Нищему безразлично: дашь ли ему или возьмёшь у него кусок хлеба.
Вот уже ровно девять дней, как в Фишерабадском квартале царит суматоха. Что же стряслось? Оказывается, супруга главного директора, госпожа Тадж ол-Молук, намерена отправиться в южные районы города[15] с благотворительными, так сказать, целями.
Все жители квартала, начиная с лавочников и кончая слепыми и плешивыми нищими, не перестают обсуждать эту новость, передавая её друг другу, как футбольный мяч, то длинными, то короткими пасами.
— Небось уже слышал? — обращается бакалейщик к соседу.— Госпожа директорша направляется в южную часть города…
— Как же, как же,— перебивает его мясник,— их слуга приходил ко мне за мясом и предупредил: дескать, оно для бедняков из южного квартала и госпожа наказала, чтоб отрубили поменьше костей и побольше мякоти…
— Сегодня я отправил в дом господина главного директора баклажанов на целых двадцать пять туманов,— сообщает зеленщик булочнику.— Говорят, госпожа собирается заняться благотворительными делами и по сему случаю собственноручно снимала шкурку с баклажанов…
— Послушай, Захра, тебе, конечно, известно, что нашей госпоже директорше взбрела на ум новая затея: бедным помогать. По этому поводу в доме такой тарарам подняли, конца-края не видно,— говорит одна горничная другой, вытряхивая ковры во дворе.
— Аллах знает, что там задумали,— отвечает Захра.— Наша бабёнка на все способна! Ты не слышала, говорят, госпожа обед дала? Поскольку у неё одни девочки родятся, так она поклялась взять на воспитание ребёнка с улицы, если на этот раз будет мальчик. Вот чего баба затеяла на старости лет,— ведь грешно о подобных делах думать!..
— Как вам не стыдно чужие косточки перемывать? — вмешивается в разговор служанок нищенка, сидящая у забора.— Добрая, хорошая госпожа, да падёт её тень на головы нищих и голодных. Уж она никогда не пройдёт мимо, чтоб не подать милостыни обездоленному…
Полицейский, что дежурит на перекрёстке, тоже в курсе всех дел. Среди стремительного потока машин он заприметил шофёра главного директора и, не отрывая повелительного взгляда от прохожих, своим тягучим голосом спрашивает:
— Садек-хан, правду говорят, будто госпожа собирается навестить южные кварталы города? Что это за новый фокус? Чем ещё она собирается удивить нас?
Садек-хан раскрыл рот, чтоб произнести слово «благотворительность», но пронзительный гудок промчавшейся мимо машины заглушил его голос.
Местная прачка, тётушка Хаджийе, убеждена в том, что госпожа директорша обещала накормить целый двор в южном квартале, если одна из её дочерей выйдет замуж. А поскольку вторая дочь отхватила себе приличного жениха, то мать решила выполнить свой обет.
Но главным центром, где сосредоточивались все новости, были женские парикмахерские. Пожилая дама, вот уже целых два часа сидящая перед зеркалом в надежде, что румяна, пудра, кремы и другие косметические средства снимут с неё следы разрушительного времени и вернут её шестидесятилетнему лицу свежесть и краски двадцатилетней юности, говорит, обращаясь к причёсывающей её мастерице:
— Вы, верно, слышали, что жена главного директора готовится посетить южные кварталы? Один только аллах знает, какие ещё сюрпризы она готовит.
Парикмахерша, приподняв свои тонкие, выщипанные брови, тоненьким, еле слышным голоском отвечает:
— Я слышала, все это — ради благотворительности…
— Как бы не так! —- в ехидной усмешке обнажая золотые зубы, отвечает дама.— Лучше бы приглядывала за своими бесстыжими девками, чтоб они не совращали молодых людей с пути праведного, не запускали рук в их карманы…
Тут, не выдержав, в разговор вступает молодая женщина, сидящая слева, с накрученными на бигуди волосами:
— Прошу меня простить, госпожа, что вмешиваюсь в ваш разговор, но вот уже много лет я близко знакома с госпожой Тадж ол-Молук и должна откровенно сказать, что это очень порядочная и добрая женщина. Все эти слухи, распространяемые о ней, сущая ерунда или, во всяком случае, большая их часть…
— А почему же тогда,— не дав договорить, сердито перебивает её молодящаяся дама,— эта порядочная женщина, забыв про свои годы, устраивает каждую неделю, по средам, приёмы и под видом игры в бридж и покер развратничает, отплясывает ча-ча-ча и оголяет ляжки?
— Ну и что из того? Разве это грех? У неё ведь тоже есть сердце! Зато поглядели бы вы, как по пятницам, когда к ним в дом приходит чтец Корана, она самозабвенно молится, обливаясь слезами.
— Пусть плачет, сколько ей влезет! Что эти жалкие слезы по сравнению с тем потоком виски, водки и вина, которые она поглощает на каждом приёме. Об этом-то всем известно! И вообще она — пройдоха и развратница.
— Ну что вы говорите, госпожа! Кто же в наши дни не пьёт виски или водки? Зато могу вас заверить, эта благочестивая женщина никогда не пропустит ни намаза, ни поста.
— С каких пор это стало называться намазом и постом? Вместо того чтобы внимать голосу муэдзина, она читает свои молитвы под звуки радио!
— Так что ж с того? Сегодня, должна заметить, в каждом интеллигентном доме есть радио. И разве это плохо? Правильно говорят: все хорошо на своём месте. Когда приходит время поста, госпожа Тадж ол- Молук и все её близкие, вместе с прислугой, одеваются во все чёрное, и в доме даже не нюхают спиртного.
— Ну, а что вы скажете: в каком виде эта благочестивая особа появляется на улице? На ней навешано столько разных побрякушек-безделушек, что надень все это на верблюда,— не выдержит, упадёт…
— Уважаемые дамы! — вмешивается в разговор владелица парикмахерской, высокая, статная женщина.— Прошу в моем заведении не затрагивать политических вопросов. Я должна зарабатывать кусок хлеба и не желаю, чтобы прикрыли мою лавочку…
У ворот особняка главного директора тоже раздаются голоса протеста. Убогий горбун-нищий, что регулярно приходит три раза в неделю к дверям дома за подаянием (кстати, ходят упорные слухи, что горб его не настоящий), не вытерпел и возопил:
— Здесь, на пороге её дома, я умираю с голоду, и урчание в моем пустом желудке доносится до небес, а эти господа с барабанным боем и литаврами собираются отправить на другой конец города кастрюли с пловом и челоу!.. О Аллах, ты не дал им жалости, неужели ты лишил их к тому же и разума?..
Наконец настал долгожданный день. Жена главного директора, госпожа Тадж ол-Молук, собственной персоной направилась в южный квартал города.
Все жители Фишерабада высыпали на улицу, точно в годовщину смерти имама Хосейна, и застыли в ожидании, когда знаменитый автомобиль, который в народе прозвали «Где украл?», выкатит из гаража, а госпожа директорша, словно жирная гусыня, соизволит выплыть из дверей особняка.
Из дома уже вынесли две огромные кастрюли, судки, несколько больших и маленьких котелков, круглые блюда, медные тазы, фаянсовую посуду, скатерти с разными сортами хлеба и ещё две большущие корзины, в которых были уложены яблоки, огурцы и грецкие орехи. Потом пронесли чемоданы, набитые подержанной американской одеждой, которую госпожа собственноручно приобрела на базаре у старьёвщиков.
Все это торжественно погрузили в багажник автомобиля.
Толпа зевак и бездельников уже окружила автомобиль. Послышались шутки, остроты:
— Да, видно, ворованное добро требует, чтобы долю его выделили в пользу бедных,— ехидно
