— Одрис! — воскликнула в ужасе Эдит.
— Не браните ее, — мягко сказал Стефан.
Хью не мог со своего места разглядеть лица Стефана. Однако, он был уверен, что король был в восторге от возможности предстать ее защитником после замечания Эдит. Одрис быстро подняла голову, — улыбка ее стала шире, так что за розовыми губами стали видны зубы, которые нельзя было назвать изящными, но зато они были белые и здоровые.
— Вы снисходительны, сэр, простив меня так быстро, — произнесла Одрис почтительным тоном, посмеиваясь про себя. — И в знак моего истинного раскаяния я принесла вам подарок.
Она выпрямилась, посмотрела за скамьи, затем кивнула головой и сделала приглашающий жест. К ней поспешила Фрита, держа в руках свернутый в рулон гобелен. Сэр Оливер напрягся, мысленно проклиная свою жену за то, что она, такая дура, разрешила Одрис показать свою работу. Однако он продолжал сидеть молча. Лучше будет не протестовать против показа картины, а выразить полное равнодушие к ней. Лучший способ защитить сейчас Одрис — это вести себя так, словно это обычное полотно и в нем нет ничего особенного. Сама Одрис, сознавал сэр Оливер, не придавала своей картине определенного смысла. Она попросила какого-то высокого мужчину подержать полотно и с улыбкой ожидала мнения Стефана.
— Прекрасно! — Было первым словом короля, однако, как только до него дошел смысл изображенного, он бросил взгляд на сэра Оливера и нахмурился. Сэр Оливер выразил свое согласие с мнением Стефана слабым кивком, стараясь не показывать, что он заметил выражение его лица после произнесенного восклицания. Губы Стефана искривились.
— Итак, — спокойно произнес он, — мой приход не был неожиданностью. Это полотно не могло быть выткано за несколько часов или даже в течение дня. Кто…
Улыбка Одрис застыла на ее губах. Она заметила напряженное состояние дяди и осознала, что совершила ошибку, принеся гобелен. Какая я глупая, — подумала она, — что не придала значения чувствам тети, а ведь она испытывала нечто более сильное, чем простой испуг от предсказаний. Мне надо было раньше попытаться узнать, что происходит. Я могла бы послать за гобеленом и позже. Она обвиняла себя с еще большей горечью, так как не переставала думать о последствиях своего поступка. Ее единственным желанием было избавиться от полотна, доставившего столько тревог.
— О! Как это удивительно! — воскликнула Одрис, прервав Стефана. — Клянусь, я не знала, что вы намереваетесь нанести сюда визит. Эта картина — лишь плод моих надежд и желаний. Бруно говорил мне, что собирается к вам за помощью, после того, как Саммерфилд угрожал взять Джернейв силой, а мой дядя отказался сдаться. И я… испугалась.
Это была неправда: Одрис, полностью отдавшаяся работе, не испытывала страха. Но она по своей природе не была лгуньей и голос ее дрогнул, сразу же убедив всех в обратном.
— Поэтому я выткала картину, чтобы себя успокоить, — закончила она.
Стефан снова улыбнулся, так как объяснение Одрис выглядело разумным, хотя и недостаточно убедительным. Он кивнул сэру Оливеру, но его слова были обращены к Одрис.
— Я не хотел тебя напугать, дитя мое.
Эта фраза вызвала ответную улыбку.
— Я не дитя, милорд. Я знаю, что мала ростом, но похоже, больше уже не вырасту. Мне скоро будет двадцать три.
— И до сих пор она не замужем! — воскликнул Стефан. — Как это так?
Одрис поняла, что попала в ловушку, но было уже поздно. Глубокое удовлетворение Стефана ее ответом вызвало в нем едва уловимое самодовольство, проявившееся в осанке, характерном движении пальцев и наклоне головы хотя на его лице сохранялось выражение сочувствия. Это удовлетворение подтвердило ее догадки о намерениях короля, прежде чем они были выражены словами. Стефан, так же как и Бруно несколько недель назад, считали дядю виновным в ее затянувшемся девичестве. Однако король, у которого была власть, мог пренебречь дядей и выбрать ей мужа по своему усмотрению.
На мгновение Одрис застыла в паническом ужасе. Затем ее быстрый ум нашел решение. Итак, король хочет обмануть бедную невежественную девушку и насильно выдать ее замуж, не так ли? Одрис была уверена, что только дядя имел право выбрать ей мужа. И несмотря на ее отказы, это право за ним сохранялось.
— Увы, сэр, — вздохнула Одрис, виновато опуская голову, — боюсь, это все из-за моей чрезмерной странности. Дядя, наверное, готов свернуть мне шею, разгневанный моими отказами. Он передал мне целую гору предложений, но я не смогла найти человека, понравившегося мне, а сэр Оливер так добр и ласков, что не желает меня принуждать.
На этот раз улыбка застыла на лице Стефана. Хью, который шагнул вперед, пожелав лучше рассмотреть гобелен, увидел жесткую складку вокруг губ короля. Он не удивился тому, что Стефан отчасти был ошеломлен. Хью и сам с трудом верил в услышанное. Он был убежден, что склонившая голову Одрис произнесет традиционные слова: — Сэр, я буду счастлива иметь мужем того, на ком остановится ваш выбор. Теперь же Хью, затаив дыхание, разрывался между восхищением, причину которого он отказался признать, и обеспокоенностью, что король придет в ярость от услышанного.
Однако Стефану не удалось ответить: сэр Вальтер Эспек громко и от души рассмеялся.
— Девушка, ты, я думаю, капризничаешь, потому что слишком разбалована. И тем не менее твой дядя волен мириться с тобой, а нас это не должно касаться.
Эти слова были адресованы Одрис, но последняя фраза явно предостерегала короля. Если бы сэр Оливер проявлял какие-либо признаки недовольства, принимая Стефана, то Эспек и другие северяне могли воспринять его двусмысленное поведение как попытку оправдать перед королем свои действия в отношении замужества племянницы. Однако теплый прием, оказанный сэром Оливером королю, исключал это предположение.
К тому времени Стефан оправился от удивления, и если даже понял скрытое предупреждение, то не подал виду.
— Не думаю, что девушка капризничает, — произнес он. — Тот, кто может сделать такую прекрасную работу, — он указал на гобелен, — и в самом деле может быть наделен особым вкусом. Может быть, из моих рыцарей ей кто-нибудь и приглянется.
Еще одна ловушка. Опять паника начала охватывать Одрис. Она страстно желала исчезнуть. Если бы ей удалось избавиться от всего этого, она поклялась бы скрыться в горах. Там сейчас не так страшно, так как опасность от рыскающих отрядов шотландцев миновала. Правда, погода была еще слишком холодной, чтобы получить удовольствие от каждодневных скитаний и сна под открытым небом, но там было множество пристанищ. Она надеялась, что король пробудет не более одного-двух дней. Джернейв был хорошо укрепленным замком, а земли, которыми владел дядя, обширны и плодородны. Но все же Джернейв слишком мал по сравнению с королевством. Одрис нервно сжала руки и развела их, как будто умоляя.
— Но я не желаю замуж, — воскликнула она. — Я и так счастлива. И даже если вы не будете снисходительны к моему желанию остаться одной, то поверьте: после всего, что я рассказала о доброте своего дяди, я не выйду замуж за человека, который не пользуется его расположением. Только сэр Оливер может решить, насколько этот человек достоин меня.
— Все женщины стремятся выйти замуж, — сказал Стефан с нарастающей резкостью в голосе. — Богатство — это еще не все. Эти рыцари — мои приближенные, а благосклонность короля ценится высоко.
Резкий тон Стефана заставил Бруно и Хью выйти вперед. Хью остановился, сделав единственный шаг, снова подавляя желание защитить ее. Но Бруно улучил момент и встал справа за креслом короля, отрицательно качая головой в знак предупреждения. В самом начале, когда Одрис приближалась, Бруно предусмотрительно стал так, что не был виден. Он знал Одрис и боялся, что та из-за своей беспечности сразу могла броситься к нему, а не подойти к королю с приветствием. Теперь же он понимал, — надо остановить девушку, прежде чем та наговорит лишнее. Она могла привести короля в ярость, сказав ему, что полностью доверилась бы в этом вопросе северным баронам, а они, как говорил ему Хью, не хотели ее замужества с бедными подданными Стефана даже еще больше, чем сэр Оливер.
К сожалению, движение Бруно не ускользнуло от Одрис, и вместо того, чтобы вызывающе заявить: «Такой подданный для меня мало чего стоит», она громко воскликнула:
— Бруно! Дорогой! — И затем закрыла ладонями рот, но почти сразу же, убрав немеющие пальцы,
