Первое: любопытство никогда не бывает вместе с сильной жаждой. Любопытство никак не связано с жаждой. Любопытство — что-то детское: человек просто хочет узнать. Это как чесотка — никаких серьезных намерений, вы не готовы за это заплатить. Вы просто любопытствуете. Вам это не очень нужно, ваша жажда не глубока. Вы не собираетесь, узнав это, изменить свою жизнь, свое поведение, свой путь, свое существо. Просто, попутно, вы хотите знать: вы этим не очень сильно интересуетесь.
Многие люди уже приходили ко мне и спрашивали. Один пришел и сказал: «Как вы думаете? Бог есть или ого нет?» Чтобы задать такой вопрос, нужен очень глупый человек. Вопрос столь необъятен, столь невыразим. Как можно такое сказать? Даже сказать такое — уже значит опошлить; это уже кощунство. Вы можете плакать, вы можете стенать, но вы не можете даже произнести этого. Вопрос столь таинствен, столь свят, что вы будете биться, но не сможете его сформулировать.
Я знаю и других людей. Они приходят и начинают дрожать, и говорят: «Мы не знаем, что спросить». Иногда приходит человек и спрашивает: «Ошо, что я должен спросить!» Это уже совершенно другой человек. Он даже не может сформулировать вопрос — потому что жизнь так обширна и неизмерима. Как выразить ее словами? Стоит только выразить ее в словах, и она покажется по-детски глупой. Вопросы и ответы годятся только для школы, но не для жизни.
Некто приходит и спрашивает: «Есть ли Бог?» И он ожидает услышать ответ: либо да, либо нет. Вас натренировали в ваших школах, колледжах, университетах отвечать. На все, на любой вопрос вас учили отвечать. Вас никогда не учили спрашивать, помните: вас учили отвечать. Ваши экзаменационные билеты просто дают вам несколько вопросов, и вы должны на них ответить. От вас ожидается только Ответ. Важен не вопрос, а ответ — «Есть ли Бог?» — и вы ждете ответа. И естественно, что может быть только два ответа: де иль: чет. Но разве это будет иметь какой-то смысл, если сказать: «Да, Бог есть»? Решит ли это что-нибудь? Вы уже должны были слышать этот ответ раньше. Или, если ответ будет: «Нет, Бога нет», разве это как-нибудь поможет? Это ответ вы также уже знаете, оба ответа вам уже знакомы. Так что же вы хотите спросить?
Уж лучше помолчать, уж лучше колебаться. Уж лучше плакать навзрыд. Уж лучше открыть свое сердце. Ваша интенсивность, ваша жажда тогда не будет просто любопытством. Любопытство никогда не бывает рядом с сильной жаждой. И вы говорите: любопытство а сильная жажда вечного привел и меня в ваш лагерь. Я так не думаю. Вас могло привести любопытство. И этот человек задавал дурацкие вопросы; он задал, наверное, сотню вопросов за те десять дней.
Сильная жажда приведет к одному вопросу, который оставит позади все остальные вопросы. Если ваша жажда сильна, тогда все вопросы собираются в один, который означает: «Кто я?» И с этих пор все остальное становится неуместным.
Жаждущий человек не интересуется Богом, его не интересует, есть ли ад и есть ли рай, его не интересуют прошлые жизни, его не интересует теория кармы и перевоплощений. Весь его поиск заключается в одном: «Я не знаю, кто я». Это его первый и последний вопрос: «Я должен это понять. Если я это пойму, тогда все остальное разъяснится само по себе, но если я не знаю себя, то зачем мне интересоваться всем остальным?» Если есть страсть узнать правду, тогда у вас есть только один вопрос: «Кто я?» И среди сотни вопросов, которые задал этот человек, не было ни одного о том, «Кто я?» Этого вопроса он так и не задал. Этот человек просто любопытствовал, он сказал
Вы еще не знаете, кто вы есть, а уже жаждете вечного. Жадность, эго — они жаждут чего-то в этом мире, они же жаждут чего-то и в другом мире. Они хотят денег, больше денег в банке, больший дом, большую машину, а затем они начинают желать рая и Бога. Они все должны взять в свои руки… жадные люди.
Вы должны сначала понять, кто вы есть, и только благодаря этому знанию вам может открыться вечное. Вы не познаете себя через овладение вечным. И вы никогда не овладеете вечным. Вы такие крошечные. Просто подумайте: человек, какой-то маленький человечек, вздумал схватить вечное! Ведь вас даже небольшое повышение температуры может убить. Тридцать шесть и семь десятых градусов — с вами все в порядке. Достаточно шести-семи градусов выше — и вас нет. Вы не можете существовать при температуре выше сорока пяти градусов, а хотите ухватить саму вечность?
Вы не можете жить без дыхания более, чем несколько минут — более восьми минут вам не выдержать — и все еще хотите ухватить вечность?
Тело, которое уже умирает… с самого момента рождения ваше тело умирает. Семьдесят лет — ничто в этой бесконечности, в этой вечности. Человек, который будет жить только семьдесят лет, хочет ухватить вечность? Такая маленькая голова — куда вы вместите всю вечность? Это будет подобно человеку, пытающемуся уместить целое море в одной ложке.
Я слышал о великом философе: это наверняка был Аристотель. Я точно не знаю, но подозреваю, что это так.
Он шел по берегу моря под утренним солнцем и увидел сумасшедшего.
Этот человек выглядел сумасшедшим. Он носил воду из моря в ложке и быстро ее выливал. Он для этого выкопал яму и бегал туда-сюда, к морю и обратно. Аристотель увидел его и сказал: «Что это ты делаешь?» Человек ответил: «Я решил перелить весь океан в эту яму». Аристотель сказал: «Ты что, с ума сошел? Ложкой? И в эту маленькую ямку? И такой необъятный океан?» А сумасшедший рассмеялся и сказал: «А я думал, что это ты сошел с ума. Я слышал, что ты хочешь понять вечную истину. Такой маленькой головой? Так кто же из нас сумасшедший?»
Этот человек, должно быть, был большим мудрецом. Он потряс Аристотеля, так как был прав. Правда всегда шокирует. Не будьте так жадны до истины, ибо истина приходит только тогда, когда вы не жадны. А когда вы не жадны, вы не такой уж маленький. Жадность делает вас маленькими. Когда исчезает всякая жадность, исчезают границы вокруг вас. Тогда вы уже не маленькая ямка на берегу океана. Тогда, наоборот, океан будет маленькой лужицей на вашем берегу… когда не останется жадности. Правда — это не то, чем вы должны обладать, это нечто, что должно овладеть вами. Вы просто должны ей это позволить.
Но человек слишком умен, а знания никогда не позволят правде войти. Во всех своих ста вопросах он показывал свои знания: все святые писания, которые он знал; все, что он слышал и все, чем была забита его голова. Может ли любопытство, недоверие помешать человеку стать достойным учеником? Любопытный человек, недоверчивый человек не может стать даже просто учеником. Достойный ученик далек от всего этого, потому что, чтобы стать учеником, вы должны довериться. Чтобы пойти с кем-то в неизвестное, вы должны, по крайней мере, иметь немного доверия. А этому человеку доверие неведомо. Подозревать он умеет, но доверять — нет. Сомнения не позволят вам отправиться во внутреннее путешествие. Сомнения хороши в науке; наука зависит от сомнений. Сомнения полезны в мире науки.
Если вы доверяете, вы ни на шаг не продвинетесь в науке; там вам придется не доверять. Наука — это враждебный подход; она зависит от антагонизма.
Религия, мистицизм совершенно противоположны, диаметрально противоположны науке. Их метод — доверие, а не сомнение. Если вы мне доверяете, вы можете со мной пойти. Другого пути нет.
И спрашивающий сказал: «Ваш совет мне — немедленно покинуть лагерь — кажется достаточно жестоким».
Жестоким? Вы сказали — жестоким? Тогда вы ничего не знаете о Мастерах. Это еще не жестоко! Это очень вежливо… Вы слышали что-нибудь о Мастерах Дзен? Если бы вы задали подобный вопрос Мастеру Дзен, он бы на вас набросился. Он бы вас хорошенько отколотил. Он бы выбросил вас вон из ашрама. Когда-нибудь я тоже это сделаю, подождите. Зачем, вы думаете, здесь Сант, Камал, Гурудаял? Бить будут они. Еще немного осталось подождать, можешь мне поверить: сам увидишь.
Ты сказал:
Мастер и есть такой вот будильник. Мастер должен давать встряску: он должен встряхнуть вас до самых корней, потому что он должен вырвать ваш ум с корнем и пересадить его в совершенно иной мир. Он должен изменить ваш уровень бытия. Это непросто, это тяжелая работа.
Это слово «пожертвование» прекрасно. Оно означает: сделать что-то святым, сделать что-то священным. Если вы готовы перенести мои встряски с глубоким доверием, с любовью, они станут священными. Тогда и моя жестокость уже не будет выглядеть как жестокость, она будет выглядеть как сострадание. Вы почувствуете, что я так сказал, потому что я вас так люблю. Иначе зачем мне все это?
