меня и уважают меня. Другие тоже не понимают, поэтому они бранят меня. Это то, о чем я пришел вам сказать. Вы должны думать обо мне, как о том, кто это сказал'.
Человек спрашивает, чтобы как-то обозначить Маруфа — иудей ли он или магометанин, или христианин. Однажды обозначив, вы думаете, что поняли. Обозначение — это трюк. Вы обозначили определенную вещь и думаете, что поняли.
Я показываю вам цветок, диковинный цветок, который вы раньше никогда не видели, и немедленно вы спрашиваете: 'Как называется?' Почему вы так жаждете знать название? Чем название поможет вам? 'А', 'В', 'С' — каково бы ни было имя, как это вам поможет? Если я говорю 'А', то теперь вы думаете, что знаете его. Вы обозначили его. Теперь вы можете сказать вашему ребенку, что это цветок 'А'. Вы стали знатоком. Что вы узнали о цветке? Только слово 'А'? Я мог бы назвать его 'В' или 'С', это также безразлично, как и 'А'. Как вы узнали это.
Я читал книгу Гертруды Стайн. Когда она сказала в поэме: 'Роза это роза это роза', — это обрело мировую известность. Она продолжает делать то же самое со многими вещами. Она не определяет. Она не говорит ничего — 'Роза это роза это роза'. Ничего не определено, ничего в действительности не сказано.
Кто-то спросил: 'Зачем вы это сделали? Мы все знаем, что роза это роза это роза. Это не имеет смысла. Это ничего не добавляет к нашему знанию'.
Стайн сказала: 'Потому что поэты говорили о розах в изобилии — миллионы стихов о розах. Каждый читал их или пел, и каждый повторял, слово 'роза' утратило свою розовость. Оно больше ничего не говорит. Вот почему я должна повторят: 'Роза это роза это роза', — так, чтобы вы пробудились от вашего сна, так, чтобы вы немного встряхнулись: 'Что говорит эта женщина? Какой-то абсурд — 'роза это роза это роза'. Вы можете слушать. Иначе роза — кто слушает? Все знают'.
И она сказала: 'Повторяя это, я снова принесла розе красоту'.
Слова не могут сказать много. И если вы думаете, что лишь зная имена и названия, вы познали — вы все их упустите.
Старайтесь избегать слов. Не пытайтесь обозначить. Вы сразу же обозначаете! Обозначение — это такая великая болезнь. Это привязанность. Вы видите человека, вы говорите 'красивый', вы видите женщину и говорите 'уродливая'. Почему с такой поспешностью? Подождите! У женщины много лиц. Даже уродливая женщина иногда имеет такое красивое лицо, с которым не может сравниться никакая красота. Уродливейшая — я видел самую уродливую женщину в определенной позе, в особом настроении, в определенном климате, такой красивой, что ваша мисс Вселенная будет выглядеть немного бледнее перед ней. И я видел самую красивую женщину уродливой в определенных настроениях. Подождите! Не обозначайте? Иначе ваше обозначение не позволит вам увидеть реальность. Даже красивые женщины в гневе, в решимости, в ревности, в алчности становятся такими уродливыми. И их уродство — духовное и внутреннее, и оно выступает на всем их теле, как сыпь. Когда женщина ревнива и алчна, она может быть красива на поверхности, но нечто излучается вокруг нее — ядовитое, змееподобное. Она уродлива. Коснитесь её в этот момент, и вы почувствуете, что дотронулись до рептилии, а не до женщины. Ядовита. Испарения исходят от неё, как от яда.
Не категоризируйте. Реальность не верит в обозначения. Реальность продолжает двигаться и меняться. Она текуча, как река. Вы не можете вступить дважды в ту же реку — даже ни однажды. Она двигается все время.
Не называйте. А у вас есть глубинные гнезда в уме, сразу же, как только что-то есть, вы кладете это в гнездо — и покончено! И вы думаете, что знаете! Этот человек хороший, а этот — плохой. Разве вы никогда не наблюдали, как плохой человек становится хорошим, а хороший — плохим? Разве вы не видели честного вора? Разве вы не видели очень искреннего преступника? Не видели грешника, но святого? Категории не принадлежат жизни. Они принадлежат уму. Категории — это ваши игры. Не категоризируйте.
А этот человек пришел спросить Маруфа: 'Как категоризировать тебя? Куда тебя положить?' Маруф — живой человек. Если бы он был мертв, он сказал бы: 'Я — магометанин, конечно, скромный мусульманин, суфий', — но он не мертвец. Он не может позволить категоризировать. Он живой, чрезвычайно живой.
Он говорит: 'Запомни меня только по этому. Не по чему другому. Это то, о чем я пришел сказать. Ты должен думать обо мне, как о том, кто это сказал'. Только это запомни, что те, кто не принимают меня, те уважают меня, и те, кто не понимает меня, те бранят меня. В Иерусалиме евреи думают, что я христианин, и мусульмане, что я еврей. А в Багдаде, где меня любят, в моей общине, евреи думают, что я самый совершенный еврей, христиане — что я перерожденный Христос, и мусульмане, что я последнее слово в бытии мусульманина.
'Большего я не скажу. Только это я говорю тебе. И если ты хочешь знать, как запомнить меня, ты можешь делать это, только это: ты должен думать обо мне, как о том, кто это сказал'.
Он остается некатегоризированным, необозначенным. Он не дает никакого ключа. Скорее, он становится более загадочным. Человек мог прийти с чем-то, с каким-то предубеждением, некоей идеей об этом Мастере, Маруфе. Он разрушил полностью его ум. Он отрезал все его предрассудки. Он оставил его в вакууме. Это то, что мастер делает — оставляет вас в пустоте. Но это есть самый прекрасный подарок, который может быть вам дан — ничто, пустота, вакуум.
В этом вакууме возникает все. В этом ничто возникает все. В этой пустоте рождается абсолютное. Но пока вы не умрете, это невозможно.
Вы здесь позвольте мне быть вашей смертью и воскрешением.
