Около полудня меня вызвали в оперативный штаб. Мы перевели его в другое место, в Р., который все еще подвергался беспрерывному обстрелу, в том числе изредка – артиллерийскому. Мы закопали свои палатки, и весь участвующий в бою эшелон выдвинулся вперед. К вечеру стало спокойно. Появился сержант-казначей и увез первую почту. Мы сели снаружи палатки и распили бутылку вина. Это было натуральное рейнское «Мозельвейн», и в тишине сумерек все было окутано атмосферой мира.
После того как брешь была закрыта и опасность прорыва к Бр. была устранена, постепенно в полку были восстановлены коммуникации. Поступили новости с батареи номер 12 в десяти километрах к югу. Мейснера, одного из наших самых старых товарищей, тоже зацепило. Франц и я сказали с усмешкой, что нам двоим уже давно пора, и, поскольку два дня назад был день рождения Франца, я достал бутылку, которую припас по такому случаю.
Вскоре после полудня мы получили донесение, в котором нам рекомендовали не продолжать закрепление. Дивизия двигается дальше на юг по шоссе. Мы не жалеем. Нам не терпится поменять это место пребывания, которое довольно недружелюбно, на более лучшее. С обеих сторон наблюдается необыкновенная активность в воздухе. В течение ночи противник совершал массированный авианалет на Бр. или О. Там стоял сильный грохот, а воздух над нами был наполнен тарахтением медленных самолетов на тяжелом топливе, которые пехота называет «кофемолки» или «швейные машины».
Телефонисты ушли в 3.00. В пять часов прибыли артиллерийский эшелон и лошади. Едва мы только выехали на дорогу, как последовала первая атака истребителей. Она была нешуточной, и такие налеты продолжались весь день. Истребители вольготно летали взад-вперед над дорогой целыми эскадрильями и даже в большем количестве. На каждой из сторон раздавался ужасный грохот, и наши истребители вносили в это свой весомый вклад. Но для людей на дороге в этом мало было утешения. Нужно ли говорить, что мы замаскировали подводы и даже лошадей. Они выглядели как хижины из листьев в движении. Мы без потерь добрались до конца, но 2-я потеряла двух лошадей и четырех человек ранеными. Новая позиция была жалкой лесной полосой. Мы только что оборудовали новые позиции, значительное их количество, а один отряд потратил два часа, обустраивая их на один километр в длину по болоту, когда прибыли новые распоряжения.
Теперь мы располагаемся в непосредственной близости от полка, недалеко от дороги. Пыль, поднятая от движения по дороге, густыми клубами идет на нас. Телефонисты сидят с высунутыми языками. Они смотрят на меня из-под тяжелых, как у датских догов, век. Этот палящий зной кого хочешь вымотает. Ситуация в воздухе не улучшилась. Главная линия фронта, от этого факта не уйдешь. А здесь мы даже не на одном из самых критических участков. К востоку от нас, где фронт делает дугу к О., слышен его уже более серьезный гул. Чем меньше сказано о южной части города, тем лучше.
Фронт перемещается, даже наша собственная позиция непостоянна. Судьба решит, кто будет погребен в этом конфликте.
За ночь дивизия заняла еще один сектор полка еще дальше вправо. Неприятель отступил в отдельных местах. Мое отделение разведки вскарабкалось на высокую ель, чтобы помочь обеспечить временную систему светового обозначения целей. Сообщили, что на правом фланге прорвались две вражеские части, каждая из которых численностью в сто пятьдесят человек. Некоторые из них были уничтожены, но большая часть ушла в леса для усиления партизан. Два кавалерийских эскадрона появились у нас в тылу и пытаются установить контакт с противником через нашу линию фронта.
Обычно партизаны не атакуют боевые части, но мы должны принять меры предосторожности. Конечно, мы устраиваем облавы на партизан и дозоры регулярно выставляются в тылу наших боевых эшелонов, но что толку? Обливаясь потом и донимаемые комарами, наши с боем пробиваются через густой подлесок, они хлюпают болотами и тянутся по тропам в зеленом полумраке лесов. Они выглядят экзотично с пулеметами на плече и пулеметными лентами вокруг шеи, но они немногого достигли. В лесах они даже не сравнятся с русскими. Прошлой ночью два типа их кавалерийского эскадрона промчались по большаку мимо вагона с боеприпасами 11-й батареи. Прежде чем наши парни проснулись и осознали, что происходит, они уже исчезли.
В ранние часы этого утра и до середины дня был слышен сильный шум боя к юго-востоку, где фронт отступает.
Стало спокойнее. Идет подготовка к смене позиции. День ото дня голубое небо заполняют истребители. Штурмовики со сверкающими красными звездами с ревом проносятся над верхушками деревьев, как будто хотят подстричь их своими голубыми фюзеляжами. Мы стреляем так быстро, как только можем, но негодяи хорошо вооружены и защищены. Этим вечером самолеты на тяжелом топливе час за часом совершали регулярные рейсы в тыловой район. Выглядело так, будто они открыли официальный воздушный коридор. Поскольку они не сбрасывали много бомб, то, вероятно, совершали масштабные транспортные рейсы.
Вчера вечером опять была необычная активность в воздухе. Проходил час за часом, но с той разницей, что на этот раз иван разбрасывал вокруг бомбы. Мы не могли даже зажечь сигарету. Большая часть бомб плюхалась в болото, но это выглядело так, будто напряжение вслед за воем в воздухе не спадало.
Вчера вечером было попадание в передок 11-й батареи. У них был тяжело ранен один человек. В 19.30 они перебрались на лучшую позицию. В 22.00 нами получен приказ о смене позиции утром. Мы следуем по дороге с 6.00.
Мы без передышек катимся по большому шоссе в направлении к К. Повозки следуют с интервалами в сто метров. Из них торчат ветки, и даже головы лошадей украшены зеленью, которая покачивается в такт их шагов. Самолеты все время над нами – как наши, так и вражеские. Шум их машин нарастает и затихает, изменяясь от высокого тона до низкого, когда они кружат друг за другом или пытаются увернуться от выстрелов зенитной артиллерии. Звук повышается до высокого, угрожающего визга, когда они пикируют на дорогу. Дым от бомб смешивается с грибовидными клубами дыма от наших снарядов, которые пролетают над тыльной стороной леса и над городскими кварталами. По всему горизонту поднимаются молчаливые темные языки пламени. Перед нами картина обожженной земли.
В 14.30 мы сделали первый привал. Это было к западу от К., в небольшом лесочке. Полосы укрытий с каждой стороны дороги образовывали один большой временный военный лагерь. Лошади со вздутыми животами лежали скрючившись у обочины дороги. Те, которые еще были живы, шарахались в ужасе.
На трудных участках дороги возникали обычные заторы. Лошади выбивались из сил, когда тянули перегруженные повозки через убийственные пески, через глубокие прогалы в трясине болот и по разбитым бревенчатым дорогам.
Один раз длинные колонны встали. Когда я наконец пробился в головную часть колонны, то увидел там несчастную крестьянскую подводу, застрявшую в грязи. Она, конечно, была перегружена. Бедная лошадь стояла, тяжело дыша, с раздувающимися боками, по ее брюху катился пот. «Конь капут», – причитала женщина, держа пучок травы перед его носом. Тогда даже я пришел в бешенство.
Когда наши собственные возницы подошли к трудному участку, они сели на лошадь без седла. Удар кнутом по заду лошадям в упряжке, несколько ободряющих слов, и лошади вытягивают. Это все проделано спокойно, в отличие от шума и криков в походных колоннах с лошадьми. Русские бьют своих лошадей, чтобы поднять; и они совершенно не имеют понятия, как обращаться с нашими более рослыми лошадьми.
В 19.30 мы повернули в лесистую местность для ночного отдыха. Она открылась перед нами через несколько сот метров, и мы обнаружили себя на краю лиственного леса, похожего на лесопарк, чьи древние деревья затеняли заросший луг. Небольшой крутой склон вел к чистому потоку. Сумерки опустились мягко и медленно, и на горизонте синева смешалась с красным огнем. Мы отбросили одежду и погрузились в теплую воду, в то время как первые звезды поднялись над нами. После всего этого шума, пыли и жары этот час стал необыкновенно чудесным.
Глава 15
СТАРЫЙ ЛЕС
В пять часов мы снова отправились в путь. Это была плохая дорога. Песок местами был таким
