Боже, благослови их.
— Ты сумасшедший!
— Очень похоже, — ответил Рэннальф. — Ты, мудрый человек, говорил мне это много раз. Эндрю, принеси немного вина, чтобы охладить графа Лестера.
— Я не хочу вина, — проворчал Лестер. — Два года, пока у нас все шло прекрасно, с тобой невозможно было говорить. Сейчас, когда руль корабля отобрали, рулевой сошел с ума от жадности и эгоизма, капитан — лунатик, а команда — мятежна, ничто не может испортить твоего хорошего настроения. — Он испытующе посмотрел на Соука. — Ты что-нибудь знаешь, чего не знаю я, Рэннальф?
— Нет, Роберт. Я не вижу все в таком черном свете, как ты. Все пойдет хорошо, если Юстас уедет. Когда его не будет, Стефан, надеюсь, станет более управляемым. Если во Франции дела пойдут хорошо, я смогу привезти Херефорда, чтобы он произнес свои банальности.
— Во Франции! С Людовиком и Юстасом, сражающимися с Анжуйцем? Он разотрет в порошок их кости своими зубами, а потом проглотит нас целиком.
Рэннальф больше не смеялся.
— Если это правда, — ответил он, — тогда Юстас может не возвратиться. — Затем быстро добавил:
— Возможно, я ошибался всю жизнь, и все, что нужно, — это железная рука, управляющая людьми, если они не способны справиться сами.
— Итак, ты наконец понял, что твердая власть наведет порядок в стране.
— Нет! Не говори ничего, Роберт. Стефан — король. Давай помолимся, чтобы ум и характер Юстаса исцелила победа. По крайней мере, не предлагай мне измены.
— Тьфу! Я хотел говорить о деле, а не об измене, но, если ты такой чувствительный, давай ограничимся нынешними бедами, а будущие оставим в покое. Я пришел рассказать тебе, что Стефан проснулся от долгого сна. Он активно включился в дела Юстаса и спрашивал о тебе, желая знать, какой ответ ты получил от Херефорда. Я посылал тебе весточку. Разве ты не получил ее?
— Конечно, получил. Ты думаешь, скакать день и ночь без сна — мое любимое занятие? Хорошо, я готов. У меня есть новости, которые обрадуют его сердце. Пять Портов оснащены, они в боевой готовности. Юстас может выступить в поход завтра, если пожелает.
— Так скоро?
— Мне пришлось насыпать много золота, чтобы дела пошли гладко, — сухо сказал Рэннальф.
— С этим делом все в порядке, но ты согласен со мной, что в случае с Херефордом мы хотим не перехода к войне, а еще одну передышку?
— Если ты имеешь в виду, что хочешь удержать Стефана от нападения на Херефорда, я согласен с этим.
— Тогда, ради Бога, не стоит портить себе настроение. У Херефорда есть много чего сказать, с чем ты не согласишься. Если ты вернешься в ярости, будет нелегко найти другое оправдание, чтобы не дать Стефану созвать вассалов на войну.
Неожиданно Рэннальф снова засмеялся.
— Тебе нужно какое-то оправдание, — выдавил он, — но у меня, имеющего глупейшую и непослушную жену, которая теряет мои письма и не может запомнить, что я писал в них, у меня уже есть оправдание. — Он протянул письмо Кэтрин Лестеру. — Графиня Соук вместо того, чтобы взять деньги в долг в счет следующей ренты, как я ей приказывал, взяла дополнительную плату со своих вассалов, обещая им, что они не будут призваны на войну, за исключением защиты моих или их собственных земель.
— Почему ты находишь это смешным? — Лестер был изумлен.
— Почему я не могу найти в этом источник грусти, даже если она забыла, что я говорил ей? Это чудесно соответствует моим целям. Деньги потрачены на королевские нужды, и Стефану придется выбирать, принимать ли их вместо службы вассалов Соука, принимать вассалов Слиффорда или приказать мне использовать вассалов Слиффорда для войны с вассалами Соука и заставить их подчиниться мне, пренебрегая словом моей жены, леди Соук. Он может возместить мне деньги, чтобы я вернул им, но ты знаешь, насколько это маловероятно. Разве Кэтрин поступила дурно? — И после паузы Рэннальф добавил:
— Она хорошо поступила, действительно хорошо.
Глава 11
В свежем цветении раннего лета, пока зрелость разгара сезона не привнесла грустный оттенок упадка, сельская округа казалась эдемским садом. Солнце было теплым, ветерок прохладным. Огромные белые облака украшали ярко-голубой небосвод, и тень падала изящным узором на извилистую дорогу. Кроткое мычание коров, терпеливо ожидающих дневной дойки, доносилось с поля.
Завершали живописную картину струйки дыма, вьющегося в небо над небольшой деревушкой, спрятавшейся за лесом.
Рэннальф огляделся, впервые по-настоящему взглянув на деревенскую природу. Почему так не может быть всегда? Почему он так часто видел эти зеленые поля в огне, скот, валяющийся в крови, адское пламя, готовое сожрать и эту деревню, и эти леса? Он гнал дурные мысли прочь. Он мог поговорить с Херефордом о мире, мог убедить его согласиться с разумными требованиями короля. К сожалению, Рэннальфу нужно было предъявить и нелепые требования, которые чувство долга не позволяло ему обсуждать, хотя разум отказывался понимать их.
Положение было невыносимым, и война стала неизбежной при таком состоянии духа Стефана. Конечно, Лестер делал все, что мог, но король был непреклонен. Призывать Херефорда к миру было скорее всего пустой тратой времени. Ведь именно король, а не мятежники на этот раз нарушил покой в стране. Мир перевернулся.
Зачем он едет? Почему не предпринять последнюю решительную попытку уничтожить мятежных баронов? Потому что позже для этого будет больше возможностей. Рэннальф смотрел правде в глаза. Несомненно, их шансы увеличатся, если Людовик с Юстасом добьются успеха. Но будет намного хуже, если поход на Нормандию закончится крахом. Он едет к Херефорду потому, что сам хочет мира так страстно, что ему все равно, как его достичь. Он возложил на себя эту неблагодарную работу и взял двухдневную отсрочку, надеясь на чудо.
«Что со мной происходит?» — удивлялся Рэннальф, следя за одиноким облачком. Оно расплывалось в ясном голубом небе, и небо стало от этого похожим на глаза Кэтрин. «Я просто старею», — подумал Рэннальф. Он вспомнил: несколько раз, когда он был тяжело ранен и долго не поднимался с ложа, его тоже посещали такие болезненные фантазии. Но сейчас он здоров, как никогда. Вопреки всем тревогам, он снова чувствует вкус еды, твердая плоть покрыла его кости, в нем бурлила энергия. Правда, это не та энергия. Он мог представить себе, как охотится с гончими или ястребами, занимается с Ричардом, даже объезжает лошадей и выкорчевывает столетние пни. Он мог представить все что угодно, только не войну. Он устал от нее. Должно быть, он все-таки состарился.
На другой стороне долины возвышался замок Херефорда. Рэннальф осадил лошадь и послал вперед сэра Эндрю, а сам с людьми продвигался очень медленно. На середине пути Фортескью вернулся с известием, что Херефорд отказался их принять. Стало быть, это не начало конца, а конец. Рэннальф бросил взгляд на пышные поля, леса и на единственное облачко в небе. Потом решительно пришпорил Лошадь.
— Херефорд должен принять меня, — упрямо сказал он, и его люди, изумленно таращась, последовали за ним.
Граф Соук, по мнению его людей, был лучшим полководцем в Англии. Он был и отважен, и осмотрителен, бросаясь в бой и расчищая дорогу для своих людей. Но он никогда не вел свои войска туда, где не было пути к отступлению. От замка Херефорда, однако, не было пути ни вперед, ни назад. Такой малочисленный отряд не мог ни осадить огромный замок Херефорда, ни взять его штурмом. Разбить перед ним лагерь и вызвать возмущение его хозяина и горожан было равносильно самоубийству. Когда они доехали до закрытых ворот крепости Херефорда, откуда извилистая дорога вела к стоящему у подножия возвышенности замку, Рэннальф приказал людям спешиться и ждать.
— Теперь я поеду один. Херефорд должен принять меня.
— Нет, милорд.
