катастрофе. По пути встретил Садека, нашего общего с Джамалем-агой друга.
— Ты куда? — спросил он.
— На поминки Джамаля-аги. Пошли вместе!
— Нет, я не пойду.
— Дела не позволяют?
— Нет. Я до самой смерти своей ни о каких поминках и похоронах ни друзей, ни знакомых слышать не желаю! — с горечью выпалил он.
— Что так?
— А вот что. Лет десять — двенадцать назад умер мой друг — армянин Арменак. Я очень горевал — такой был милый, приятный, добрый человек. Узнал я об этом от Жоржа, двоюродного брата Арменака, которого встретил через три дня после его смерти.
— Дней пять назад,— рассказал он,— зашёл наш бедный Арменак в какую-то закусочную, выпил, съел несвежую колбасу, отравился и вот…
— Что ж это меня на похороны не позвали? — огорчился я.
— По правде говоря,— печально покачав головой, отвечал Жорж,— мы и сами-то на похоронах не были. Несчастного после смерти отправили в морг. Так как никто из нас туда не обратился, его через несколько дней погребли как неопознанного. И вся беда в том, что бедного Арменака похоронили на мусульманском кладбище, так что мы не можем даже устроить поминки и совершить прочие христианские обряды.
— Да как же это не различить, кто был покойник: мусульманин или христианин? — спросил я.
— Единственное различие между нами, христианами, и вами, мусульманами, это то, что вы делаете обрезание младенцам, а мы нет. Но в последнее время, когда появился новый американский способ этой операции и медицина признала гигиеничность обрезания, мы тоже стали прибегать к нему. Арменак — мир праху сто — был обрезанным, и потому врач, конечно, никак не мог установить, был ли покойный мусульманином или христианином. К несчастью, при нем не оказалось никаких документов, удостоверяющих его личность; была только маленькая фотография, но ней-то мы и узнали его, когда наконец обратились в морг.
— За чем же теперь дело стало? — спросил я.
— Мы хотим перенести труп Арменака на армянское кладбище,— печально продолжал Жорж.— Но говорят, что это нам не удастся, так как ваша религия запрещает тревожить усопших. Эксгумация проводится только с разрешения судебного врача и прокурора в тех случаях, когда причина смерти не ясна.
— Да, дело сложное. Надо хорошенько подумать, что тут можно предпринять.
— Ах, если бы ты помог нам! — растроганно воскликнул Жорж. — Мы были бы тебе бесконечно благодарны, а его жена и дети просто боготворили бы тебя. Подумай, несчастный не может вернуться к своим единоверцам, как он мучается сейчас! Ты сам несколько лет дружил с Арменаком, знаешь, какая у него была чувствительная душа!
При этих словах Жоржа покойный Арменак как живой встал у меня перед глазами. Ожили воспоминания прошедших дней, и глаза мои наполнились слезами. Хотя он был армянином, а я мусульманином, это не мешало нашей дружбе. Покойный был поклонником Орфи Ширази[112], любил Хафиза и Хайяма. Стихи этих великих поэтов не сходили с его уст. Он говорил, что каждый человек в этом мире достоин любви, а то, что разделяет нас,— всего лишь укоренившиеся предрассудки и отживающие традиции. На самом же деле никакой разницы между людьми нет.
Широта его взглядов и личное обаяние способствовали тому, что я все больше к нему привязывался и дружба наша крепла день ото дня.
Нахлынувшие воспоминания вконец расстроили меня, а когда я представил себе своего усопшего друга небрежно брошенным в могилу на чужом кладбище, скорбь моя стала беспредельна. Я почувствовал, что вся тяжесть ответственности за мир и покой его души легла на мои плечи. Он взывал ко мне о помощи. В ушах моих звучал его голос: «Это правда, я не отделял себя от людей иной веры, но здесь никто из родных и близких не может навещать меня. Там мне было бы спокойнее…»
Посетовав на несовершенство мира, я взял себя в руки и сказал Жоржу:
— Что теперь горевать, все мы отправимся в этот путь рано или поздно! Значит, судьба уготовила бедному Арменаку такую участь! Скажи мне лучше, что я могу сделать, чтобы помочь вам?
— Хорошо, если бы ты сегодня, или завтра, или в любое другое время сходил со мною в отдел регистрации умерших и сказал доктору, что в тот, последний, день был вместе с Арменаком… А мы вручим судье жалобу, в которой выскажем сомнение относительно причин его смерти и предположение о твоей причастности к ней. Мы напишем, что ходатайствуем об эксгумации с целью восстановить картину столь неожиданной гибели покойного. Конечно, ты сам понимаешь, что все это пустые формальности ради того, чтобы перенести тело Арменака с мусульманского кладбища на армянское. Когда это будет сделано, заявим, что ты не виноват, никакого убийства не было и у нас нет к тебе никаких претензий. Дело будет закрыто, и никто тебя пальцем не тронет.
На первый взгляд план Жоржа был прост и легко осуществим, но на самом деле все получилось совсем не так, как он предполагал.
— Ладно, завтра утром мы с тобой это проделаем,— нерешительно согласился я, надеясь, что за это время Жорж договорится с кем-нибудь другим или я сам найду более приемлемый выход из положения.
В ту ночь до самого утра мне снился покойный Арменак, молящий меня о помощи. Несколько раз я просыпался, но едва снова закрывал глаза, несчастный являлся передо мной и с надеждой взирал на меня.
Рано утром Жорж зашёл за мной. Я оделся, и мы отправились в отдел регистрации умерших, а затем в суд, где вручили жалобу Жоржа. На исковом заявлении я засвидетельствовал, что в ту трагическую ночь был вместе с Арменаком, и следователь сказал, что должен меня опросить.
— Где вы были? — начал он.
— В такой-то закусочной,— ответил я.
— Что заказывали?
— Такую-то еду и такое-то вино!
— До которого часа вы там пробыли?
— До одиннадцати.
— Где вы после этого расстались?
— На такой-то улице!
— И куда ты пошёл?
— К себе домой.
— А куда пошёл Арменак?
— Не знаю.
Он задал ещё множество подобных вопросов, куда-то выходил, входил, с кем-то шептался, и, наконец, отдал приказ об эксгумации.
Когда судебный врач обследовал труп Арменака, он заявил, что, по его мнению, в ту злополучную ночь я не просто убил Арменака — я надругался над ним со зверской жестокостью. Результаты обследования, зафиксированные в протоколе, гласили:
1) на шее убитого след от удара, напоминающего удар кулаком;
2) на правой ноге рана, нанесённая острым предметом, многочисленные ссадины;
3) на груди следы удара металлическим предметом;
4) повреждён кишечник, в желудке обнаружены остатки яда;
5) на левой ноге отсутствует большой палец… и т. д. и т. п.
Ознакомившись с протоколом обследования, я ужаснулся, но Жорж успокоил меня, ещё раз подтвердив, что все это пустые формальности, необходимые лишь для эксгумации трупа несчастного Арменака. Наконец нам выдали разрешение захоронить труп на армянском кладбище. Я направился было вслед за Жоржем, чтобы принять участие в похоронах, но меня неожиданно остановили:
