Ее бабушка обычно чуяла мошенников за версту. И как ее угораздило связаться с этой змеей? Потому что его услуги обходятся дешево. Таким был очевидный ответ. Помимо этого, РД был племянником одной из бабушкиных подруг.
– Меня кое-что беспокоит, – произнес РД, с усилием вставая со скрипучего стула.
– Что именно?
– Почему вам достался дом со всем его содержимым, а ваша мама, она получила лишь страховую сумму?
– Вы же юрист. Так объясните мне.
– Вирджиния никак этого не поясняла.
Оливия слабо улыбнулась. Он пытался что-то выудить, и она не понимала зачем.
– Наверное, бабушка просто больше любила меня.
Он напряг мясистый подбородок.
– Не исключено. Я знал ее не слишком хорошо, но понимал, что она, видите ли, странная женщина. Некоторые в наших краях говорят, что она была жрицей вуду. Что она гадала на картах Таро, чайных листьях и все такое. Экстрасенсорное восприятие.
– Ну, нельзя же верить всему, что слышишь, не так ли? – ответила Оливия, пытаясь сменить эту довольно болезненную для нее тему.
– Говорят, и вы унаследовали это.
– Вы хотите знать, не медиум ли я, мистер Додд? Верно?
– Зовите меня РД, – напомнил он ей, и в улыбке мелькнул золотой коренной зуб. – Я вовсе не собирался лезть в чужие дела. Это просто обычный разговор.
– А почему бы вам не спросить обо всем этом мою мать?
– Бернадетт утверждает, что не унаследовала этот дар, если вы так это называете, а вы унаследовали.
– А, понятно... он перешел через поколение. Конечно. – Оливия улыбнулась ему, словно говоря, что только идиот поверил бы в такой лепет. Не было оснований ни подтверждать, ни опровергать эти слухи. Она прекрасно знала, насколько они правдивы. Но это совершенно не касалось Рэмси Додда. Она надеялась, что и в будущем он не будет в это вмешиваться.
– Послушайте, – сказал он, выходя из-за стола быстрее, чем можно было ожидать от человека его комплекции. – Дам вам один совет. Бесплатно. – Казалось, он отбросил свою обычную помпезность. – Я знаю, что ваша бабушка много о вас думала. Я также знаю, что она была... необычной женщиной, что ее считали странной, потому что у нее были видения. Некоторые доверяли ей свою жизнь. Моя тетя была одной из них. Но другие считали, что она занимается черной магией, или что она сумасшедшая, или и то и другое. Это нисколько не облегчало ей жизнь, поэтому на вашем месте я бы ничего не рассказывал обо всех этих видениях.
– Буду об этом помнить.
– Поступайте так... И вашей бабушке следовало бы помалкивать.
– Что-нибудь еще? – спросила она.
– Нет. Это все. Берегите себя.
– Ладно. Еще раз спасибо вам за помощь. – Она засунула папку из манильской бумаги, которую он ей дал, в рюкзак.
– С вами было приятно работать. И если вы передумаете и решите продать дом, просто звякните мне, и я скажу Уолли с вами связаться...
Она не стала ждать, пока он проводит ее до двери, и прошла через обшитую панелями приемную, где единственная секретарша сидела за столом, который стоял на потрепанном ковре, протянувшемся между тремя кабинетами. Два из них выглядели свободными, так как таблички с именами на дверях были отвинчены, оставив в тонкой фанере наблюдательные отверстия. Бабушка, несомненно, умела делать правильный выбор.
На улице Оливия пересекла автостоянку с заплатанными выбоинами и забралась в свой пикап. Значит, РД знал о ее визитах в полицейское управление. Отлично. Наверное, весь город уже знает об этом, и скоро эти слухи дойдут до ее босса в «Третьем глазе» и даже до университета, в котором она училась на выпускном курсе.
Замечательно. Она завела старенький «Форд-Рейнджер» и с ревом выехала со стоянки. Она не хотела думать о видениях, которые у нее были, об этих проблесках зла, которые она иногда чувствовала, а не видела. От обрывочных, мелькающих фрагментов ужасных событий, которые проносились в сознании, у нее мурашки бежали по коже. И эти кошмары так ее беспокоили, что она обратилась в местную полицию.
Там решили, что у нее не все дома, и осыпали насмешками, вынудив уйти.
При этой мысли у нее по шее заструилось тепло. Она включила радио и слишком быстро завернула за угол. Шины «Рейнджера» протестующе взвизгнули.
Иногда быть внучкой Вирджинии Дюбуа было мучительней, чем оно того стоило.
– Прости меня, господи, ибо я согрешила, – прошептала голая женщина, не имеющая возможности говорить громко или кричать из-за тугого ошейника. Стоя на коленях, прикованная к пьедесталу раковины, она, очевидно, не осознавала величину своих грехов или причину, по которой ее наказывали, не понимала, что на самом деле он ее спасал.
– Скажи мне, – прошептал Избранник. – За какие грехи?
– За... за... – Женщина выпучила наполненные ужасом глаза и заморгала, пытаясь думать, но она не раскаивалась, а была просто напугана и говорила то, что, по ее мнению, убедит его отпустить ее. По щекам
