присутствовать на вашей свадьбе за не слишком высокую цену: обещание без промедления возвратиться в свою комнату в замке, когда я того потребую?
— Да, я хочу это сделать.
— Тогда ты готов сдержать свое обещание утром? Я надеюсь, ты сможешь посетить принца сразу после завтрака, чтобы остаток дня быть свободным, но если у тебя есть другие дела…
— Это не имеет значения, — перебил его Альфред. — Ты найдешь меня в большом зале, когда бы я тебе ни понадобился. Леди Барбара шьет свадебное платье и, думаю, захочет навестить придворных дам, прибывших в Кентербери. Она не будет возражать против моего отсутствия.
Генрих де Монфорт снова выразил свою благодарность, и они расстались. На душе у Альфреда было неспокойно. Он не мог поверить, что ничтожные заверения, которые сделали они с Барбарой, оказали такое большое и немедленное воздействие на принца Эдуарда, и постарался предупредить об этом Генриха. Никто не бывает так слеп и глух, как те, кто не желает видеть и слышать, однако было совершенно ясно, что Генрих де Монфорт умышленно выбросил из головы упорство принца.
На следующее утро Альфред послал Шалье к Барби с новостями о прибытии двора и эмиссаров Людовика и предупреждением, что он не знает точно, когда освободится. Он просил ее оставить Шалье у себя до тех пор, пока она не попросит у своего отца человека, который мог бы выполнять ее поручения и сопровождать ее.
— И передай ей, — приказал он Шалье, — что с пятнадцатого числа и до второго пришествия я буду ждать ее у алтаря кафедрального собора.
9.
Когда Альфред посылал Барбаре это сообщение, он хотел извиниться за то, что не обхаживает ее, как положено томящемуся от любви обожателю. Действительно, он собирался пообедать вместе с ней или хотя бы поужинать. Но он и понятия не имел, что почти стал королевским доверенным лицом, когда Эдуард поприветствовал его с необычайной теплотой.
— Я рад видеть вас снова, — заявил Эдуард, поднимаясь со своего стула и протягивая Альфреду руку. — Ваш предыдущий визит был для меня очень полезен. Я чувствую, что могу всегда положиться на ваш здравый совет без привкуса лести.
— Так как я искренне уважаю и люблю вас, милорд, и у меня нет причин бояться вас или надеться получить что-то, вы можете полностью рассчитывать на мое бескорыстие. Я пришел побеседовать с вами и хоть как-то облегчить ваше положение. Прежде всего у меня есть две новости, которые мне позволено вам сообщить. — Альфред поколебался, затем проговорил медленно и твердо, глядя в глаза Эдуарда: — Одну вы сочтете хорошей, другую — дурной, но я прошу вас очень осторожно все обдумать, прежде чем прийти к какому-либо решению.
— Вот как? Давай сначала дурную.
События последних трех месяцев сильно изменили внешность принца. Он похудел, и его глаза казались немного запавшими; однако слабое веко левого глаза было не ниже, чем обычно, не так, как в их первую встречу. В самом деле, накануне его глаз казался просто щелкой. Альфред знал, это — верный признак того, что принц очень устал и находился в грустном расположении духа. Теперь разница между глазами была едва заметна, и, кроме того, они были голубого цвета — обычно это означало, что принц замышляет какую- то проказу. Но в данное время и в данном месте игры были совершенно невозможны. Значит, Эдуард что-то планировал.
Альфред мог легко отбросить укоры совести. Он несколько раз пытался предупредить Генриха: что бы ни изменило плохое настроение Эдуарда — это опасно для планов Монфорта. Генрих не прислушался к его предупреждению.
Альфред как бы случайно подвинулся, чтобы луч света из бойницы высоко в стене падал на его лицо, а не на лицо принца, а Эдуард повернулся так, что стражники могли видеть его лицо только в профиль. Затем Альфред точно повторил все, что сказал ему Клермон, включая источник слуха о том, что друзья Эдуарда с уэльсских равнин побеждены. Он видел квадратный подбородок принца, но подумал, что Эдуард выглядит скорее погруженным в раздумья, чем огорченным.
В заключение Альфред рассказал ему о заявлении посла Папы о том, что Оксфордские соглашения должны быть объявлены недействительными, и лишь тогда глава Церкви ступит на землю Англии. Когда он закончил, Эдуард смотрел на него с таким напряжением, что Альфред молил Бога, чтобы стражники не заметили этого. Оба глаза принца были широко раскрыты и просто сияли. Однако когда он заговорил, его голос звучал вяло и безразлично.
— Я не думаю, что Лестер согласится на предложенные послом условия, поскольку форма правления, определенная в условиях Кентерберийского мира, основывается на Оксфордском соглашении.
— Мое предположение было таким же, милорд.
После затянувшейся паузы принц заметил:
— Вы — хороший друг, Альфред.
— Благодарю вас, милорд, — ответил Альфред, — но надеюсь, что вы не забудете, что Генрих де Монфорт настаивал, чтобы я сообщил вам о распоряжении посла Папы отменить Оксфордское соглашение.
Последовало продолжительное молчание, прежде чем Эдуард промолвил:
— Не забуду. — Затем он на мгновение сжал руку Альфреда у плеча и протянул ему другую, которую Альфред поцеловал, в то время как принц кивнул, добавив: — Теперь вы можете идти.
Ничто в лице или голосе Эдуарда не выдавало хорошего настроения, кроме поднятого левого века и сияния глаз, но Альфред почувствовал, что принц воодушевлен, готов проявить безрассудную смелость или перенести любую боль. Его поведение так обеспокоило Альфреда, что он решил отложить свой визит к Барбаре. Это оказалось очень кстати, потому что один из пажей Генриха де Мон-форта, запыхавшись, бросился к нему и попросил его подняться наверх и пообедать с лордом.
Пока слуги приносили блюда, Генрих вел себя как обычный хозяин. Он усадил гостя, попросил его выбрать нарезанные куски дичи и тушеное мясо, которое ему понравилось, приказал налить вино в серебряные бокалы. После того как слуги положили куски мяса на их тарелки и принесли чаши с тушеным мясом и похлебкой, Генрих отослал их и начал благодарить гостя.
В то время как Альфред искал вежливую причину, чтобы сразу после свадьбы вернуться во Францию, Генрих спросил:
— Как я могу перестать благодарить тебя? Я уверен, что твое влияние убедило Эдуарда подписать условия мирного договора.
— Подписать… — откликнулся Альфред, но Генрих оборвал его:
— Эдуард сам сообщил мне об этом, прислав записку с просьбой прийти к нему. Он был доволен. Он даже улыбнулся мне и сказал, что знает — я сделал для него все, что было в моих силах. Как я могу перестать тебя благодарить? Стража сообщила, что ты рассказал ему обо мне, упомянув о моей доброй воле.
— Я принимаю твою благодарность, — сказал Альфред, — так как знаю, что Эдуард не обращался бы с тобой доброжелательно, если бы мои слова не имели значения, но я, конечно, не советовал принцу подписать этот договор.
— Советовал ты принять мир или нет, но вывод из твоего рассказа был именно таков. — Генрих улыбнулся в ответ на сердитый протест Альфреда. — Возможно, это просто было результатом твоего напоминания о радостях свободы. Возможно, это вообще не имеет к тебе никакого отношения, а Эдуард принял во внимание желание своего отца. Я не знаю, и мне все равно, почему Эдуард решил Дать клятву поддержать мир, но он сделал это и не просил меня ни о каком одолжении. А ты — один из людей, которых принц выбрал служить ему.
— Я? Но я женюсь через два дня!
Генрих расхохотался:
— Тебе позволят выполнить твой долг ночью, я обещаю.
Альфред не улыбнулся в ответ.
— Генрих, это невозможно. Ты сам говорил мне, что один из пунктов соглашений Кентерберийского мира гласит о том, что иностранцам не позволено занимать места в королевском доме.
— Но дом Эдуарда — не королевский дом, — возразил Генрих, улыбаясь.
