говорил плохо, с сильным акцентом, но откровенно.
— Назовите вашу настоящую фамилию и имя.
— Янк Адамкус, — произнес он.
— Что вы здесь делаете, с кем приехали?
— Я приехал сюда давно из ЮАР, хотел устроиться на работу, болтался три месяца, и вот, только… взяли.
— А почему вы не поехали на родину? — спросил я Адамкуса.! — А что я там буду делать, детей позорить? Ведь там узнают, что я был полицаем, по головке не погладят. Лучше я добровольно буду отрабатывать, большого вреда я не сделал, хотел повеситься, да не смог.
— А почему вы из ЮАР уехали?
— Не уехал, а сбежал! Сколько можно батрачить на тех же фашистов? — вопросом ответил Адамкус.
— Хорошо, что вы хоть сейчас это поняли, ибо некоторые до сих пор не понимают.
Спасибо за откровенность, мы вас передадим правоохранительным органам.
— Как хотите и куда хотите, я все равно теперь никуда не поеду, что хотите то и делайте, — проговорил Адамкус.
— Уведите — сказал я.
Адамкус сказал спасибо, что не стали душу выворачивать, как там у них.
Я спросил Разуваева, есть ли кто-нибудь из врачей, которые были с Борманом и Бойсом?
— Есть один…странный… чокнутый, по-моему, — объяснил Сергей Вениаминович.
— Пригласите его, кто он?
— Немец.
— Присаживайтесь. О, какая встреча! Франц Гольц, какими путями вы здесь оказались? Что молчите, не язык ли проглотили? Ужель забыли русский язык, на котором допрашивали военнопленных в Харькове и Днепропетровске? Так что, будете молчать или говорить? Переведите его в другой кабинет, пусть посмотрит на оборудование, возможно, оно ему понравится. Вставайте, вы слышите или нет? Помогите ему, однако, не так, как он помогал раскаленным железом.
— Это вранье! — закричал Гольц.
— Хорошо, запросите из Москвы все художества на Франца Гольца — Ганса Брехта, это все равно. Ведите его в другой кабинет, и пусть дает показания.
Сидя здесь, я начал просматривать предварительный допрос всех 17 человек. Посмотрел и сказал:
— Приведите мне полицая Ярослава Бандорука.
Я также стоял у окна и смотрел в окно, когда ввели Бандорука.
— Садитесь, — предложили ему.
— Постою, еще насыдымось, — проговорил он.
Я повернулся к нему и настойчиво сказал:
— Садитесь, Ярослав Казимирович. — Сказал я, разумеется, на украинском языке.
Он моментально сел.
— Як будэмо балакать вправду, чи як? — задал я ему вопрос так же на украинском. — Зараз я нэ знаю де правда, а дэ крывда. Что ж попробуем в данном случае отыскать и одно и другое. Вопрос первый: сколько односельчан сгорело в селе Антоновке в сарае, в который вы их загнали и подожгли со всех четырех сторон?
— Я их нэ загоняв, воны самы туды полизлы.
— От ваших дубинок и кнутов, не так ли? — проговорил я.
— Кабож я був одын, нас цилий взвод був, так шо на мэнэ одного не воляйте усих.
— Кто командовал — вы или Степан Бандера?
— Знамо дило, я.
— Так сколько сгорело односельчан, отвечайте.
— Тож булы партизаны та их помищныки.
— Сколько их всего было?
— Забув мабуть я, с кильки гадив уйшло.
— Вы в этот раз сожгли 378, человек, в том числе 142 детей от одного года до 11 лет. Я правду говорю или нет?
— Правду.
— За что вы сожгли людей в коровнике колхоза, людей Днепродзержинского района, и сколько их было, сожженных людей?
— Хто ж их щитав, хто там був, ти и погорилы.
Дальше с этим убийцей я разговаривать был не в состоянии. Сказал Разуваеву:
— Этих людей надо не расстреливать, не сжигать и не вешать, они должны умереть в вечных муках в той комнате. Как там Гольц? Хотел убежать, ну и… Пра¬ вильно сделали, хотя это очень легкая смерть для изверга рода человеческого.
Ввели еще одного, глазки бегают, как у бешеной собаки, как-то заискивает…
— Садитесь, садитесь, мягче сидеть будет! — сказал я. — Фамилия, имя, отчество.
— Чепуроной я. Макар Прокопыч, Макаром меня звали.
— За что и скольких людей вы повесили около Николаева в Каховке?
— Не помню…
— Вы повесили 217 мужчин, 314 женщин и утопили 124 ребенка от одного до 10 лет. Правильно говорю?
— Наверно, правильно.
— За какую оплату вы выдавали фашистам советско-партийный персонал Николаева и Каховки?
— Да разве вспомнишь, столько времени прошло?
— Еще раз повторяю, сколько вам заплатили за вашу предательскую работу?
— Не помню.
— Уведите в следующий кабинет, пусть прояснится память. Такое животное не должно засорять советскую землю! Когда увели Чепурного, я сказал Разуваеву:
— Хватит с меня и этой работы, что мы с вами проделали, Сергей Вениаминович. Оставим остальное вашим ребятам. Они доделают, а нам с вами пора в Белокаменную к Жукову. 24 февраля 1963 года мы с Разуваевым вылетели в Москву, в этот же день вечером мы были в Москве, не стали никого беспокоить, переночевали в гостинице на ВДНХ.
Утром созвонились с Г.К. Жуковым и решили встретиться у Н.С. Хрущева в 10.00.
Никита Сергеевич был в хорошем настроении, со всеми поздоровался по-братски, как он в таком случае говорил. Я рассказал, сколько наудил рыбы Разуваев, но Борман опять ушел, зато его шестерки остались и попали в сети к Сергею Вениаминовичу, даже Франц Гольц и Фрэнк Бойс, который меня учил жизни на элект¬ ростуле в Севилье. Другая рыбешка помельче, если Бондарука и Чепурного можно причислить к мелкой рыбешке. В общем, до конца мы не стали это дело доводить, ребята доделают, а мы поспешили сюда. Почему вместе с Разуваевым, это вот почему: у нас в ЮАР образовалась пустота, Логунков Иван Савельевич в мир иной отошел — обширный инфаркт. Ребята, которые работали с Логунковым, в принципе, не плохие, но в стране апартеида работать пока самостоятельно сыроваты. Там опытный Логунков, и тот иногда просился куда-нибудь. А когда я появлялся там по вопросу Бормана, то Иван Савельевич был готов и сам оттуда сбежать.
Разуваева Сергея Вениаминовича я знаю с Бухары, а это где-то добрых десяток лет, с его переходом в Йоханнесбург, и команда начнет взрослеть. Вот почему, Сергей Вениаминович, я вас и уговорил поехать со мной в Москву.
Г.К. Жуков слушал меня не перебивая, но когда я закончил, то сказал:
— А как смотрит на это сам Сергей Вениаминович?
— Я смотрю на это предложение положительно, тем более, за шесть последних дней как Игорь Васильевич проводил «братские» беседы и как ловко развязывал «собеседникам» языки, я позавидовал. Это первое, а главное — Борман чаще всего находится в стране апартеида, то есть в ЮАР и Гватемале, то тем
