мачеха и леди Алиса, но это были женщины, окруженные роскошью и вниманием. Роджер не мог представить, что женщина, перенесшая террор, физические лишения, потерю своих близких, может не потерять спокойствия и способности чувствовать.
Он взглянул на нее, и она оглянулась, затем спросила, видя его замешательство:
— Что случилось?
— С тобой все в порядке? — прохрипел Роджер.
— О, да, — ответила Леония, она поняла, что Роджер беспокоится не только о том, ранена она или нет. — Все позади. Я скорблю о маме, папе и Франце, но они могут спать спокойно. Я готова поехать в Англию и начать новую жизнь.
Роджер с трудом поднялся. Его колени подгибались, и Леония подставила ему свое плечо. Со стороны дома летела черно-белая молния, грозно рыча.
— Нет! — скомандовала Леония. — Ко мне, Фифи! — Собака повиновалась. — Это Роджер, — сказала Леония. — Друг, Фифи. Роджер — друг. Роджеру она сказала:
— Это моя собака. Я не знаю, как ей удалось, выжить. Она так схватила Маро, что он отпустил меня.
Собака повиновалась, и рычание прекратилось. Роджер, шатаясь, встал на одно колено и медленно протянул руку. Фифи понюхала пальцы, обнаружив странный мужской аромат и запах любимого существа, смешанный с мужским. Она вильнула хвостом в пол-оборота. Роджер нежно потянулся вперед, погладил голову, теребя длинные уши. Собака бешено завиляла хвостом. Ей хотелось ласки. Больше чем от голода и холода она страдала от одиночества, отсутствия своих любимых хозяев.
Роджер приласкал ее, приговаривая:
— Хорошая девочка. Хорошая Фифи.
Даже сквозь хрипы его израненных легких Леония поняла, что Роджеру не нравится кличка собаки. Она засмеялась и объяснила, почему Фифи так назвали. Если бы Роджер мог говорить, он рассказал бы, как используют кинг-чарльз-спаниелей, он хорошо знал эту породу, но боль в горле слишком мучила его. Их удача все же была феноменальной.
Вначале он надеялся взять лошадь и карету и уехать сразу же после погребения Генри, но теперь это было невозможно. Он сомневался, что у него хватит сил, чтобы вытащить карету из конюшни. Он едва стоял на ногах. Кроме того, нужно время, чтобы заглянуть в тайник и спрятать тело Маро. Если они сразу уедут, то могут оставить его там, где он лежит, но если им придется остаться, то вскоре труп Маро обнаружат.
Роджер чуть не плакал от усталости, слабости и боли. Его руки были покрыты ссадинами, плечи ныли, горло горело и посинело после схватки с Маро, голод терзал его, подтачивая силы. Больше всего ему хотелось прилечь хоть ненадолго, но он не имел права отдохнуть, боясь, что все испортит. Он посмотрел на труп Маро, пытаясь собраться с силами, чтобы поднять тело и спрятать его.
— Что случилось? — взволнованно спросила Леония. Она не видела выражения лица Роджера, потому что луна пропала, и стало слишком темно, но она чувствовала его напряжение.
— Надо его спрятать, — прошептал Роджер и, шатаясь, сделал первый шаг.
— Ты не сможешь нести его, — сказала Леония. Роджер сердито пожал плечами. — Подожди, — сказала она, — я принесу доску или колесо из конюшни и мы вместе понесем его.
Прежде чем Роджер со смесью стыда и упрямства начал доказывать, что справится сам, Леония бросилась в конюшню. В стойле она услышала топот и фырканье лошади. Издав слабый крик радости, она побежала по проходу между стойлами. Через минуту она вышла, ведя за собой лошадь Маро.
Роджер обрадовался, что теперь не нужно нести Маро, и его боль и страдания уменьшились, а силы постепенно вернулись к нему. Роджер решил поехать на лошади, привязав труп к седлу, назад в Салю. Даже если животное не осилит полностью путь до города, где находились конюшни, все же оно уйдет достаточно далеко от шато и это отведет подозрения, что Маро погиб именно там. Роджер не стал объяснять все Леонии, он попросил подержать лошадь, пока взгромоздит Маро и заберется сам.
— Спрячься, — посоветовал он, когда лошадь повернула на дорогу.
Леония кивнула и улыбнулась. Фифи у ее ног бешено виляла хвостом. Для нее все стало на свои места. Теперь Роджер ненадолго мог оставить Леонию одну. Собака, в сущности, не могла защитить свою хозяйку, но она может предупредить об опасности и Роджеру стало спокойнее.
Вывести лошадь за ворота было не просто, это заняло примерно с полчаса, а потом был очень длинный путь назад в шато. Роджер часто останавливался и настолько устал, что стал засыпать. Путь оказался удачным. Солнце взошло и осветило сад с фруктовыми деревьями. Фрукты еще не созрели, но более ранние яблоки уже лежали на земле. Счастье и радостное возбуждение, которое чувствовал' Роджер в начале этого путешествия, вылились в милый пустяк. Смеясь от освобождения, Роджер вскарабкался на низкую стену, сорвал спелое яблоко и съел его. Затем он наполнил карманы самыми спелыми фруктами, поглощая яблоки одно за другим. Чувствуя себя обновленным, он смело зашагал к шато.
Кровь, попавшая из раны Генри на пальто Роджера, высохла и превратилась в неопределенные коричневые разводы. Вообще пальто и бриджи были рваными и грязными, такими же стали его некогда элегантные ботинки. Если бы кто-то в этой сельской местности определил их качество, то это могло привести к неприятностям, но Роджера это не волновало. Для всех, кто его встретит, он бродяга. Роджер дотронулся до своей трехдневной щетины и усмехнулся. Он выглядит подозрительно, но его нельзя заподозрить в участии в событиях в Салю. Но если вопросы начнут задавать слишком настойчиво… Он погладил свои пистолеты.
Роджер был даже разочарован, что его никто не остановил. Шато было безлюдным, как и до их приезда. Роджер не знал о людях, которые ночевали у ворот, но они ушли. Проснувшись на рассвете, они поспешили к своему посту у дверей. Голодные, измученные жаждой, они надеялись, что их сменят или прикажут вернуться обратно. Когда солнце поднялось выше, их ярость и возмущение достигли предела — никто их не сменил. В конце концов, ярость пересилила страх перед Маро. За пятнадцать минут до прихода Роджера они оставили дом и вернулись в Салю.
Когда Роджер вернулся в подвал, Леония бросилась к нему на шею и заплакала от счастья.
— Тебя так долго не было, — прошептала она. — Мне показалось, прошла целая вечность. Что случилось?
— Ничего, — ответил Роджер, нежно лаская ее. — Я принес яблоки, много яблок. Дом и земли пусты, а я полон.
Он нахмурился:
— Знаешь, ты не должна выходить наружу. Вдруг кто-то остался.
— Я знала, что это ты, — Леония наслаждалась яблоками. Роджер откусывал маленькие кусочки, чтобы накормить собаку. Фифи виляла хвостом. — Она ни за что не приветствовала бы так незнакомца. О, какой замечательный завтрак!
— Очень дружелюбное существо, — сказал Роджер. — Ты уверена, что она не просто рада видеть людей?
— О, она достаточно дружелюбна, но мы не позволяли ей близко подходить к людям. Ее обучили ни к кому не приближаться, пока не скажут «друг». Ты уверен, что дом пуст?
— Нет, — ответил Роджер. — Я не осматривал его и даже не обошел. Он кажется пустым. Тебе кажется, что здесь кто-то прячется?
— Я не уверена. Фифи прислушивалась. Я думала, что это ты, вот почему я так волновалась. Она нервничала. Но сюда никто не заходил.
Роджер закусил губу. Он хотел быть подальше от этого места. Яблоки чудесные, но им нужна основательная пища. Подвал был сырой, а Леония одета в лохмотья — ей нужна одежда. Если Фифи чувствовала чье-то присутствие, ее инстинктам можно доверять. Кроме того, Роджер нуждался в отдыхе, хотя чувствовал себя намного лучше.
Леония была согласна с ним. Она не выполняла никакой физической работы, пока Роджер вез тело Маро, но она слишком переволновалась. Они заснули сразу же, страдания заглушили зов плоти, мучивший их прежде.
После полудня Роджер проснулся с желанием облегчиться. Он слегка отодвинул Леонию и открыл бочку. Фифи тут же вскочила. Она вела себя спокойно, и Роджер смело шагнул вперед. Весело подняв хвост, Фифи побежала вверх по ступенькам. Роджер был осторожен. Несмотря на то, что Леония очень надеялась на
