ближе прижимаясь друг к другу. Их слияние длилось недолго и причиняло неудобство, но в них настолько возросло сексуальное возбуждение, столь яростное и неистовое, ибо они сдерживали его и отказывались от него, когда разговаривали или касались друг друга, и поэтому оба моментально достигали критической точки удовольствия. Они лежали несколько минут вместе, ошеломленные яростью высвобождения страсти, пока Хью, наконец, не поднял голову так, чтобы видеть лицо Одрис.
— Увы, кажется, я презренный лгун, — хрипло прошептал он, одарив ее широкой улыбкой. — Я, помню, писал тебе, что мне достаточно только взглянуть на тебя.
Одрис хихикнула:
— К счастью, я не собиралась поверить тебе. Я не такая гордая, как ты, моя душа, и хочу обладать тобой всем, когда мы сможем быть вместе.
— И это доставляет мне большое удовольствие, — ответил Хью, целуя ее еще раз, потом нежно отстранился от нее и оправил ей юбку.
Одрис вздохнула, — ей нравилось чувствовать близость его тела, даже тогда, когда страсть угасала, но она не задерживала Хью. Она знала, что поступили они безрассудно, и было бы опасно потворствовать себе самой, поэтому, пока Хью приводил в порядок свою одежду, она села, прислонившись к спинке скамейки. Хью кивнул ей, положил доспехи на самый край скамейки, усадил ее на другой конец, а сам сел рядом.
— Я никогда не пойму, почему ты выбрала меня, — продолжал он полусерьезно и полушутя. — Все произошло по воле Божьей и твоей. Знаешь, я так сильно нетерпелив, потому что очень хочу завоевать владения. Ты подумала, как я тебя просил, сможешь ли уехать из этой страны, Одрис?
—
Хью сердито свел брови:
— Почему? Если я готов оставить Джернейв, то чем может быть недоволен твой дядя?
Одрис обхватила руками его лицо, поцеловала его в нос и рассмеялась:
— Если бы он видел твой сердитый взгляд, он, возможно, испугался бы, что ты убьешь меня сразу же, как только я ослушаюсь тебя. — Она снова засмеялась, а Хью возмущенно вздохнул, и, не дав ему заговорить, она продолжала: — Нет, дорогой, это не относится к моему дяде. Я думала, что, возможно, ты слышал известия из Нормандии. Там нечего завоевывать.
— Я ничего об этом не слышал, — сказал Хью. — Я послал записку в Йорк, чтобы Тарстена не вызывали ни по какому делу, даже, если сгорит собор, и мой гонец, должно быть, вытряхнул мозги из секретаря Тарстена, который потом не присылал никаких известий. Я отрезан от всего и мне ничего неизвестно. Разве король умер?
— Нет, но его обвиняют в заговоре с целью убить или захватить Роберта Глостера, заманив того в засаду, и это привело в ярость нормандских баронов, хотя у этой истории есть и обратная сторона…
— Подожди, — перебил ее Хью. — расскажи все сначала. От кого ты это узнала?
— От Бруно. Ты помнишь, что он служит у короля.
Хью посмотрел на нее:
— Конечно, помню. Разве я тебе не говорил, что Стефан предлагал мне службу?
— Вероятно, ты не принял предложение, — сказала Одрис, нахмурившись, — потому что король или не так благороден, как должен быть, или — я не знаю, что хуже — не так уж решителен. Бруно, который так предан, что не видит недостатков, оправдывает Стефана во всем, но с какой бы стороны я ни посмотрела на эту историю — везде я могу найти, в чем обвинить короля.
— Если бы ты рассказала мне, что случилось, — настаивал Хью с долей нетерпения в голосе, — возможно, я смог бы и сам сделать вывод.
Услышав громкий мужской смех оба — и Одрис и Хью — удивленно встали и повернулись туда, где тропинка огибая слева клумбу с розами, переходила в травяной газон. Душа Хью ушла в пятки. Сэр Оливер пристально смотрел на них, все еще наполовину скрытый кустами роз. Как долго он там находился?
Глава XVI
В следующий момент Хью понял, что только он виноват в том, что дядя Одрис что-то заподозрил. Казалось, что он остановился, лишь услышав последнее замечание его племянницы и ответ Хью, так как он шел навстречу, улыбаясь и тепло его приветствуя.
— Мой слуга спустился в поле и сказал, что ты прискакал, сэр Хью. И мне захотелось поблагодарить тебя за то, что ты сообщал нам новости о переговорах с шотландцами.
Его страхи и наихудшие предположения улеглись из-за теплых слов и дружеского приема. Хью еще находился под впечатлением встречи с дядей Одрис, и он не мог произнести ни слова и только кивнул в ответ, мысленно и искренне благодаря Деву Марию за то, что она проявила свою снисходительность и доброту к ним, глупым, и укрыла их, остановив сэра Оливера и не позволив ему появиться несколькими минутами раньше.
— Ты останешься на несколько дней? — продолжал сэр Оливер и добавил, сухо улыбаясь. — Я обещаю, что не оставлю тебя снова во власти Одрис. Она хорошая девушка, но поговорить с ней — можно с ума сойти.
— Я должен завтра возвратиться в аббатство Джерроу, — ответил Хью. К счастью, он все еще не пришел в себя, с трудом избежав опасности, и поэтому не был столь решителен, чтобы защитить Одрис от сухих насмешек сэра Оливера.
— Я не такая уж плохая, как ты меня представляешь, — вскрикнула Одрис, смеясь и одновременно жеманно надувая губы.
— Я еще никогда не имел возможности выслушать хоть одну складную историю от тебя, — проворчал сэр Оливер. — Если сэру Хью удается, то мне бы хотелось знать, как это у него получается.
— Он слушает более внимательно, — сказала, нахохлившись, Одрис. Ее глаза зло сверкали.
— Что Вы подразумеваете под складной историей? — быстро спросил Хью. Он был напуган выражением лица Одрис и ее замечанием, которое, как он понял, намекало на их отношения.
Слушая, что он говорит, Одрис поднялась со скамейки и села на траву, уступив место дяде. Он кивнул ей и сел. Одрис небрежно прислонилась плечом к ногам Хью, делая вид, что так ей удобнее смотреть на сэра Оливера и слушать, как он отвечает на вопрос Хью. Хью нервно напрягся, чувствуя ее прикосновение, и одновременно его одолевало сильное желание «задушить» ее за озорство.
— Одрис, ты заставляешь сэра Хью чувствовать себя неловко, — возразил сэр Оливер, отстраняя ее.
— Нет, нет, — заверил его Хью. — Она легкая. Если Вы позволите, то я был бы рад оказать услугу демуазель и послужить ей опорой, чтобы ей было удобно. Но что за беда приключилась с Робертом Глостером, о чем пишет Бруно? — поспешно спросил он, чтобы сменить предмет разговора, потому что Одрис радостно хихикнула, и он испугался, догадываясь, что она может дальше сказать.
— Ты знаешь, что король Генрих отдал Кайе в распоряжение Роберта Глостера? — спросил сэр Оливер. Хью кивнул, и сэр Оливер продолжал:
— Бруно думает, что муж Матильды, Жоффрей Анжуйский, выбрал для атаки Мейзидон главным образом потому, что он находится не далее как в трех милях от Кайе: он ожидал, что Глостер откроет перед ним ворота Кайе. Но Жоффрей был разочарован, потому что, как оказалось, Глостер связан клятвой со Стефаном и даже посылал Стефану подкрепления, и король смог вернуть Мейзидон.
— Но это…
— Подожди, — перебил сэр Оливер. — На этом дело не закончилось. К тому времени Стефан довел до конца все, что наметил сделать. Он вынудил короля Франции Людовика признать его герцогом Нормандским и королем Англии. Он также заключил мир со своим братом, который знал, что тоже может претендовать на английскую корону, и так как он старше, то был очень недоволен, что Стефан так быстро принял корону. Намереваясь закончить свое дело, Стефан вызвал в Нормандию своих подданных и собрал огромную армию в Лизье, намереваясь выдворить Жоффрея из Нормандии.
— Именно тогда все и произошло, — сказала Одрис, видя, что лицо Хью загорелось страстью.
Оливер неодобрительно посмотрел на нее, но согласно кивнул. — Бруно сказал, что виной всему были ревность и подозрительность, которые испытывали нормандские бароны к фламандским наемникам Стефана и их предводителю Вильяму Ипрскому.
