на восток.
Надежда, что шествие не имело цели, и толпа просто рассосется, сменились страхом, что любой инцидент может разъярить их, и начнутся бессмысленные грабежи и поджоги.
Освободившись от давки, Роджер осознал, что шествие не было случайным, как ему казалось раньше. Он заметил «фланкеров», подстрекающих и вдохновляющих тех, кто их вел, на возгласы которых толпа отвечала грубым ревом одобрения.
— В аббатство! — слышался крик.
Аббатство… Роджер уже слышал это слово и совсем недавно, но не мог вспомнить, когда. Они подошли к ободранным садам Тюильри — неужели это место для митинга? Здесь он снова попытался ускользнуть, когда давление со всех сторон уменьшилось.
— Этим путем!
— В аббатство!
— Через мост!
— Предатели получат свое!
Любое направление было заблокировано чьим-то телом или парой настигающих рук. Один голос, однако, привел Роджера в ужас. Он уже слышался на мосту Понт-Рояль, но Роджер постарался вырваться, так как знал, что такое аббатство и что может сделать там толпа. Аббатство было тюрьмой, и толпа собиралась исполнить свои дикие обещания. Они собирались расправиться с узниками, содержащимися там.
Когда они перешли мост, Роджер предпринял решительную попытку бежать. Он схватил Леонию и рванулся в сторону. Это, однако, позволило оборванцу — подобию человека, единственной целой частью одежды которого была красная революционная кепка, схватить Леонию за руку. Она вскрикнула от неожиданности и оттолкнула оборванца, но дело было сделано. Другие протиснулись между Леонией и Роджером. Веревка не давала им совсем разделиться, но Роджер уже не управлял движениями Леонии. Она попыталась остановиться, чтобы он мог добраться до нее, но чуть не накликала беду.
Толпа мгновенно навалилась, огромная масса людей двигалась на расстоянии шага, и колебания Леонии привели к двум столкновениям стоящих сзади людей. Первого ей удалось избежать, выдернув веревку, которую Роджер комкал в руке, и только то, что они оба были привязаны за запястья, не дало им окончательно потерять друг друга. Второе столкновение чуть не сбило ее с ног, и Леония еще раз вскрикнула, на этот раз от ужаса перед тем, что может случиться, если она упадет.
Она больше не пыталась идти против движения. Раньше или позже, говорила она себе, они остановятся и Роджер снова присоединится к ней. Роджер почти одновременно с ней пришел к такому же заключению и не тянул за веревку. Их несло дальше без сопротивления.
Вдруг шествие замедлилось, и неожиданно Леонию бросило в плотную массу людей. Сейчас ей не угрожала опасность упасть и быть раздавленной, упасть было невозможно. Ее прислонили к грязной спине человека, стоящего впереди. Давление росло, ее лицо прижалось к запачканным вонючим лохмотьям. Леония думала, что задохнется. В отчаянии задержав дыхание, она продвинулась между двумя людьми, тесно прижатыми друг к другу. Но давление сзади росло, новые люди стекались с улиц, чтобы присоединиться к толпе.
Плечи, между которыми была зажата Леония, сдвигались все больше. Леония стала вырываться, понимая, что может произойти, но она ничего не могла предотвратить. Как оливка, зажатая между большим и указательным пальцами, она была распята между двумя плечами и прижата к грязной вонючей спине. Она сопротивлялась долго, как могла, зная, что Роджер сделает все возможное, чтобы приблизиться к ней.
Боль врезающей веревки, в то время как люди давили со всех сторон, удерживала Леонию от паники. Она не чувствовала себя одинокой и беззащитной, несмотря на реальную опасность. Она не могла избежать толчков со всех сторон и испугалась, что веревка лопнет, и они потеряются.
Попытки глотнуть чистый воздух и надежда, что Роджер проберется к ней, не позволили ей осознать, что шум толпы нарастает, возбужденные возгласы, и рев сменяются криками боли и ужаса. Лишь часом позже Леония поняла, что произошло.
Ее снова толкнули. Впереди никого не было и она чуть не упала, получив удар тяжелой дубинкой от мужчины, который управлял толпой. Сначала она ничего не поняла и не почувствовала, кроме боли от удара. Она закричала и зашаталась, пытаясь удержаться на ногах. Роджер бросился к ней и схватил ее в объятия.
Не осознавая, кто держит ее, Леония вскрикнула. Затем повернувшись, она увидела, кто держит ее, и ее глаза скользнули по человеку, толкающему ее в спину ко входу в здание. Она исторгла крик, еще, и еще, прежде чем с трудом отвернулась и прижалась к груди Роджера.
Ступени здания были широкими, блестели от влаги и были красными от крови. На другой стороне лежали раненые, некоторые из них еще шевелились, пока кровь хлестала из ран, нанесенных пиками и саблями. Пока Роджер смотрел на это, не в силах отвести глаз от ужаса, в дверях показалась женщина. Толпа ревела. Женщина остановилась. Вдруг сабля рассекла ей шею и плечо, пика пронзила грудную клетку. Она даже не успела вскрикнуть и упала. Кто-то ринулся вперед и сбросил тело в лежащую груду.
Роджер с трудом удержался от тошноты, осознав, что его толкнули тяжелым предметом. Это был один из агентов коммуны. Он злобно кричал, желая узнать, почему Леония прячет лицо. Счастье, что Роджер не освободил ее. Если бы его руки были свободны, то он действовал бы не думая и бросился на кровавые ряды мясников. Но он слишком боялся, что Леонию схватят, и сдержал свою ярость.
— Она что, жалеет этих предателей, которые зарежут ее и ее детей, если мы первые не расправимся с ними? — вопрошал агент коммуны.
— Она ничего в этом не понимает, — проревел Роджер, сознавая, что с Леонией могут расправиться так же. Он поднял левую руку, показывая веревку, и обратил внимание агента на кисть Леонии. — Она дурочка, — промычал он. — Ей просто страшно. Она ничего не понимает.
— Ты что, тоже дурачок, что привел ее сюда?
— Я не мог иначе, — ответил Роджер. — Я не мог оставить ее в кафе одну, когда меня взяли с собой. Мне лучше всего забрать ее отсюда.
Леония умолкла. Она узнала голос Роджера, когда собралась закричать, но сдержала крик. Агент коммуны огляделся, улицы были запружены людьми.
— Может, это и лучше, но вряд ли это возможно, — проворчал он. Затем кивнул налево. — Идите туда. Когда придет повозка, чтобы забрать тела, идите позади нее.
Это было не лучшее предложение, но Роджер был в таком отчаянии, что согласился бы и на худшее, на все, чтобы только убежать. Он тащил Леонию за собой и стал пробираться сквозь толпу, отражая удары и не обращая внимания на проклятия людей, которым он заслонял обзор. Вскоре сумасшедший рев толпы возрос.
Когда в третий раз кровавая расправа закончилась радостным ревом, Роджер был почти у стены здания, в десяти метрах от перекрестка, куда должны были приехать повозки. Юноша в рваной форме отразил пику, направленную на него, ускользнул от сабельного удара и свалился на груду тел на ступеньках. Другой удар почти свалил его с ног, он падал прямо на Роджера. За ним двое с пиками боролись на груде трупов, агенты Парижской Коммуны приближались с поднятыми дубинками. Роджер не мог больше сдерживаться и отбросил Леонию в сторону. На юном лице была ярость, руки экс-офицер поднял, защищаясь, он не закрывался от ударов.
— Стоп! — закричал Роджер. — Это не предатель и не враг. Я знаю этого человека. Он из моего родного города, честный человек и против своего желания был отправлен в войска капо. — Люди! — кричал он, — это ошибка! Вы будете смотреть, как режут своих?
Агенты коммуны повернулись, подняв дубинки, к Роджеру. Толпа с ревом ринулась вперед.
ГЛАВА 13
То, что могло послужить первым шагом к мучительному кровавому концу, оказалось в действительности путем к избавлению. Вместо того чтобы отпустить их, толпа окружила Роджера, Леонию и недавнюю жертву. Агенты коммуны и пиконосцы остались позади двигающейся волны, поняв по возгласам и смеху, что новый вердикт был провозглашен, более основательный, чем приказы революционного трибунала. Народ, настаивающий прежде на смерти узника, сейчас с диким возбуждением приветствовал освобождение пленника.
